Страница 20 из 22
То, что открылось впереди, представляло собой населенный пункт городского типа. Ни заборов, ни садов, ни огородов. Разнокалиберные особняки, асфальтированные улицы, в центре – бетонное кубическое здание с зеркальными окнами. Не иначе – мэрия.
Антон попытался определить местонахождение бывшего своего участка – и, естественно, не смог.
– Прямо райцентр… – с уважением пробормотал он.
Слова его были почему-то восприняты юмористически.
– Ну не такой уж и рай… – заметила Громовица.
– И не такой уж и центр… – добавил Тиш.
Должно быть, устарело словцо, вышло из употребления, почему и показалось забавным.
– Неужели за государственный счет отстраивались?
– Ну да! – хмыкнули в ответ. – За государственный!.. Закон издали, объявили поселок тихой зоной. Штрафовать начали за телевизоры, за динамики. Ну отшибленные и принялись участки продавать…
– А дача Треплева? Там теперь тоже мемориал?
– Музей…
– Что, настоящий музей? – всполошился Антон. – Экспонаты, смотрители?..
– Ну да…
– И кому он сейчас принадлежит?
– Не знаю… Мэрии, наверно…
Плохо дело. С квартирой, должно быть, приключилось примерно то же самое. Хотя квартира – в городе. А там отшибленные. Эти музеев устраивать не станут…
Вопросов набежало много, но задать их Треплев не успел.
– Атас! Чебурашка!
Оглянулся удивленный и вскоре обнаружил, что стоит на шоссе один-одинешенек. Верные спутники, надо полагать, укрылись на обочине – в рытвине какой-нибудь. А со стороны города приближалась машина, очень похожая на ту, от которой они с Громовицей прятались вчера. Разница лишь в том, что стекла были попрозрачнее, а внутри не бухал динамик.
Серебристый, высоко привставший на колесах внедорожник поравнялся с прохожим, приостановился и вскинул на манер цыплячьего крылышка переднюю дверцу, явив глазам Антона знакомое лицо волевых очертаний.
– Добрый-добрый… – приветливо молвил блондинистый вице-мэр, хотя доброго дня Треплев ему пожелать еще не успел. Видимо, представитель местной администрации привык опережать события. – Пешочком прогуливаемся? Что ж, оно и для здоровья полезно… Садитесь, подвезу. Как там Иоганн Себастьянович? Не обижается на нас?
Антон еще раз оглядел обочину. Пусто. Вспомнил нелицеприятное мнение, высказанное вчера о блондине, прикинул ситуацию. Три Тихона и Громовица, похоже, залегли надолго, а отвергнуть любезное предложение тутошнего начальства было бы невежливо, да и, пожалуй, подозрительно.
– Спасибо… – сказал он, устраиваясь рядом с водителем. Дверца опустилась, машина тронулась. – Что вы спросили? Иоганн Себастьянович? Да нет вроде… На что ему обижаться?
– То есть кнопку он все-таки нажал сам? Нечаянно?
– Ну не нарочно же!
– Вы давно с ним знакомы?
– Давно… – Антон не выдержал и усмехнулся.
– А я как раз по поводу вчерашнего в город ездил, – доверительно сообщил словоохотливый вице-мэр. – Совсем обнаглели! Сначала вертолет, потом облава…
– Удачно?
– Съездил-то? Да нет, конечно… Нейтральная зона, права качать бесполезно. Но надо, надо… А вы, как я понимаю, в наши края пробираетесь?
Они уже въехали в резервацию. Чистые улочки, дома в основном двухэтажные.
– Что ж, сочувствую, – не дожидаясь ответа, продолжал чиновник. – Еще вчера обратил внимание… Жить в городе с вашей внешностью… Трудно. Очень трудно… Но и у нас, честно скажу, сложностей хватает… Так что не обольщайтесь особенно. Вы ведь не клинический, верно?
– Клинический?.. – встревожился Антон.
– Тихушник, – пояснил вице-мэр, как бы невзначай проведя кончиками пальцев по шевельнувшимся губам. Проделал он это левой рукой – правая была на баранке. Затем покосился на спутника и счел нужным добавить: – Н-ну… скажем, аллергия на музыку…
– Почему вы так уверены, что я не клинический?
– А в этом случае вы бы сбежали оттуда гораздо раньше… Я прав, нет?
– Пожалуй… Да. Правы.
Последовал исполненный достоинства кивок. Вице-мэр, белокурая бестия, очень был доволен своей проницательностью.
