Я вернусь

– Это кому тут меньше жрать надо? – раздалось за ее спиной зловещее шипение, и Богдана резко обернулась, понимая, что мама была права, когда говорила держать язык за зубами.

– Ай, мама, больно! – захныкала Богдана, когда мать приложила к свежей царапине перекись водорода.

– Молчи, дура! Это же надо было – с клиенткой подраться! – заорала Людмила Степановна. В последнее время глупость дочери переходила все границы и лишала ее последних сил.

– Да эта психованная меня приревновала, увидела, что ее мужик слюнями начал капать. Я что, виновата? – Богдана отвела материнскую руку и смачно хлебнула чаю с коньяком – «для успокоения».

– Дура ты, Даня! – успокаиваясь, пробурчала мать. – На тебя мужики стойку делают, ты еще жизнь свою так можешь устроить, а ты с какими-то бабами на базаре дерешься!

– Вот сволочь, все настроение испортила, – всхлипнула Богдана, – еще и Валька, коза, приперлась с утра пораньше и давай: «ой, мне Ашотик шубу покупает, настоящую норку, из Греции, не то что у тебя – китайские».

Не выдержав тяжелых воспоминаний, Богдана разрыдалась горькими слезами.

– Ну-ну, доченька. – Людмила Степановна прижала непутевую дочь к себе – хоть и дура, а жалко.

Как помрет она, то с кем Даня останется? На Ваську-кобелину надежды никакой. Пока-то он хороший, все в дом, все в семью и дочку любит, а как кризис среднего возраста бабахнет, так крышу и сорвет. А Богдана что? Это сейчас она сочная баба, а в климаксе разве сможет с молодкой соперничать? Надо пристроить ее в хорошие руки, пока еще есть время, а там и помирать не страшно будет.

– Мужчину тебе надо хорошего! Чтобы баловал мое сокровище, на руках носил и в норку кутал, – прошептала она, гладя дочь по пережженной голове.

– Где ж я его возьму-то? – утирая слезы, посетовала Богдана. – У нас на весь рынок Ашот один такой.

– Зачем тебе этот армянский нищеброд? – возмутилась Людмила Степановна, отходя от дочери на шаг и поднимая ее голову. – Не для того цветочек цвел! Пусть твоя Валька с ним путается. А тебе нужен американский миллионер – с твоими-то попой и сиськами!

– И где я его найду? – скривилась Богдана. – На мой базар приедет пуховик покупать, что ли?

Людмила Степановна отошла от дочери и включила старенький пластмассовый чайник, который когда-то дарила Богдане на день рождения. Вздохнув, покачала головой:

– Ну какой базар, Данечка? Люди давно придумали Интернет! Там можно жениха найти!

Открыв холодильник, она начала собирать на стол небольшой перекус: колбасу, сыр, хлеб, печенье и пирожки, которые испекла вчера.

– Мама, ну где я там че искать буду, я в том Интернете не разбираюсь и по-английски ни бум-бум, – Богдана протянула руку к пирожку, цепко схватила и откусила половину.

– Послушай, доченька, – щедро плеснув себе кипятка в большую кружку, Людмила Степановна вернулась к столу и присела на стул, стараясь поймать взгляд дочери, – я вчера вечером рецепты на «ютубе» искала, хотела вас чем-то вкусненьким порадовать, и случайно попала на канал женщины, которая вышла замуж и уехала в Америку. Она такие вещи рассказывает, я аж заслушалась! Ну да, муж старше, ну и что? Это ж не наши развалины. Зато живет в собственном доме, ездит на джипе, путешествует! Хоть мир посмотрит. И тетка та ну не сказать чтоб красавица, ты у меня в сто раз лучше. Может, подыщешь себе кого-то более приличного?

– А Вася? – обалдело спросила Богдана, забывая о недоеденном пирожке.

Слова матери упали на хорошо удобренную завистью и скандалом почву. Но уже примеряющая в мечтах свадебное платье Богдана споткнулась о преграду – она же замужем.

– Ну что Вася? Вася как Вася, – пробурчала мать, беря кусочек сыра. Есть не хотелось, но нужно же было брать где-то силы, – Вася твой так и будет до смерти баранку крутить, ты этого хочешь, что ли? Подыщи себе кого-нибудь потихонечку, а потом разведешься со своим Васей.

