Иллюзии, навеянные мечтой

— Да, понимаю, — нехотя согласился юноша и криво усмехнулся. — Остаётся разве что попытаться разузнать о ней у Ноевой семейки при следующей встрече, если, конечно, в порыве ярости я не сотру их всех в порошок раньше времени, — сжав руки в кулаки, гневно добавил он. — И начну, пожалуй, с этого ублюдка Тики. Я заставлю его заплатить за всё то, что он причинил тебе!

Линали покраснела и стыдливо потупилась, после сказав:

— Эм, думаю, слепой яростью ты вряд ли чего-то добьёшься. А вообще, Аллен, раз уж ты начал упоминать о Тики… В общем, я хотела бы попросить тебя навсегда забыть о том неприятном эпизоде, о котором он тебе рассказал, дабы разозлить. — Парень, опешив, хотел было возмутиться, но девушка схватила его за руку и с силой сжала, затараторив: — Я не могу допустить, чтобы кто-то ещё узнал об этом, особенно брат. Я даже представить боюсь, каково ему придётся, если… Да что там, гораздо сильнее я хотела бы утаить всё это в первую очередь от тебя!

Едва сдерживая слёзы, она замолчала и опустила голову, и Уолкер почувствовал, как задрожали её руки. Он судорожно вздохнул в попытке усмирить, хотя бы на время, неумолимо растущую в нём ненависть к этому Ною — Тики Микку. Подумать только, а ведь когда-то Аллен искренне верил, что тот подонок наделён хоть какими-то маломальскими моральными принципами, дескать, в нём есть светлая сторона, ведь иначе он не вёл бы двойную жизнь, прикидываясь обычным человеком. Однако, по всей видимости, Ноева сущность таки окончательно возобладала в нём ещё тогда, в Ковчеге. Причём не исключено, что виной тому являлся сам Уолкер.

Наивный болван, — мысленно заключил он.

Аллен чувствовал — в нём что-то изменилось. И теперь, казалось бы, его прежде нерушимое мировоззрение — «маска», которую он носит, — дала очередную трещину, куда более значительную, чем та, что образовалась с появлением Четырнадцатого. Мана. Когда он умер, юноша, ведомый чувством вины, превратился в самоотверженного глупца-альтруиста, считающего, что можно спасти любого — будь то человек, Акума или же Ной, — и Аллен стремился к этому, отдавая всего себя. Но сейчас в душе поселилось слишком много сомнений касательно правильности его суждений. Он запутался. И это злило его.

Уолкер был уверен лишь в одном — в следующий раз его рука не дрогнет.

— Хорошо, будь по-твоему.

Линали почему-то надеялась, что вот сейчас Аллен непременно обнимет её, — ведь она так нуждалась в этом! Но шли секунды, а он ничего не предпринимал, и девушка, чувствуя не то обиду, не то разочарование, отпустила его руку да подняла покрасневшие глаза.

— Спасибо, — выдавила она.

Собеседник кивнул в ответ, а Линали, пристально глядя ему в глаза, ощутила жгучее желание ударить его, так как это показное бесстрастие уже начало порядком выбешивать. Почему он притворяется? Почему делает вид, будто не замечает застывший в её глазах вопрос, озвучить который у неё не хватает смелости? Почему смотрит на неё так, словно ему в тягость находиться рядом?

— Кто я для тебя, Аллен? — таки спросила она, внимательно наблюдая за выражением его лица.

Разумеется, он ожидал, что рано или поздно Линали спросит об этом. Тем не менее, скрыть свою растерянность под её пристальным взором ему не удалось.

— Послушай, Линали, ты много значишь для меня, но… не стоит, — нарочито холодным тоном произнёс он. — То, что между нами произошло было…

— Ошибкой? Ты это хочешь сказать?

— Да.

Линали непроизвольно прижала ладонь к своей груди. Словно её ударили — так трудно было дышать. Всё внутри похолодело, свернулось в тугой ком. Не в силах совладать с обуявшими её эмоциями, девушка медленно замотала головой и зашевелила губами в попытке хоть что-то произнести.

— П-почему?..

— Потому что так будет лучше для нас обоих.

— Лучше… для нас?

