Страница 3 из 8
Глава III
Три месяца и четыре дня. Именно столько прошло с момента, когда мой самолет взлетел в небо. В иллюминаторе я видела родной город. Он всегда мне казался таким ярким и красочным. Но в иллюминаторе была серость: серые невзрачные дома, серые дыры разбитого асфальта, серые лужи, в которых отражались лучи весеннего солнца и голубизна бездонного неба.
Это был май. Мой любимый месяц. Я даже не успела с Тобой попрощаться. Помню, как мне стало душно, и в настежь открытом окне я пыталась поймать глоток свежего и прохладного воздуха. Но, на улице было слишком жарко, чтобы найти там свое спасение. Это был обычный вечер и звонок, который вывернул душу наизнанку. Какая-то девушка, какие-то нелепые фразы и мысль об одном: «Бежать». Еще помню, как сметала с полок одежду в чемодан. Сметала без разбора. Только спустя три недели после прилета, я увидела, что забрала с собой Твою рубашку. Последующие пять дней я просыпалась в смятой рубашке, а края рукавов еще оставались слегка влажными. Сейчас эту рубашку носит тот, кому она нужнее. Все, что усиливало боль, я не хотела видеть в новой квартире и на шестой день отдала ее бездомному. Ты бы видел его удивленные и, одновременно, счастливые глаза. Они мне напомнили Тебя, когда на наше третье свидание я пришла в коротком облегающем платье. Помнишь?
Холодный поток воздуха пытался перебить стойкий запах корицы. Только вот даже стены были им пропитаны настолько, что и через лет сто здесь будут слышны нотки корицы. Даже если все сто лет, начиная с сегодняшнего дня, вместо кафе здесь обоснуется сувенирная лавка или обувная мастерская.
Если и можно было чувствовать себя где-то, как дома, то эта кофейня была лидером среди претендентов на звание самого домашнего заведения. Чего только стоили аккуратно сложенные клетчатые пледы на каждом диване для гостей. Под стеной возле первого столика решили поставить книжный шкаф. «Books for everyone», – надпись, размещенная над верхней полкой. Здесь были книги на любой вкус: от мировой классики – до современных романов, за чтением которых, выпивалась не одна чашка крепкого эспрессо или мягкого капучино. Эти книги мог брать для прочтения каждый гость. Также легко можно было взять книгу домой. Это была возможность любителям домашнего уединения полностью погрузиться в историю. На итальянском, английском, французском, и, даже, несколько книг на русском. На средней полке можно было найти «Мастер и Маргарита» Булгакова. Обложка была изрядно затертой, а на выходных эту книгу практически невозможно было найти. Она «уходила» в очередную квартиру, где воодушевленный любитель классической литературы погружался в мистическую историю о вечной любви.
Все книги, до единой, возвращались на свои полки. Спустя два года с момента открытия кафе, на полках появилось еще около трех десятков новых книг. Это были подарки от гостей, которые с удовольствием возвращались, чтобы взять очередную книгу и пропитаться до кончиков волос стойким запахом корицы.
Дверь захлопнулась, и легкую лаунж музыку перебили тяжелые шаги. Здесь всегда звучал легкий и расслабляющий лаунж. Если сосредоточить свое внимание на шагах, сразу становилось понятно, что принадлежат они уверенному в себе мужчине. Мужчине, который никогда не отдаст своего, но и никогда не сделает чужое своим, если столкнется с неприятием. Шаги утихли, и мужчина остановился возле барной стойки. Было понятно, что он здесь частый гость. Заказ без лишних раздумий и без меню. Пока заказ готовился, мужчина повернулся к залу лицом, и глаза бегло «прошлись» по каждому столу. Его взгляд пересекся на долю секунды с женским кокетливым взглядом, но быстро переместился дальше. Это не была цель его поисков. Его цель здесь отсутствовала.
Он был хорош собой. Любая одинаковая девушка в возрасте двадцати пяти – тридцати пяти лет, легко бы представила его в роли мужчины своей мечты. И, даже, некоторые замужние женщины украдкой представляли его в роли любовника. И с этой ролью, в реальной жизни, он чертовски хорошо справлялся. Черные волосы, глубоко посаженные зеленые глаза, прямой нос и слегка угловатая форма лица, на котором при улыбке «играли» лицевые мышцы, а с правой стороны появлялась глубокая ямочка. Да, он был очень хорош собой. В его крепкой руке миниатюрная чашка эспрессо представляла собой жалкое зрелище. Выглядел такой тандем как-то неуместно, но вот именно такая рука прижимала к себе намертво женскую талию, и было абсолютно неважно, что случится через несколько секунд.
