Страница 20 из 23
– Взгляни. Хлоры идут вниз, а температура почвы растет.
– Высокое р-значение, – сказала Элис.
– Малый размер выборки. Не в этом дело: посмотри на временную задержку.
Она наклонилась вперед:
– Слишком широкие границы доверительного интервала.
– Задержка не последовательна. Иногда температура поднимается за пару дней, а иногда – за пару недель.
– Это даже на закономерность не походит, Кайфолом. Любой…
– Попробуй угадать масштаб поражений, – перебил он.
– Там ведь сокращается растительный покров, так? – Джовелланос пожала плечами. – Если предположить, что это все-таки реальный процесс, тогда, скажем, полстепени? Четверть?
Дежарден показал ей:
– Твою мать. Эта зараза становится причиной пожаров?
– Их что-то вызывает, так или иначе. Я просмотрел муниципальные архивы в прибрежной зоне: все местные возгорания списывали или на террористические акты, или на «промышленные аварии». А парочка древесных ферм сдохла из-за какого-то сельскохозяйственного вредителя – листовертки или типа того.
Джовелланос подвинула Ахилла локтем, бегая пальцами по консоли:
– А что насчет других пожаров в зоне…
– Да их там куча. Даже если не выходить из области поиска, я нашел то ли восемь, то ли девять, которые выпадали из корреляции. А связано с Б, но не наоборот.
– Тогда это может быть случайностью, – с надеждой сказала Элис. – Может, пожары вообще ни о чем не говорят.
– А может, кто-то выслеживает нашего паразита лучше, чем мы.
Джовелланос на секунду замешкалась с ответом, а потом произнесла:
– Тогда мы тоже сможем немного улучшить систему поиска.
Дежарден поднял голову, взглянув на нее:
– Да ну?
– Я исследовала образец, который нам дали. Нам явно не старались облегчить задачу и, насколько могу судить, не оставили ни единой нетронутой органеллы…
Он махнул рукой:
– Для масс-спектрографа они все на одно лицо.
– Только если корпы не избавились от останков, когда превратили там все в пюре.
– Разумеется, оставили. Иначе ты бы никогда не получила точную сигнатуру.
– Ну а я вот не могу найти половину из того, чему там положено быть. В этой культуре даже фосфолипидов нет. Куча нуклеотидов, но они не подходят к матрице ДНК. Значит, твой паразит, скорее всего, базируется на РНК.
– Угу.
Пока без сюрпризов: множество вирусов прекрасно обходилось без ДНК.
– Я также сумела реконструировать несколько простых энзимов, но они все задеревенелые и вообще толком не работают, понимаешь? А, и вот еще что странно: я нашла парочку D-аминокислот.
– О, – понимающе кивнул Дежарден. – И что это значит?
– Правовращающие аминокислоты. Асимметричные атомы углерода торчат не с той стороны молекулы. Вроде самой обычной левовращающей кислоты, только перевернутой.
Зеркальное отражение.
– И?
– И поэтому они бесполезны; все метаболические пути заточены под L-аминокислоты, и только под них, по крайней мере, последние три миллиарда лет. Существует парочка бактерий, которые используют R-аминокислоты, потому что те бесполезны – они их вставляют в собственные клеточные стенки, и те в результате практически не перевариваются, – но у нас тут другой случай.
Дежарден уселся поудобнее:
– Значит, нашу штуку создали практически с нуля, ты это имеешь в виду? У нас на руках еще один новый микроб.
Джовелланос с отвращением покачала головой:
– И эта дамочка из корпов тебе ничего не сказала.
– Может, она не знает.
Элис указала на окно с данными геоинформационной системы, выведенное поверх остальной информации. Больше двадцати алых точек сверкали вдоль берега от Гонкувера до Ньюпорта. Две дюжины крохотных аномалий в почвенной и водной химии. Неизвестный микроб более двадцати раз являлся на Землю и неизменно становился предвестником миниатюрного огненного апокалипсиса.
– Но кто-то явно знает, – сказала Элис.
Пепелище
Гонкувер зализывал раны.
Трусливый город всегда прятался за островом Ванкувер и лабиринтом местной батиметрии. Так он уберегся от худших последствий цунами. А вот землетрясение – это совершенно другой вопрос.