Голос её звучал надломлено и тихо, губы дрожали, а на глаза снова начали наворачиваться слёзы. Мысль, что прямо сейчас он отвергает её, оказалась невыносимой. Линали и подумать не могла, что может быть так больно, из-за чего попросту теряла способность трезво анализировать ситуацию. Она искала причину в себе, лихорадочно перебирая в голове заведомо бредовые варианты: что, если она опротивела ему из-за того, что сотворил с ней Тики, пусть это произошло и не в реальности, ведь тот подонок наверняка всё переиначил, превратив её не в жертву, а, допустим, в девицу лёгкого поведения, которая готова пойти на что угодно ради сохранения своих тайн; что, если Аллен отчасти, но поверил Ною.

— Ох, Линали, не нужно, — взмолился Уолкер. — Ты, как никто другой, должна понимать меня!

Аллен до последнего думал, что сможет выдержать это — сможет, если будет придерживаться здравого смысла, а не идти на поводу у чувств. Но Линали всё портила, одной своей реакцией разрушая старательно выстроенную им стену самообладания и решимости.

В итоге юноша, разозлившись как на Линали, так и на самого себя, чертыхнулся, грубо ухватил девушку за плечи и, надеясь достучаться до неё, резким тоном выпалил:

— Да возьми же себя в руки, Линали, и постарайся, наконец, понять меня! — та, вконец оцепенев, испуганно воззрилась на него. — Я не готов жертвовать! Ясно тебе? Ты ведь была там, слышала слова Роад. И знаешь, самое страшное в том, что она права — я действительно опасен. Я носитель, вместилище, предназначенное для Четырнадцатого, а значит, являюсь ничем иным как порождением зла. И я не представляю, что ждёт меня в будущем: смогу ли я выстоять или же буду заточён в собственном теле. — Он вдруг притянул девушку к себе и, крепко обняв, продолжил говорить куда более спокойным, но отдающим горечью голосом: — Нои использовали тебя, превратив, по сути, в расходный материал просто потому, что я к тебе неравнодушен. То же случилось и с Дейзи: если бы нас не связывали тёплые отношения многолетней давности, то ей не пришлось бы пережить всё это. Так что… — Он немного отстранился и взял её лицо в свои ладони. — Линали, я безмерно ценю твою любовь, но не заслуживаю её. Поверь, я не тот, кто нужен тебе. Со мной ты не обретёшь счастья, лишь боль и страдания…

Странно, но его слова, должные воззвать к голосу разума, возымели эффект прямо противоположный. Конечно же, обо всём этом Линали прекрасно знала, но нахлынувшие страхи и сомнения не позволили ей вовремя сообразить, что к чему.

— Ты предлагаешь мне вот так просто взять и отречься от тебя? — девушка положила свои ладони на чужие предплечья и чуть сжала дрожащие пальцы. — После всего, что мы вместе пережили, ты думаешь, я стану беспокоиться о своей шкуре? Думаешь, это меня остановит?

— По крайней мере, я на это надеюсь, — невесело усмехнулся он и, отпустив Линали, прислонился поясницей к перилам, опёршись руками об их края, да с усталым видом опустил голову.

Девушка, пронаблюдав за его действиями, вытерла слёзы рукавом кофты и продолжила, причём на этот раз голос её звучал сдержанно и твёрдо:

— Аллен, выслушай моё мнение по этому поводу. Во-первых, я не хочу, чтобы ты решал всё за меня. Во-вторых, ты, видимо, забываешь, но с тобой или же без тебя я не буду в безопасности. Каждый прожитой мною день — это всё равно, что хождение по краю обрыва. Один неверный шаг — и я сорвусь. И тогда не останется ничего, кроме сожалений. Сожалений о том, чего я не успела сделать за свою короткую жизнь экзорциста. — Она приблизилась к юноше и осторожно накрыла его ладонь своей, тем самым добившись зрительного контакта. — Возможно, это эгоистично с моей стороны, но я… Мне нужен ты, Аллен, и только ты. Меня не пугают трудности, ведь наша жизнь и так целиком состоит из них, так что я не вижу смысла в том, чтобы отказываться от своих чувств и желаний.

— Хм, а как же твой брат? — с фальшивой непринуждённостью спросил Уолкер. — Он-то уж наверняка не одобрит твой выбор.

— Ну, думаю, со временем он поймёт меня…

Аллен вдруг рассмеялся, безрадостно и неестественно, почти истерично, чем обескуражил девушку.

— Чего ты так смеёшься?

— Глупая ты, Линали, — оттолкнувшись от перил, сквозь смех проговорил он и приложил ладонь ко лбу, взъерошив чёлку. — Наивная и глупая эгоистка, такая же, как я.