Крепкий и мощный семидесятилетний Дуглас напоминал смотрителя маяка, этакого морского волка с обветренным лицом и, несмотря на годы, пронзительно-синими глазами. Нина понятия не имела, чем приглянулась человеку, который никогда не слышал о Толстом и Достоевском, но почему-то он согласился увезти ее на другой конец земного шара вместе с проблемным сыном. Нет, про проблемного она, конечно же, ничего не сказала, но Дуглас дураком не был и понимал, что мальчик в шестнадцать лет – это не кусок сладкого пирога.

Он даже показался ей симпатичным. Возможно, это был результат нескольких унизительных месяцев, во время которых она получила два письма от потенциальных женихов из Айдахо и Небраски, впрочем, оба пропали после ее ответа. И сходила на свидание с вялым и неинтересным бухгалтером из Кентукки. Мужчина походил на чахоточного, с трудом говорил и даже дышал. Нина молилась, чтобы он дожил до конца свидания.

Дуглас же, напротив, был напорист и энергичен, словно кряжистый тяжеловоз, и они сразу же нашли общую точку соприкосновения – оба любили чистоту и содержали свой дом в армейском порядке. Когда Нина сказала, что каждый день моет окна, а полы обязательно протирает утром и вечером, даже если болеет, Дуглас широко улыбнулся и сказал, что хотел бы пригласить ее к себе на три месяца. Осмотреться, так сказать, на местности. И если все срастется – они поженятся. Нина была растеряна и не нашлась, что ответить.

Вообще, вся обстановка свидания действовала на нее тягостно. Дуглас привел ее в пафосный ресторан, куда ни он, ни она, ни даже переводчица – приятная женщина лет тридцати пяти – категорически не вписывались. Ресторан был наполнен серьезными мужчинами и красивыми девушками, щебетавшими, как птицы, и летящими по жизни, озаряя мир сиянием. Нине казалось, что все они с легким презрением смотрят на ее одолженное у коллеги платье, на Дугласа с его мощной красной шеей и на переводчицу, говорящую, на Нинин взгляд, слишком громко.

– Соглашайтесь, – громко прошептала та, как только Дуглас отошел в туалет (в четвертый раз за последний час).

– Что? – вздрогнула Нина, уже успевшая погрузиться в собственные горестные мысли – как она все объяснит Валере, коллегам, подругам? Впрочем, ей ли сейчас заботиться о том, что подумают коллеги, когда сын все быстрее идет ко дну?

– Соглашайтесь. – Женщина, которую, кажется, звали, как и ее подругу, Светланой, наклонилась поближе к Нине. Та почувствовала немного удушливый запах парфюма. – Понимаете, сейчас иностранцы вообще не смотрят каталоги старше тридцати пяти.

– Каталоги чего? – не поняла Нина.

– Ну как чего? Невест! – пояснила переводчица. – Вот приезжают такие перечники, труха из них сыпется, а все молодух подавай. Думают, что мы тут прям сидим и ждем, пока они нас куда-нибудь в кукурузное поле увезут.

– Но ведь так и есть на самом деле, – грустно улыбнулась Нина.

Переводчица отклонилась назад и, сложив руки на груди, пристально посмотрела на клиентку. Тонкие черты лица, стройная фигура, волосы забраны в аккуратный пучок, глаза слегка подкрашены. Спину держит ровно, говорит грамотно, разбирается в литературе. Совсем не похожа на большинство клиенток их агентства, у тех в глаз встроен калькулятор, а самая большая печаль – цвет свадебного платья.

– Зачем вы здесь? – прямо спросила она.

– Мне сына нужно увезти, – вздохнула Нина и почему-то густо покраснела. Никогда в жизни она не использовала людей ради собственных целей и чувствовала себя просто ужасно, заранее испытывая вину перед малознакомым Дугласом.

– Тогда тем более соглашайтесь. Понимаете, возраст, – Светлана многозначительно посмотрела на Нину, и та кивнула.

Она все прекрасно понимала. Возраст. Когда Дуглас вернулся из туалета, она, зажмурив глаза от страха, кивнула – согласна.

По дороге домой Нина сотни раз проигрывала в голове разговор с Валерой. Какие аргументы использует, как будет говорить – ласково, но уверенно. Бить на его будущее в хорошей стране, возможность работать в Силиконовой долине, о которой он когда-то так мечтал. Решила быть с сыном откровенной, рассказать, что боится за него. Не врать же про внезапную любовь к Дугласу, ей-богу!