В прежние времена, до эпохи Водоворота, удаленки и полузаброшенных бизнес-центров, уровень смерти в деловых районах был бы в три раза выше. Теперь же те, кто не угодил на вивисекцию, устроенную небоскребами, просто умерли ближе к дому. Целые микрорайоны, построенные на гнилых осадочных породах в дельте Фрейзера, задрожали и исчезли, превратившись в зыбучие пески. Ричмонда, Уайт-Рока и Чиллиуэка больше не существовало. Дремавший вулкан Рейнир проснулся в дурном расположении духа; свежая лава все еще текла по его южному склону. Адамс же заволновался и вполне мог взорваться.
В центре Гонкувера ущерб оказался более разнородным. Улицы тянулись целыми кварталами без единого выбитого окна. А потом, на каком-нибудь случайном перекрестке, мир превращался в месиво из рухнувших зданий и перевернутого асфальта. Яркие желтые заграждения, поставленные после землетрясения, очерчивали границы разрушений. Подъемники висели над темными районами, словно белые кровяные тельца на опухоли. Свежие балки и панели спускались с небес восстановительными трансплантатами, латая кожу и кости города. Там, где они касались земли, ворчали в каньонах тяжелые машины.
В некоторых районах уже вполсилы наладилась жизнь, аварийные блоки Балларда разворачивали в удобные подстанции. Уцелевшие строения и улицы, которые землетрясение не отправило в Фоллс-Крик, вычистили и запустили снова. Полевые крематории изрыгали золу на углу Вест-Джорджии и Денмана, пока что на целый шаг опережая холерный вибрион. В городе сейчас было больше заграждений, чем зданий. Впрочем, уехать местные жители все равно не могли, УЛНКС закрыло границу у ущелья Хеллс-Гейт.
Бенрэй Даттон пережил все.
Ему повезло: кондоминиум с его квартирой располагался в Пойнт-Грее, районе, который походил на гранитный холм в море песка. От всех соседей ничего не осталось, он же лишь слегка покосился.
Конечно, без ущерба не обошлось. Большинство домов у подножия рухнули; те же, которые умудрились выстоять, пьяно накренились на восток. Из окон не пробивалось ни одного лучика света, уличные фонари не горели, хотя на город уже спускалась ночь. На столбах сияли соединенные на живую нитку прожекторы, они отделяли разрушенные дома от еще стоящих, но вид у них был какой-то оборонительный. Они не несли свет руинам, а больше походили на защитный периметр, выстроенный против них.
Именно они ослепили Даттона, когда сумасшедшая женщина вцепилась ему в горло, неожиданно выпрыгнув из теней.
Он застыл, не в силах двинуться с места. Холодные яркие глаза без зрачков – ледники, обрамленные плотью. Лицо без всякого тела, почти столь же бледное, как и глаза. Невидимые руки, одна сомкнулась вокруг его шеи, вторая уперлась ему в грудь…
«…нет, не невидимые, она в черном, вся в черном…»
– Что случилось?
– Что… что…
– Я не сдамся! – зашипела она, прижав Бенрэя к забору из проволочной сетки. Ее дыхание клуба`ми завивалось между ними, похожее на подсвеченный туман. – Он же делал снимки, тысячи этих проклятых снимков, и я ему просто так не дам уйти!
– Кто… Ты кто такая…
Неожиданно она остановилась, склонила голову набок так, словно только сейчас увидела свою жертву. И задала глупый вопрос:
– А ты, блин, откуда взялся?
Она оказалась ниже Бенрэя сантиметров на пятнадцать, но по какой-то причине мысль о том, чтобы дать ей отпор, ему в голову не пришла.
– Я не знаю, я… я просто домой шел, – выдавил из себя Даттон.
– Этот дом, – произнесла женщина. Ее глаза – какие-то приборы ночного видения? – казалось, сверлили его собственные.
– Какой дом?
Она опять швырнула его к забору.
– Вот этот дом! – И мотнула головой в сторону чего-то за его левым плечом. Даттон повернул голову: еще одна многоэтажка, не пострадавшая, но пустая и темная.