Минас

Понимание оказалось настолько ясным и утешительным, что следующий рывок за ухо Минас встретил почти благодарной улыбкой. Руриск замер, поперхнувшись воспитательным текстом.

- Да что с тобой такое?

- Мне больно, сэр? – попытался Минас угадать правильный ответ.

Сержант отпустил его.

- Продолжай уборку, кадет.

Некоторое время Минас видел краем глаза, что Руриск стоит у двери и смотрит. И успел ещё раз улыбнутся, понимая, что боль стремительно утихает, и это совсем не тоже самое, что дубинкой по рёбрам. А потом усталость начала сужать поле зрения, и Минас перестал видеть что-либо, кроме непосредственно щётки и куска пола. А потом надо было выгрести грязь из под широкой скамьи и Минас присел, облокотившись на неё…

И проснулся от жёсткого тычка в бок. Ноги затекли, лоб саднило от долгого контакта с ребром скамьи, а прямо пред носом обнаружилась трёхпалая железная ступня.

- Объясни своё поведение, кадет.

- Прошу прощения, Наставник! – Минас вскочил, и тут же чуть не упал обратно. – Этого больше не повторится! Разрешите продолжать уборку?

- Чего не повторится? – уточнил Сахаал.

- Засыпания в наряде, сэр!

- Я спрашиваю о твоём поведении в течении последних двух дней, – в голосе легионера прорезалось рычание. – У тебя есть вразумительное объяснение?

- Вразумительное, сэр? – Минас серьёзно обдумал этот вопрос. – Я могу умыться?

Брови легионера поползли под шлем.

- Я сейчас плохо соображаю, сэр. Если от меня требуется внятный ответ, а не просто признание своей вины, я хотел бы умыться и немного прийти в себя.

- У тебя две минуты.

- Да, Наставник! – и Минас пулей умчался в сторону душевой. По самые плечи сунулся в поток ледяной воды, отфыркнулся и побежал обратно. Ну и вот, уже совершенно бодрое самочувствие! А раскисал-то: лягу и не встану…

Мальчик вытянулся перед легионером по стойке смирно, ощущая, как вода капает с волос за мокрый воротник, струйками стекает по лицу. “Видок у меня сейчас, наверное!” – Минас чуть было не хихикнул, но вовремя одумался.

- Я слушаю! – рявкнул капитан.

- В течение последних двух дней я добросовестно принимал участие во всех занятиях и тренировках, согласно распоряжениям, поступавшим от сержантов-наставников. Однако, в течение этих дней я неоднократно проявлял невнимательность к словам сержантов-наставников, за что получил серию взысканий. Причиной невнимательности считаю избыточное сквернословие со стороны сержантов, мешающее воспринимать непосредственные указания. Свою вину полностью признаю.

- Избыточное сквернословие? – мягко переспросил Сахаал. – Ты игнорируешь приказы на основании того, что с тобой недостаточно вежливо разговаривают?

- Никак нет, сэр! Просто я не знаю, что из сказанного следует воспринимать буквально, сэр!

- Я по-прежнему не слышу внятного объяснения, кадет. У тебя осталась одна попытка.

Что будет в случае провала этой последней попытки, Минас постарался не представлять. Взгляд почему-то упорно сползал на человеческое лицо, растянутое по наплечнику легионерской брони. Пришлось усилием воли зафиксировать зрачки и разговаривать с узором на нагруднике.

- Слова инструктора – это всегда руководство к действию, на то он и инструктор. Если мне говорят «быстрее» – значит надо быстрее. Если мне говорят «мог бы и лучше», я понимаю, что где-то во мне есть ещё незадействованный резерв, и его надо искать. Если мне говорят «никуда не годится» – я понимаю, что делаю что-то абсолютно не так, как надо. А если инструктор говорит, что я – цитирую – «ползаю, как брюхатая баба по болоту»? Слова, которые постоянно используют сержанты-наставники, я трактую как «никуда не годится». Но если я ВСЁ ВРЕМЯ делаю все НАСТОЛЬКО плохо, почему меня ещё не выгнали? А если НЕ настолько, или не ВСЁ время, то зачем инструктор меня дезинформирует? Когда вместо чётких указаний сержанты постоянно твердят непристойности и оскорбления, я вообще не понимаю, чего они от меня ожидают в ответ.

