Страница 14 из 81
- А что мне писать Эльжбете?
- Пусть сообщит, откуда у Доманевских картина, давно ли, кто ее писал. Попроси ее хорошенько осмотреть портрет, нет ли там в уголке такой маленькой закорючки вместо подписи художника. Пусть сделает фотографию закорючки и пришлет, вон какие у них отличные фотографии! Ну, быстренько, садись и пиши!
- Ладно, а зачем тебе?
- Долгая история. Когда прояснится, я тебе расскажу. Пока же лишь еще больше запутывается.
Ответ я получила через три месяца. Моя канадская тетка Тереса отругала меня за то, что я заставила ее опять идти в дом к этим незнакомым людям, которые угощают черт знает чем, у нее, Тересы, до сих пор изжога. А закорючка на портрете есть, как же. Она попросила кузена перерисовать ее, вот она, приложена на отдельной бумажке, обойдусь без фотографии, очень хорошо перерисовал, в увеличенном виде.
Эльжбета тоже ответила Люпине, присылая фотографию закорючки. Из ее письма мы узнали, что цыганка была прабабкой хозяйки дома, портрет нарисован по фотографии в Польше лет десять назад, и стоило это двести американских долларов, а канадских больше. Рисовал кто-то из польских художников, с одним знакомым переслали в Польшу фотографию, тот знакомый портрет и привез. А больше они ничего не знают. Пожалуйста, вот на всякий случай закорючка с фотографии.
Ну и вот, все сошлось, как в швейцарском банке. Закорючка в письме, закорючка на фотографии, закорючка на моем портрете были идентичны, хотя мне уже этого доказательства и не требовалось. Портрет, сделанный по фотографии за двести долларов, и закорючки говорили сами за себя.
Схватив портрет, я помчалась к пану Северину. Свое произведение тот узнал с первого взгляда и очень растрогался при виде него. Еще большее удовольствие доставила художнику фотография второго экземпляра.
- А! Как я тогда напереживался! - восклицал пан Северин. - Никогда не забуду. Да ведь вы, проше пани, сами к этому, так сказать, приложили руку. Помните?
Я встревожилась и потребовала объяснений.
- Ну как же! - радостно хлопотал вокруг меня пан Северин, не зная, куда усадить, чем угостить. - Коньячок? Шампанское?
Я согласилась на коньячок, лишь бы хозяин скорее объяснил интересующие меня подробности.
- Так я же еще тогда рассказал! И это вы посоветовали мне написать второй портрет.
- Будьте добры, пан Северин, поподробнее. Тогда вы мне сказали, что один клиент принес вам доску, на которой надо было написать портрет, а другой фотографию. Теперь знаю - цыганки. Мне бы хотелось знать, кто принес доску. Вы еще тогда разыскивали этого человека.
- А! Все было гораздо хуже. Не везло мне с этим портретом. Того человека я так и не нашел.
- Погодите, пан Северин. Вот у меня тут есть фотография. Может, кого узнаете?
И я предъявила художнику для опознания снимок людей на террасе загородного дома. Профессиональная зрительная память не подвела художника.
Едва взглянув на фото, он тут же воскликнул:
- А! Вот она!
- Езус-Мария, какая еще "она"?
- Ну, та самая женщина! Я говорил вам - прямо Мадонна!
Женщины на снимке меня до сих пор не интересовали. Теперь же я вырвала фотографию из рук пана Северина и набросилась на нее с лупой. Как я могла проглядеть Мадонну?
И в самом деле, несколько в стороне сидела, откинувшись в плетеном кресле, красивая блондинка с распущенными волосами до плеч. Жаль, я тогда не спросила Матеуша, кто она такая.
- Да вы на мужчин поглядите, - потребовала я у пана Северина. - Не знаком ли вам кто-нибудь из них?
С трудом оторвавшись от Мадонны, он послушно оглядел лица мужчин на фотографии и покачал головой.
- Нет, их я не видел. Незнакомые мне люди.
- Но ведь не Мадонна же пришла к вам с заказом! Вы говорили, что доску принес мужчина.
И для убедительности я постучала по доске с "Цыганкой".
Пан Северин опять впал в панику.
- Да, не она. И совсем не эту доску.
- Как не эту? Какую же?
- Другую, первую. Но Мадонна при этом была! У меня голова пошла кругом от всех этих сложностей.
- Пан Северин, Бог с этой Мадонной, оставим ее пока в покое. Вы мне сначала о доске расскажите. Вам что же, принесли две доски?
Художник замахал руками, будто отгоняя пчел.
- Да нет, одну.
- Тогда откуда же взялась вторая?
- А! Столько неприятностей с этими портретами, говорю я вам! Вторая была моя собственная, вот эта, на которой написан портрет. Потому что первая испортилась.
- Как доска могла испортиться?
- Ну, не сама собой, я немного ее... того. Грунтовка легла плохо, размазалась, я попытался ее смыть, не получилось А! Говорю вам, столько хлопот!
После долгих усилий мне удалось-таки из эмоциональных восклицаний художника выделить рациональное зерно. Как правило, свои портреты он писал акварелью, иногда пастелью, масляных красок не любил, пользовался ими редко, и первая попытка увековечить цыганку не удалась. Художник попытался смыть неудачный портрет, но использовал, по всей видимости, не тот растворитель, смыть не удалось. Снова загрунтовать и написать по новой не решился, уж слишком толстым получался живописный слой. Тогда художник нашел похожую доску приблизительно такой же толщины, загрунтовал и написал наконец злополучную "Цыганку", на сей раз нормально. Клиенту о замене доски пан Северин не сказал.
Уже в середине рассказа о творческих муках с "Цыганкой" меня стало бросать то в жар, то в холод.
- А где та доска, что принес клиент? - не выдержала я. - Что вы сделали с той, испорченной?
- Ничего не сделал, сунул куда-то, она ни на что не годилась.
Я изъявила горячее желание увидеть ту доску. Пан Северин немного удивился, огорчился, попытался протестовать, но я закусила удила. Художник наконец понял, что не отделается от меня, если не даст мне доску. Поселюсь навеки в его квартире, и дело с концом! Подчинившись грубому нажиму, он грустно поплелся в темную комнату, громко называемую им своим ателье. Я нахально поперлась за ним и удивилась, какой образцовый порядок царил в этом ателье. Молодец у него жена! В одном из шкафов он нашел нужную доску, и мы вышли на свет. Я с жадностью принялась разглядывать полустертое изображение "Цыганки", все в подтеках и пятнах.