Минас

От города двигался нарастающий гул. Летели во тьме вопли людей — обезумевшие от ужаса беглецы теперь мчались мимо усадьбы почти сплошной вереницей. А за ними неумолимо приближался мерзкий вой, и другие крики — крики умирающих. «Вижу непонятных тварей, они больше человека, и они летят» — прокричал кто-то от стены.

Потом все случилось очень быстро. Ужасающий вой достиг пика, раздался лязг оружия и вопли, через стену перелетела половина человеческого тела. А следом за ней стену перепрыгнуло нечто огромное, лишь отдалённо похожее на человека, обвешенное кровавыми ошмётками, кошмарно завывающее. Вторым прыжком тварь оказалась возле группы обороняющихся людей.

Минас не пытался атаковать, и не пытался бежать. Правда в том, что он просто не успел ничего понять, испугаться или превозмочь страх. Тварь ударила словно бы много раз одновременно, тупой удар вышиб воздух из лёгких и Минас проломил затылком резное ограждение террасы. Мир наполнился криками, закружился и погас. Единственное по настоящему страшное воспоминание от той ночи, которое намертво отпечаталось в меркнущем сознании мальчика — ощущение, как слабеют пальцы и из руки выпадает меч.

Второй волной, вплотную за ударной группой астартес, шли трофейные команды. Спешно разворачивались концентрационные лагеря, начали работу сортировочные пункты. Чтобы не вводить грозных бессмертных воинов в искушение, чтобы как можно быстрее превращать местных жителей из добычи в военнопленных. Бегущий человек — дичь, человек за оцеплением вооружённых охранников — новый раб Зо Сахаала. На рабов своего капитана досточтимые легионеры не охотятся.

====== Глава 1. Военнопленный ======

«Если победитель решает уничтожить часть пленных, первыми обычно погибают больные, раненые и не

трудоспособные, поскольку в большинстве случаев они бесполезны». Поэтому первые пару суток в плену Минас был очень занят: преодолевал тошноту, постоянное головокружение и оглушающую боль в затылке. Первая задача военнопленного — выжить. Вторая — внимательно наблюдать за окружающим миром и собирать информацию, но с этой задачей мальчик уже не справлялся. Все силы уходили на то, чтобы ровно стоять, уверенно идти и не падать от направляющих тычков. В какой-то момент его, вместе с толпой других людей, загнали в железную коробку, и можно было сесть на пол и больше не держать глаза открытыми. Своё отбытие с планеты Минас проспал.

Потом его подняли пинками, и Минас обнаружил, что головокружение почти прекратилось. Людей пригнали в длинную пустую комнату, приказ раздеться на ломаном готэксе поняли далеко не все, и охрана просто повытряхивала пленников из одежды. Несколько парней попытались сопротивляться, но их усмирили шоковыми дубинками. Потом человек, из которого торчали шевелящиеся железки, прошёл вдоль строя, а идущие следом за ним выталкивали к двери тех, кого он указывал: слишком юные, слишком взрослые, имеющие заметные физические недостатки, признаки болезни, травмы, сыпь или лишаи. На Минаса медик посмотрел с сомнением, но всё-же оставил в строю. В строю из примерно трёх сотен физически крепких подростков мужского пола.

Затем весь строй отправился в следующее, куда более тесное помещение, где с потолка на мальчишек обрушился водопад синеватой жижи с сильным химическим запахом. Через пару минут жижа сменилась относительно чистой технической водой, а затем иссякла. К двери душевой сервитор вывалил гору разномастного тряпья, воняющего дезинфекцией. Кое-как одевшихся подростков охрана погнала дальше, в тюремного вида коридор с многочисленными дверьми. За каждой из дверей находилась четырёхместная конура с койками в два яруса, приваренным к стене столом и дверью в крохотную «туалетную комнату» с дырой в полу и рукомойником. В каждый из туалетов выходили двери двух прилегающих к нему камер.

Так Зо Сахаал взял свою личную часть живых трофеев. Кандидаты в обновлённый Восьмой Легион ступили на путь испытаний, который не многим из них суждено одолеть до конца. Остальные несколько тысяч захваченных илиманцев оказались в ведении Лема, и десятки профессионалов начали кропотливое просеивание добычи, выбирая техников, врачей, аристократов, военных, учёных, мастеров в ремёслах. Стараясь извлечь из добычи максимальную пользу для флота.

