Страница 124 из 146
— Выпороть бы тебя… — морщась каждый раз, когда Лекс вынимал скобу, Преображенский шипел даже громче вампира.
Ладно хоть не ойкал и то хлеб.
— Не, не хочу. Сегодня я хочу тепла и ласки. — Последняя скобка улетела в раковину и, обтерев почти новенькое бедро влажной губкой, Лекс задумался, стоит ли перебинтовывать ещё. Затем решил, что подстраховаться стоит и всё-таки наложил тугую повязку.
С учетом того, что он сейчас задумал, любая страховка не лишняя.
— Идём, — махнув рукой хмурому Ивану, всё это время простоявшему в дверном проёме, Лекс удостоился лишь приподнятой брови, но никак не послушания. — Что?
— Что задумал?
— Вань, не тупи. Идём, — демон слушаться отказывался, и вампиру пришлось взять его за руку и потянуть за собой. Кстати, если Лекс был в одних плавках, то Иван — в футболке и домашних брюках.
Непорядок!
— Раздевайся, — пара дошла до кровати и парень загадочно улыбнулся.
— Да ладно?!
— Что бы ты сейчас ни подумал — ты не угадал. Трусы можешь не снимать. — Проконтролировав, чтобы демон действительно разделся, Лекс надавил ему на грудь, заставляя сесть, а затем и лечь на кровать. Затем выключил ночник, лег рядом, снова закинув руки ему на шею, потянулся, мечтательно вдохнул запах рядом лежащего мужчины, и тихо порекомендовал: — А теперь держи меня. Крепко держи. И главное не нервничай, всё будет хорошо.
— Что ты…
Договорить Иван не успел — тело парня в его руках неожиданно вытянулось в струнку, а сам он глухо застонал. Затем дернулся, да так, что демон едва не улетел с кровати, но сумел справиться и покрепче перехватил извивающееся в конвульсиях тело.
— Сашка… Балда!
Да, он понял, что она задумала. Он не понял другого — почему сейчас? А как же ранение? Ну, что за очередная глупая блажь?!
Ей хватило сорока минут.
На сорок первой она, не открывая глаз, подтянулась выше и впилась в то же самое место, откуда пила чуть ранее, едва не напугав Ивана тем, что сделала это без видимого перехода. Только что она буквально не дышала, а вот уже живее всех живых.
— Черт! Александра!
— М-м-м?
— Я с тобой поседею.
— Ра-а-ано… — блаженство стало окончательным, потому что на этот раз она различила даже полутона тех эмоций и желаний, что бродили в его крови. Если Алиска могла уловить эмоции из мыслей окружающих, то она смогла уловить их из крови своего будущего супруга. — Ва-а-ань?
Горячий язычок скользнул по коже и вызвал в груди демона неосознанный стон.
— Что?
— Скажи-и-и…
— Что?
— Сам знаешь… — язычок спрятался за зубками, которые захватили мочку его уха. — Скажи, что чувствуешь ко мне, мне на-а-адо…
— Не скажу, — мужские ладони скользнули уже по девичьим изгибам, а затем, если одна осталась на талии, то вторая отправилась наверх и вскоре довольно болезненно сжала волосы на затылке. — Тогда ты окончательно оборзеешь.
— Обещаю оправдать твои ожидания, — сейчас она была искренне уверена не только в нём, но и в себе, поэтому не боялась говорить правду. — Но взамен обещаю ответить зеркальной взаимностью…
— Это как? — захват не стал слабее, но её это беспокоило мало.
— Это значит абсолютно, — её улыбка стала такой многозначительной и широкой, а взгляд таким искренним и сияющим, что он увидел это даже в темноте ночи.
И сначала не поверил.
— Ты самая эгоистичная и несносная поганка. Самая дурная и непослушная. А ещё умная, добрая, заботливая и порядочная. И я тебя люблю.
— А ты мастер признаний, дорогой… — мурлыкнув и подавшись вперед, так что он тут же отпустил её волосы, Лекса лишь на миллиметр не дотянулась до его губ и зашептала: — Ты наглый, беспардонный, непослушный, самовлюбленный и деспотичный. А ещё ты нежный, надежный и безумно любимый. Поздравляю, Преображенский, твоя будущая жена чокнулась окончательно и бесповоротно. Рад?
Слов было много, мыслей ещё больше, но всё, что он смог из себя выдавить, это ошеломленное:
— Рад.
— Вот и славно. А теперь я, пожалуй, посплю… Устала, как собака!
Сказано — сделано.
Лекса уснула буквально через секунду, как договорила, доверчиво прижавшись к Ивану, а он не знал — плакать или смеяться. В его руках желанная женщина, только что признавшаяся ему в любви, а он может лишь лежать рядом и максимум — обнимать, да охранять её сон.
— Садистка малолетняя…
— М-м-м… Преображенский, ты меня сейчас раздавишь… — Лекса проснулась ближе к часу дня, причем не одна, а в медвежьих объятиях Ивана.
Осознание того, что было и что происходит, пришло моментально.
— Неа, — рука была убрана, но её место заняли бесстыжие губы. Причем место было не какое-то там плечико или рука, а грудь и конкретно сосок. — Не называй меня по фамилии, раздражает.