– Только имейте в виду, – дружески посоветовал он. – Слово «тихушник» (снова мимолетное касание пальцами уст) здесь лучше употреблять пореже. Не город – резервация. Могут обидеться… Чем собираетесь заняться?
– Не решил еще…
– А зовут вас?..
– Антон.
– Вот как? А фамилия?
– Треплев.
Машина вильнула и выровнялась.
– М-да… – сказал наконец чиновник. – Примите мои соболезнования. Удружили вам родители…
В коридорах мэрии стояла такая тишина, что уши закладывало. Ковровая дорожка глушила шаги. Ни единого шороха снаружи. Слева – череда дверей, справа – череда окон, и в каждом – немое кино из уличной жизни. Вот, например, дама с крохотной шавкой на цепочке возмущенно рассказывает о чем-то сухощавому старичку с гвардейской выправкой. Руки выразительны, как у балерины, но собачка, мешая жестикулировать, рвется с поводка и беззвучно разевает пасть. Должно быть, заходится лаем.
Поэтому, когда, поднявшись на второй этаж, вошли в приемную и моложавая секретарша произнесла: «Здравствуйте, Василий Панкратович!» – Треплева это почти ошеломило. Он уже готов был вообразить, что в пределах мэрии изъясняются исключительно жестами и шепотом.
– Здравствуйте, Томочка, – сказал вице-мэр. – Венеамин у себя?
– Да нет – у вас, – как-то уж больно многозначительно отозвалась она.
Чиновник насупился и кивком предложил следовать за ним. Пропустив Треплева в тамбур, плотно прикрыл пухлую дверь в приемную и лишь после этого отворил столь же пухлую дверь в кабинет.
Дальнейшее застало Антона врасплох. Такое ощущение, будто пальнули в упор из акустической пушки. Даже хуже, поскольку долбеж по контрасту с ватной тишиной коридоров показался оглушительнее, чем на самом деле.
Стоило переступить порог, грохот тут же смолк (что было воспринято не сразу), а из-за стола вскочил дылда средних лет – испуганно замигал белесыми ресницами. Кажется, именно он сопровождал вчера вице-мэра в особняк композитора.
– Василий Панкратович… – прочел по губам Антон. – Вас не было… а я…
– Пошел вон! – еле слышно рявкнул владелец кабинета, и дылда выскользнул из помещения – куда велено.
Мрачный Василий Панкратович воссел на законное свое место, а Треплеву указал на стул. Помолчали, убедились, что слух возвращается.
– Ничего себе контингент? – удрученно пожаловался вице-мэр. Потом вдруг вспылил. – А как иначе? – чуть ли не с вызовом спросил он Антона. – Прекрасный работник! Что ж мне, выгонять его теперь, если он отшибленный?.. Кстати, фанат вашего друга… Иоганна Себастьяныча…
– И много у вас таких?
Чиновник с неудовольствием оглядел рабочий стол, смахнул с краешка незримую пылинку.
– Хватает… – нехотя признался он. – А у вас в городе не то же самое, что ли? Тихушник на тихушнике! И ничего – терпят… Карьера-то – дороже. Вот и у нас…
Неполиткорректные речения вице-мэр произносил теперь открыто, не прикрывая рта рукой. Очевидно, был уверен в том, что никто не подглядит и не подслушает. Ну правильно, снаружи-то окна зеркальные…
– Все же как-то… странно… Отшибленный… в резервации…
– Что ж тут странного? – хмуро возразил Василий Панкратович. – Взять, скажем, библиотеку для слепых. Директор – зрячий, сотрудники – зрячие… Или отару возьмем… Ее ж не овцы охраняют, правда?..
А Треплева тем временем посетил любопытнейший вопрос: почему прекрасный, но отшибленный работник наслаждался творениями Иоганна Себастьяновича в кабинете начальника, а не в своем собственном? Напрашивается предположение, что здесь и аппаратура получше… и звукоизоляция помощнее… Иными словами, получается, вице-мэр сам грешен…
Кажется, разговор пока складывается удачно. Не допрашивают, скорее оправдываются. Единственное, что смущает: зачем Василию Панкратовичу понадобилось предъявлять изнанку здешней административной жизни? Мог ведь оставить Антона в приемной, выгнать из кабинета безбашенного меломана и лишь после этого пригласить посетителя для беседы. Решил показать, какой он золотой человек? Возможно…