Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 11



Внешняя простота с лихвой компенсировалась интересной душой Маревны. Она обладала таким чувством юмора и таким уникальным ви́дением вещей, что просто не могла раствориться в Париже среди тысяч других художников. В начала XX века этот город был настоящим круговоротом из повозок, первых автомобилей и толп людей. Новоприбывшая боялась сама переходить улицу. Адаптировавшись, юная завоевательница столицы переехала на Монпарнас.

На то время Монмартр уже стал дорогим местом, где проводили время импрессионисты и постимпрессионисты. Юным революционерам искусства он был не по карману, так что они отправились осваивать обратный конец города – Монпарнас.

Вот интересная цитата из Маяковского о Париже тех лет: «Живопись – самое распространенное, самое влиятельное искусство Франции. Не говорю даже о квартирах. Кафе и рестораны сплошь увешаны картинами. На каждом шагу – магазин-выставка. Огромные домища – соты-ателье. Франция дала тысячи известнейших имен. А на каждого с именем приходится еще тысяча пишущих, у которых не только нет имени, но и фамилия их никому не известна, кроме консьержки».

Маревна. «Мать с детьми». 1942 г. Частная коллекция

Оказавшись в столице прогрессивного искусства, Маревна решила, что ей срочно нужно брать в руки кисточки. Вместо классической академии она выбрала свободную. В то время они открывались на каждом углу. Наша героиня оказалась в самой правильной – Русской академии Марии Васильевой. Это была невысокая женщина со стальным характером. Есть интересная история: когда Жорж Брак, которого тяжело ранили во время Первой мировой войны, вернулся домой, в Русской академии в его честь устроили вечеринку. Бывшая возлюбленная Модильяни пришла туда с новым спутником, а старого на праздник жизни не позвали. Горячий итальянец ворвался в помещение с желанием устроить разборку. Тогда маленькая, но сильная Мария Васильева взяла большого Модильяни и спустила его с лестницы.

В ее академии учились Шагал и Жорж Брак, а Пикассо с Матиссом приходили к ней писать в натурном классе. Заведение манило низкими расценками и невероятной атмосферой. Чтобы поддерживать рентабельность двух студий, Мария Васильева брала не ценой, а объемом: в комнату набивалась толпа начинающих художников, а по центру стояла обнаженная модель. От обилия творчества и отсутствия кислорода модель, как писала Маревна, стояла вся мокрая, как пловчиха. В конце класса хозяйка академии доставала самовар, разжигала его шишками и усаживала всех пить чай по-русски. Вот почему художники с радостью ходили к ней – здесь они обменивались идеями.

Кубизм Пикассо изобрел во Франции, а Мария Васильева была первой женщиной-кубисткой. Ее работы висят в иностранных музеях рядом с Пикассо и Браком. Из-за железного занавеса мы долго не знали ее имени, но сегодня пробел восполнен.

Интересно, что Маревна, как и многие обитатели Монпарнаса с разных концов света, довольно плохо говорила по-французски. Но, попивая чай за русским самоваром, они все чудесно находили общий язык.

С кем Маревна встречалась в Русской академии за самоваром? Был там Марк Шагал из Витебска, переехавший в Париж в 1911 году. Работы, которые он писал в России, отличались темной гаммой, но во Франции живопись заиграла новыми красками. Где-то рядом кипяток из чашки отпивал Модильяни, который прибыл из Италии в 1906 году. Присутствовал там и его друг Хаим Сутин родом из Смиловичей Минской губернии. Он был замкнутым человеком с тяжелым характером, но Маревна в мемуарах вспоминает его с невероятной теплотой. Долгое время он влачил нищенское существование и пытался нащупать свою тему в искусстве. И она пришла. Мастер стал писать тушки бычков: притаскивал их в общежитие художников «Улей» на левом берегу Сены и работал над этюдами до тех пор, пока мясо начинало пахнуть… Это очень раздражало его соседей, но – искусство требует жертв.

Тушки Сутин начал писать в преддверии Первой мировой войны. Это было тяжелое время, которое плохо сочеталось с ванильными пейзажами и радостными картинами. А вот мясо, истекающее кровью, хорошо передавало атмосферу, повисшую в воздухе. Это было актуальное искусство – и оно нашло зрителя.

Маревна. «Портрет Диего Риверы». 1960-е гг.