- И ещё, – в этом месте голос всё-таки дрогнул. – Меня учили с уважением относиться к наставникам. И учили, что сквернословие – есть признак отсутствия дисциплины в словах и мыслях. И я не понимаю…

Минас опустил голову.

- Я не понимаю, зачем они всё это говорят. И я перестал слушать их, Наставник.

- Ваши комментарии, сержант? – капитан отключил трансляцию с регистратора на своём шлеме.

Корракс пожал плечами:

- Из какой-то высокородной семьи, я так понимаю. Избалованный. И, похоже, уже не очень соображает, продолжает выпендриваться по инерции. Я думаю дать ему немного вздохнуть, и ещё через пару внушений он бросит дурить.

- Зачем? – спросил Сахаал.

- Простите, досточтимый легионер?

Сахаал ухмыльнулся.

– Это забавно – такая его непосредственность, но я не увидел изъяна в его рассуждениях о ценности внятных указаний. Я не утверждаю, что он совершенно прав. Но Я обычно высказываюсь предельно конкретно. И теперь я хотел бы услышать твои соображения, сержант. Зачем моему бойцу учиться слушать брань и вычленять из неё приказ?

Ответ у сержанта был. Такой ответ, что Минас бы оглох на год. Посоревноваться в красноречии с дворянским выблядком? Да, капитан, так точно! Именно это я и имел в виду, соглашаясь натаскивать для тебя малолетнее отребье!

Но, в отличие от проклятого мальчишки, сержант умел сдерживаться.

- Я поддерживаю дисциплину, как умею. Если мои нынешние действия вас не устраивают, я жду дополнительных указаний, капитан Сахаал.

- Кадет старается? Пусть получит то, о чем просит. Если не сумеет прожевать – это будут только его проблемы.

Капитан веселился, глядя на застывшее лицо Корракса. Не то, чтобы он специально издевался над этим человеком, но сержанты существуют ещё и для того, чтобы кадетам было, об кого точить зубки. Ну, или обламывать зубки. В любом случае это – тоже учебная схватка, а значит сержантам не будет позволено огрызаться в полную силу.

Минас почти закончил с уборкой, когда на полигоне снова появился капитан.

- Я отдал соответствующие распоряжения. Но сержант Корракс считает, что это будет плохо для дисциплины. Так что имей в виду, с тобой будут разговаривать вежливо, только если ты будешь демонстрировать должное усердие и достаточные успехи. И если ты будешь должным образом внимателен к словам наставников. Это твоя персональная привилегия, дитя, и я буду крайне разочарован, если окажется, что ты её недостоин.

Интонация у капитана была какая-то каверзная, но Минас был слишком потрясён, чтобы обращать внимание на мелочи. Вот так просто, взял и приказал сержантам не ругаться!

- Спасибо, Наставник! И за лейтенанта Суллу спасибо, я ведь так и не поблагодарил! Я буду очень стараться, правда!

– Стадо беременных черепах и кадет Минас, резвее!

- Минас, я не могу тебе сказать, как выглядел сейчас твой выпад, поэтому просто двадцать отжиманий.

- Уроды косорукие! Ах да, перевод же! Кадет Минас, я считаю вашу подготовку неудовлетворительной!

Уже к завтраку присказка «и кадет Минас» стала нарицательной.

- Я знал, что ты – принцесса, но чтобы за одну ночь убедить в этом всех сержантов!!! – ржал Маркус.

- Как, просто скажи, КАК ты умудрился? – цедил сквозь зубы Джелл.

Минас одинаково непонимающе смотрел на обоих. Сержанты устроили цирк, и это понятно. Всегда трудно на глазах у целой толпы взять и резко изменить поведение, почти всегда хочется начать кривляться. Конечно, жаль, что «привилегия» оказалась настолько «персональной». Но может, действительно, с парнями вроде Маркуса по-другому нельзя, он же и сам теми же словами всегда разговаривает?

Ругани стало не намного меньше, зато всё, что касалось его непосредственно, обязательно дублировалось теперь с рефреном «кадет Минас». Выцеплять в фоновом шуме своё имя было легче лёгкого, и можно было и не пропускать важное и отсекать мусор. А если сержанты хотят глупо выглядеть – их право.

- Я фигею с твоей выдержки. Тебе, реально, настолько по барабану? – поинтересовался Вартариан.