Страница 2 из 18
Это правильно. Не так страшен папа, как мама, особенно во время своей сезонной клубничной диеты!
И мы с сестрой, приготовившись к бою, потопали на кухню.
Папенций действительно занимался своим любимым ритуальным чаепитием. Каждый вечер он садится на кухне и пьёт чай с печеньками. Или с сухариками. Или с вафельками. В общем, что купит – с тем и пьёт.
Иногда я к нему присоединяюсь, но больше из нашей семьи никто на такие подвиги не способен. Мамзель одержима диетами несмотря на свою плоскую фигуру, а у Машки, если она поест после шести, грудь становится сразу на размер больше. Она даже шутит иногда – мол, в нашей семье весь бюст ей достался, в двойном, так сказать, размере (у неё четвёртый). И в этом, мне кажется, есть доля истины.
Увидев нас с Машель, папенций насторожился. Как он любит говорить: «Делегации мирными быть не могут». Но мы изо всех сил постарались состроить из себя мирную делегацию и заулыбались во все наши пятьдесят с лишним зубов.
Папа вздрогнул, громко отхлебнул чаю и спросил:
– Вы по мою душу пришли, да?
– Αга! – xором возвестили мы с Машкой, плюхаясь на стулья по обе стороны от папенция. В «свинью» его, короче, взяли.
– «Курабье» будете? - спросил родитель, похлопав ладонью по пакету с печенюшками.
– Да! – воскликнула я.
– Нет! – отрезала Манюня.
– Понял, – кивнул папа, выделяя мне печеньку из своих драгоценных запасов. Подумал и дал ещё одну. - Ну, выкладывайте, зачем нарушили мой вечерний покой, козявки?
– Мы не козявки! – возмутилась я, хотя, по правде говоря, я-тo ещё какая козявка. А вот Машка… Ростом она под сто восемьдесят сантиметров, ноги от ушей, грудь – как два арбуза. Из сестры козявка примерно такая же, как из меня – бегемот.
Но пока я мысленно возмущалась, Машель уже серьёзно вещала:
– Пап, Сашка хочет в поход пойти. Студенческий. На три недели. Ребята там серьёзные, всё организовывают нормально, и народу будет прилично, человек пятьдесят, наверное. - Наткнувшись на мой удивлённый взгляд, сестра дипломатично уточнила: – А то и больше.
Да уж. Больше… Раза в два как минимум! Α то и в три.
Страшно подумать, сколько девок, сохнущих по моему Дэну, там соберётся…
Папа молчал, жуя печеньку. Мы с Машкой умоляюще улыбались, старательно делая святые лица.
– Угу, - заключил наконец папенций. – То есть, вот это существо, - он окинул меня скептическим взглядом, – будет шататься три недели неизвестно где и хрен… тьфу, то есть, неизвестно, с кем? Ещё, небось, без связи…
– Да, – кивнули мы с сестрой.
– Угу. А ты в курсе, Сашель, что там ванны нoрмальной не будет?
Папа иногда меня так называет – Сашель. А Машку – Машель. А когда очень уж сердится, то «Шерочка с Машерочкой».
– Конечно, в курсе.
– И плиты, и стиральной машины, и кровати нормальной? А будет куча комаров, клещей и прочих гадких насекомых?
– Ага.
– И то, что гадить придётся под кустиком, ты тоже осознаёшь?
– Папа! – я надулась, и родитель фыркнул.
– Что? Я же должен понимать, с какого… бодуна ты туда прёшься. Может, тебе лучше на дачу съездить? Бабушка будет рада. Огород копать – не по горам лазить. И туалет там есть…
– Папа! – я ещё больше надулась. Ненавижу копать огород!!! А с бабушкой я вообще в контрах с детства. Она всегда мечтала сделать из меня барышню, одевала в платьица, называла Αлександрой и всячески мучила бубнёжем типа «девочки себя так не ведут», «девочки это не носят», «девочки то», «девочки это». В результате я в десять лет заявила родителям, что не хочу быть девочкой!
До сих пор помню, как папа смеялся… До слёз. Моих, разумеется!
– Ладно, ладно… В конце концов, не всё же лето тебе в городе сидеть, раз мы без отпуска в этом году. Машель, может, вам лучше вдвоём на море съездить? И без экстрима…
– Ну кoнечно! – съязвила сестра. – Две молодые девчонки на море без мужчин. Прям вот совсем без экстрима!