Такие мужчины не привыкли получать отказ в чем-либо: от деловых контрактов – до обладания женщиной, которая привыкла жить в одиночестве и всецело полагаться только на себя. Сделав несколько глотков кофе, он наклонился к бариста, и на щеках девушки мгновенно вспыхнул яркий румянец. Несколько коротких фраз, его самодовольная улыбка и в руке небольшой клочок бумаги. Девушка отдавала записку как-то нерешительно, и со стороны было похоже больше на тайную передачу чего-то запретного, нежели на обычный клочок бумаги.
Тяжелые шаги, поток холодного воздуха и резко захлопнутая дверь. Он получил то, что хотел.
Глава IV
В жизни столько крутых поворотов, что на одном из них ты, обязательно, рухнешь. Так случилось со мной в одно октябрьское утро. Октябрь я не любила. Было слишком зябко, чтобы оголять щиколотки, и слишком непредсказуемо, чтобы выходить из дома без зонта в булочную за углом, укутавшись в шерстяной шарф. Но в этом стране октябрь быть нежным, теплым, солнечным. Только изредка были дни, когда холодный ветер скрывал с крыш черепицу, а шерстяной шарф становился единственным спасением. Я, как самый настоящий маньяк, вдыхала запах корицы с такой жадностью, что, иногда, мне казалось невозможным делиться этим удовольствием с кем-либо еще. В семь часов утра в булочной уже была свежая выпечка. Я приходила сюда в семь тридцать и забирала с полки мягкий и сочный штрудель с яблоками и корицей. Когда домой я возвращалась со свежеиспеченным штруделем, мой завтрак всегда превращался в настоящий ритуал. Легкий овощной салат или омлет, а затем – крепкий кофе и моя истинная слабость с пьянящим ароматом корицы.
Октябрь здесь был теплым, но, иногда, капризным. И зима здесь, говорят, другая. Снег – редкость, а дневная температура в пределах десяти-двенадцати градусов тепла – норма. Холод всегда был для меня настоящим вызовом. А когда он сковывает не только снаружи, но и внутри, становилось тяжело дышать полной грудью. В тот вечер, когда я сбрасывала в чемодан свои вещи без разбора, за глотком воздуха мне приходилось высовываться в открытое окно. Больше никогда, с тех пор, не ощущала такой жадной нехватки воздуха.
Сложно подсчитать, сколько крутых поворотов было в моей жизни. Могу сказать точно только одно: я всегда находила силы, чтобы после падения подняться. Если забитая коленка заживает за несколько дней, то душа – не заживает никогда. Она зарубцовывается. Я столько раз слышала избитую фразу: «время лечит», что уже давно перестала на нее реагировать. Оно не лечит. Оно зарубцовывает раны.
– Алло? Бабушка. Наша бабушка. Она… Она умерла.
Я плохо помню, что я в том момент говорила, и говорила ли вообще. Наша бабушка больше не сможет со мной заговорить. Больше никогда из кухни не будет доноситься запах ее фирменной выпечки, и больше никогда я не смогу ей рассказать обо всем на свете и даже о том, что сейчас на душе, укутавшись в ярко-салатовый махровый халат.
Ты так любила яркие краски! Ты так любила жизнь! И ты знала о жизни намного больше, чем я смогу когда-либо узнать.
Я ничего не сказала. Бросила трубку и тут же начала собирать чемодан. Он был настолько крохотный, что уже через десять минут я мчалась за билетом в аэропорт на ближайший рейс.
Как же так? Почему забирают лучших? Сколько раз я слышала эту фразу: «Почему забирают….?». Ответа не было. Я всегда знала, что ты увидишь правнуков. Я всегда знала, что настанет день, когда в твои распростертые объятия «упадет» крохотная внучка или внук. Она или она только начнет самостоятельно делать первые шаги. Сначала очень робко, неуверенно, на носочках. Но этого будет достаточно, чтобы добежать к твоим рукам и «окунуться» в твою безграничную любовь.