Парней распихивали по камерам пинками, не глядя. Стоять всем четверым в комнатушке было практически невозможно, так что, бегло оценив обстановку, Минас подтянулся и сел на одной из верхних коек, поджав под себя ноги. Сокамерники оценили манёвр, и вскоре стоять в проходе остался только самый рослый из четверых. Он не спеша обвёл взглядом рассевшуюся компанию, остановился на Минасе и лениво спросил:

— Шустрый, да? А если эта шконка МНЕ нравится?

Минас уставился на него непонимающе и даже гневно. Как может больше или меньше нравиться один из четырёх одинаковых лежаков? Ну ладно, из двух одинаковых верхних? И главное: правда что ли это самая важная из имеющихся проблем, чтобы именно её обсудить первой?

Неизвестно, как трактовал рослый это изумлённое молчание, но подождав несколько секунд, он перевёл взгляд ниже.

— Или вот эта, — и так же в упор посмотрел на парня, сидящего под Минасом.

Тот что-то невнятно пробурчал, и этот ответ рослый уже вполне понял.

— Хороший мальчик! Знаешь, что жадничать нехорошо, — и снова посмотрел на Минаса. И снова натолкнулся на раздражённое непонимание.

Рослый сделал жест ладонью, словно мусор стряхивал, и через секунду приземлился на освободившуюся нижнюю койку. Поводил «хорошего мальчика» насмешливым взглядом.

И тут дверь открылась и сервитор поставил за порог миску с невнятной, но, несомненно, съедобной субстанцией. Довольно большую миску, почти тазик, но ОДНУ.

Минаса все ещё мутило, поэтому вид жидкой баланды никакого энтузиазма в нем не вызвал. А вот остальные трое рванулись ещё до того, как миска коснулась пола. Через несколько секунд ожесточённой борьбы посудина закономерно оказалась опрокинутой. Рослый отвесил затрещину «хорошему мальчику», подхватил миску и отправился на своё место вымазывать пальцем остатки со стенок и дна.

Минас не мог больше молчать.

— Это было глупо! Даже тебе, — он свесил голову с кровати, чтобы видеть рослого, — досталось бы больше, если бы вы не устроили драку.

— Оно говорящее! — притворно изумился рослый.

— Меня зовут Минас.

— Не ебёт, — Рослый закончил с миской и швырнул ее к двери, где «хороший мальчик» пытался аккуратно собрать верхний слой с разлитой еды.

— Минас дело грит, — подал голос четвёртый парень, успевший вернуться на свою койку. Волосы на половине головы у него обгорели, кое-где через мелкую щетину проглядывала запёкшаяся кожа. — Жрать всем надо, пайку ща нормальную дали, если не крысить.

Рослый развернулся к нему и внимательно осмотрел. Обожжённый невольно подался назад, но взгляда не отвёл.

— Я тебе разрешал рот открывать? — поинтересовался рослый, нависнув над ним.

Очень быстрым, почти змеиным движением обожжённый вывернулся с койки и встал в проходе в полный рост. Он был на голову ниже и заметно легче противника, однако его, похоже это не смущало. Места на полу почти не осталось, и Хороший Мальчик, втянув голову в плечи, поспешил просочиться на свою койку, чтобы не оказаться под ногами дерущихся.

— Глиста, а глиста? Ты ж само напросилось, да? — Рослый начал медленно надвигаться, обожжённый пригнулся и стал окончательно похож на готовую к броску змею.

— Вы что, спятили? — вопль у Минаса получился настолько выразительным, что оба парня обернулись, на секунду забыв о драке. А Минас нервно глянул на дверь и заговорил яростным свистящим шёпотом:

— Вы рехнулись оба? Там, за дверью, неведомые ублюдки, которые даже не говорят толком на нашем языке. Вы илиманцы, у вас нет права драться друг с другом сейчас! У нас у всех один враг! У всех, кто не предатель, кто не хочет играть на руку этим… этим тварям!

На Минаса уставились так, будто он воспарил к потолку и чирикает канарейкой. Рослый неуверенно хмыкнул. Хороший Мальчик испуганно оглянулся на дверь. Обожжённый чуть расслабился, но садиться пока не спешил. И в возникшей паузе все четверо услышали приближающиеся шаги, грохот дверей и периодические однообразные выкрики в коридоре.