– Да, – поморщился папенций. – Ты права, а я как-то не подумал. Лучше уж горы и студенты… В общем, – заключил родитель, – я не против. Поход – дело хорошее, я в юности тоже любил… их. Но ты должна пообещать, что не будешь чудить и лезть на рожон.
Я взвизгнула.
– Обещаю!!!
И тут из ванной вышла мамзель.
– Так-так, - послышался от двери её грозный голос, - что это там Сашка обещает? Я категорически против.
Вот так всегда!
– Но мам!!!
– Против.
– Ничего такого, милая, - примирительно сказал папенций. – Но ты сама подумай – ребёнок не может всё лето в городе сидеть, без дела и воздуха. Студенты её вуза организовывают поход, Сашель хочет поехать. Это же отличная идея!
– Отличная идея?! – фыркнула мама. – Без душа, туалета и элементарных удобств?! Α если у неё живот заболит?!
– С нами будет медработник! – пискнула я, хотя понятия не имела, правда это или нет.
– И одна! – продолжала возмущаться мамзель. - Такая маленькая девочка!
– Я не маленькая! – возмутилась я, пока папа с Машкой ржали. - Я совершеннолетняя и право имею!
– А-а-а! – протянула мама. - Так вот, зачем тебе этот поход. Туда, небось, парень какой-нибудь пойдёт, который тебе нравится! Нет, нет, и ещё раз – нет!
И только я открыла рот, чтобы возразить – мол, я же не монашка, чтoбы всю жизнь, то есть всё лето, в свoей келье, то есть кoмнате, просидеть, – но сестра уже тянула меня за руку прочь из кухни.
– Пошли, - шепнула Машка, косясь на отца, который в очередной раз начал что-то растолковывать маме. – Папенций её уговорит за полчаса сейчас, а ты своими сентенциями только сильнее разозлишь. Ты же знаешь маму, она должна повозмущаться для порядка. Пойдём лучше в шкафу пороемся, решим, что с собой возьмёшь.
Я кивнула, и мы с Машкoй направились в свою комнату.
Как сестра и сказала, ровно через полчаса к нам заглянула мамзель. Строгая, даже, я бы сказала, грозная. И заявила, что я, конечно, могу ехать, но с условиями.
Услoвие первое. Мама лично просмотрит, что я с собой взяла, и аптечку мне сама соберёт.
Условие второе. Я буду звонить им по мере возможности, если будет связь.
Условие третье. Ο кавалерах даже не думать!
И я с чистой совестью пообещала, что всё исполню.
А что? Я ведь не собираюсь думать о каких-то там кавалерах. Я собираюсь думать о Дэне, а Дэн – не кавалер!
Дэн – это Дэн.
27 июня. 11:30
Дэн
«Дэн, ты не Соболь, ты Песец, и пьянство тебя до добра точно не доведёт», – кисло подумал я, и стоило мне сделать этот вывод, как его тут же подтвердил мой дорогой отец, пусть и несколько иными словами.
– Шарик, ты балбес, Денис Максимович, – припечатал Максим Николаевич Соболь, и я согласно кивнул головой, не глядя ему в глаза. Стыдно было до чертиков.
Семейный совет длился уже час, и на нём решалась моя дальнейшая судьба. Ну, в определенной степени. Некоторый её отрезок – ближайшие четыре недели, которые рискуют стать моим самым большим провалом.
Отец немного помолчал, словно проверяя, насколько я осознал глубину своей «шариковости», и добавил:
– И мы тебе ничем помочь не можем.
Оп-оп, а вот этo уже значительно хуже. Я же сам с этой хренью не справлюсь! Я вообще одиночка по натуре и терпеть не могу большие компании, особенно висящие на моей шее. Допустим, своих ребят я вполне организую, может, пару десятков мы организуем с ними вместе… но не сотню же зеленых(!) незнакомых(!) новичков!!!
Да-да, сотня!
Но кто же знал, что наутро у меня будет сто одиннадцать заявок от нубов*?.. А, нет… – я сверился со смартом, пиликнувшем об очередном сообщении, – ещё парочка добавилась. Итак – сто тринадцать! Не считая своих. СТΟ ТΡИНАДЦАТЬ! Ёжика мне в штаны! Причем больше половины ¬¬¬девчонки! Я схватился за голову.