Ты придёшь ко мне во сне

Любимый мужчина, который целовал и ласкал каждый миллиметр моего тела. И там, во сне, исчез куда-то страх, отвращение к интимной жизни, смущение и вообще какие-то желания, кроме одного – любить и быть любимой.

– Девочка моя, – шептал он, лизнув языком вершинку груди. – Маленькая, – жаркий поцелуй в живот. – Любимая, – и его дыхание опалило чувствительную кожу еще ниже.

Я выгибалась, задыхалась и едва слышно шептала:

– Да, да, пожалуйста…

О каких фобиях могла идти речь, когда внутри разгорался самый настоящий пожар, а по венам текла не кровь, а огненная лава? И центр этого жаркого безумия был сосредоточен именно там, где его пальцы трогали и ласкали меня.

Я всхлипывала и стонала. Извивалась и дрожала, не зная, чего хочу больше – чтобы он остановился или продолжил свою сладкую муку.

– Да, Лея, да… раскройся… сделай это, маленькая моя… только моя, – шептал он мне в губы перед тем, как прижаться к ним в безумном поцелуе.

Послушно пыталась расслабиться, потому что финал уже был так близко…

Еще немного… совсем чуть–чуть… и…

… и я проснулась…

Но не в слезах со ставшими привычными вопросами на губах: «Кто ты? Где ты?»

Нет, в этот раз я проснулась от ноющего желания внизу живота и учащенного хриплого дыхания. А еще страшно злая и неудовлетворённая. Не надо быть особо умной, чтобы понять, какие желания меня обуревали в этот момент.

– Твою мать, – прошептала я потолку, падая на подушку и мысленно проклиная собственную фантазию и неожиданно проснувшуюся сексуальность.

Это всё Эндор виноват. Пока он не появился, мне такие сны никогда не снились. Я о парнях без дрожи думать не могла. А тут на тебе.

Машка еще спала, раскинув руки в разные стороны и смешно сопя. Я укрыла её одеялом, после чего сладко потянулась и отправилась прямо в душ.

Часы показывали половину седьмого.

Стараясь не шуметь, переоделась в спортивный костюм (еще один подарок Машки) и пошла на кухню, где поставила на плиту чайник.

Солнце уже ярко светило в окно, обещая тёплый день и отличную погоду, мелодично пели птицы и пахло соснами. Небольшая лесополоса располагалась как раз за элитным посёлком, где жили Машкины родители.

А если совершить утреннюю пробежку? Погулять, подышать свежим воздухом и привести собственные мозги в порядок?

Отключив чайник с мыслью «попью чай, когда вернусь», я оставила Машке записку на холодильнике и вышла, аккуратно закрыв за собой дверь.

Первый круг легкой рысцой – и я успокоилась, наслаждаясь погожим деньком, щебетанием птиц и солнечными лучиками, которые смогли пробраться сквозь пушистые ветви елей и причудливыми пятнами освещали тропинку.

– Лея? – неожиданно произнёс знакомый голос, и я едва не споткнулась.

– Калинин?

Вот кого я точно не ожидала увидеть здесь, так это нашего богатенького мальчика. Я думала, такие только в качалки ходят, а пробежка в парке – удовольствие для простых смертных, тем более в семь утра в воскресенье.

– Привет, – белозубо улыбнулся Роман, подбегая ближе.

Быстро осмотрела его с головы до ног. Майка, которую у нас называли по-простому – алкоголичка, была белоснежного цвета и как никогда выгодно подчёркивала загорелую кожу и литые мышцы. Картину завершали шорты, которые открывали накаченные икры. Ни дать ни взять – картинка с модного журнала.

– Здравствуй, – я его энтузиазма не оценила и попыталась обогнуть, чтобы продолжить бег.

Но не тут-то было. Парень увязался за мной следом.

– Бегаешь?

«Нет, летаю» – несколько раздраженно подумала я.

– Угу.

– Погода отличная.

– Угу.

– Совсем лето.

– Угу.

– Аверина, может, поговорим? – вдруг резко произнёс он и схватил меня за руку.

От неожиданности, я не смогла вовремя сориентироваться и врезалась ему в грудь, вышибая воздух из собственных лёгких.

– Ох.

Но и этого Калинину показалось мало. Схватив за подбородок, он прижался своими губами к моим.

Было больно и как-то мерзко и противно.

Вырвавшись, я со всей силой врезала ему пощечину. Получилось громко.

– Ой, – пробормотала я, рассматривая красный отпечаток своей ладони на его щеке, но сожаление длилось недолго. – Сам виноват! Зачем ты меня поцеловал?

– То есть этому старику можно, а мне нельзя, – процедил Роман, делая шаг ко мне.