Легендарный французский «Улей» (La Ruche), в котором жили Сутин, Модильяни, Шагал и другие друзья Маревны, был создан в 1902 году меценатом и скульптором-любителем Альфредом Буше. Это бывший павильон для бургундских вин: после выставки Буше купил его, привез на Монпарнас и превратил в гостиницу для нищих художников. Проживание стоило 50 франков в год, вкусный обед – два с половиной франка. Деньги маленькие, но и условия жизни не прекрасные. Комнаты были похожи на маленькие соты – отсюда и название общежития.

В память о тех годах остались рисунки Маревны, на которых ее друзья выпивают и болтают. Однако алкоголем дело не ограничивалось. В то время гашиш и кокаин стоили так же, как спиртное. Художники отвлекались на эти вещи, равно как и на вечеринки в соседних комнатах «Улья». Вот почему из сотен парижских художников того периода история запомнила немногих. В числе исключительных – Маревна. Она не могла себя полностью обеспечить искусством, но имела вес в художественных кругах.

В качестве альтернативной площадки для выставок художники использовали «Ротонду». Это кафе на Монпарнасе, которое существует до сих пор. Часто у художников не было денег, чтобы оплатить счета, поэтому они отдавали владельцу «Ротонды» свои картины. В итоге у него сформировалась потрясающая коллекция, способная поспорить с музеем современного искусства.

Когда будете в Париже, обязательно сходите в «Ротонду» и представьте себе, какие интересные люди там бывали. Это не только художники, а еще, например, Анна Ахматова. В 1910 году она приехала во французскую столицу с Николаем Гумилевым. Это было их свадебное путешествие. Однажды супруг отлучился по делам, а Анна решила зайти в «Ротонду». За соседним столиком сидел Модильяни. Так начался роман, который разбил ей сердце. Они гуляли по ночам, много говорили, Модильяни пел ей под окнами. Невероятно, но они даже угадывали сны друг друга. Модильяни сделал несколько рисунков обнаженной Ахматовой, и она хранила их до конца жизни. Отношения продолжились в переписке, и Ахматова снова приехала в Париж уже без Гумилева. Окрыленная, она вернулась домой, но – письма в почтовом ящике больше не появлялись. Модильяни решил закончить отношения.

В «Ротонде» Троцкий часто играл в шахматы с Василием Кандинским. Захаживал туда и Владимир Ильич, но, как рассказывает Маревна, впечатления ни на кого не произвел.

Маревна. «Купальщики». 1972 г. Частная коллекция

С Троцким дружил очень колоритный персонаж: мексиканец Диего Ривера. Задолго до встречи с Фридой Кало он был возлюбленным Маревны, жил в «Улье», кутил с Пикассо, Модильяни, Сутиным и Кислингом. Маревна познакомилась с ним в «Ротонде».

«Обаятельный людоед» Ривера на то время был женат на русской художнице Ангелине Беловой, что не уняло любвеобильности. В 1919 году Маревна родила от него дочь Марику, а мексиканец ребенка не признал из-за глупой шутки Пикасссо – когда-то на вечеринке в «Улье» тот погладил подругу по животу и сказал: «Это не твое, это мое».

Однажды Ривера напал на Маревну ножом, но детский плач его остановил. Спустя некоторое время он бросил ее и уехал в Мексику, встретил Фриду и разбил еще и ее сердце.

Вся эта компания изображена на известном групповом портрете Маревны, слева направо запечатлены: Леопольд Зборовский, Кислинг, Макс Жакоб, Жанна Эбютерн, Модильяни, Сутин, Илья Эренбург, Маревна с дочерью Марикой и Диего. Вот что пишет о друзьях художница: «Одно наше появление на улице привлекало всеобщее внимание. Впереди – уверенной походкой, с огромным чувством достоинства шел, размахивая тростью с ацтекскими фигурками, огромный, смуглый, бородатый Диего Ривера. Дальше – я – в розовой широкополой шляпе, отцовской накидке, велосипедных бриджах, белых носочках и черных туфельках. Потом Модильяни – чудесные кудри эпохи Возрождения, расстегнутая до пояса рубашка, книга в руке, он шел, декламируя строчки из „Ада“ Данте. Далее Эренбург с лошадиным лицом, похожий на льва Волошин, Пикассо и Макс Жакоб, один в огромном „пальто кубиста“, другой – в приталенном пальто, черном цилиндре, белых перчатках и гетрах…»