Страница 3 из 10
Я собиралась заманить ласку в дом, а потом показать её деду, но когда мы подходили к воротам клановых территорий, она куда-то пропала.
— Подозрительное животное, — бросила мама. — Как будто шпионила за нами.
— Зачем за нами шпионить, — я пожала плечами больше из желания возразить. — В этом городе каждая собака знает, что мы из клана Сантерн. Достаточно на мои волосы взглянуть.
— Мало ли зачем, — мать начертила в воздухе знак «ирг». Отвечая этому, защита мягко засияла и раскрылась, пропуская нас внутрь. — Будь осторожна, Сатьяна, особенно в академии. Мы с папой будем слишком далеко, чтобы приглядывать за тобой.
Вот и хорошо.
Это я только подумала, вслух говорить не стала.
Дом встретил прохладной тишиной. Вслед за мамой я прошла через холл, спустилась по широкой каменной лестнице, окунулась в пахнущий смолой и пылью воздух святилища.
Хранитель находился здесь, сколько я себя помню.
Глава 3
Или даже не так, Хранитель находился здесь столько, сколько существует наш клан. Величайшая драгоценность семьи Сантерн, оберег и символ, источник магии рода.
На вид это было полускрытое в камне сияющее золотое яйцо. Говорили, в минуты опасности для рода оно горит алым, в минуты, когда случается нечто очень хорошее — белым, но я никогда не видела, чтобы Хранитель менял цвет. Может, оно и к лучшему.
Опустившись на колени рядом с матерью, я склонила голову и попросила про себя, чтобы боги и покровители были ко мне милостивы. И чтобы случилось что-нибудь и мне не пришлось бы идти обучаться на «рыбака». Пусть отец передумает. Пусть даже случится большой прорыв, потребуются все воины, даже девушки, даже младшие дочери.
Последнюю мысль я тут же отогнала. Прорыва всё-таки не надо. Хватало и рассказов бабушки: во время её молодости защита города была куда слабее, а твари — куда сильнее и кровожаднее. Прорывы случались чаще, и ни один прорыв не обходился без жертв. Сестра бабушки и её жених погибли в таком. А сколько ещё погибало простого народу — всех не перечислишь. Так что нет. Пусть всё будет хорошо.
Помолившись, я оглянулась на пороге — Хранитель по-прежнему мерцал ровным золотистым светом.
На следующее утро мы выехали чуть свет. Я, Лас и Вейс — первый, третий и четвёртый курс Академии. Ехали на телеге, нагруженной сундуками и узлами. Я незаметно поглаживала лежавший рядом большой баул: там, под ворохом одежды, покоился увязанный тряпками Сорванец. Собственно, именно поэтому я и выдвинула матери такое условие: если бы меня собирала она, не видать мне меч как своих ушей.
Отец верхом на лошади провожал нас до заставы. За ней начинались уже дикие земли, бесхозные — в принципе, люди жили и там, но, мягко говоря, несладко. И чаще всего недолго.
Причина была проста — твари Хагоса. Хагос, злое начало, постоянно строит козни людям и создал тварей нам на гибель. Но Нигос благословил людей сражаться с ними и дал нам магию: магию стихий, магию меча и магию исцеления.
В принципе, сейчас мы и правда живём почти безопасно, не то что раньше. К городам и большим дорогам наученные жизнью твари почти не подходят. Почти — за исключением случаев бешенства или гона.
Но простые люди без магического дара, без сопровождения боевой команды, на дорогу всё равно стараются не соваться, вот и мы телепались до заставы, чтобы ехать уже большим караваном, под охраной. Хоть мы были и учениками академии, а Вейс и вообще уже на четвёртом курсе — всё равно ещё не могли считаться полноправными бойцами.
— Сатьяна, — окликнул меня отец. — Не зевай, прибыли.
Телега и впрямь проехала ещё немного и остановилась перед большим двухэтажным зданием заставы. Сердце ухнуло: вот оно, начало путешествия. Мы выбрались и стали таскать вещи в полутёмное с улицы помещение. Потом отец подозвал меня. Лас и Вейс ушли внутрь, а я вытянулась перед отцом и ждала, что он мне скажет.
— Вот ты и выросла, дочка, — на плечо легла тяжёлая рука истинного боевика. Отец выглядел странно, как будто пытался подавить смущение или неловкость. — Учись хорошо и старайся.
— Я бы старалась ещё больше, если бы училась на боевика, — буркнула я.
Он пропустил выпад мимо ушей. Сказал мягко:
— Я очень хотел дочку. Но как мы ни пытались, рождались только сыновья. И тогда я пообещал твоей матери, что если родится дочка, никогда не стану вмешиваться в то, как она её воспитывает. И ты родилась.
Я промолчала. Про себя только подумала, что зря он это пообещал. И вообще, раз так, лучше бы я родилась мальчиком.
— Знаешь, мне кажется, твоя мать права. Сражаться в первом ряду — и правда занятие для женщины неподходящее.
— Замолчи! — хоть нас и приучили, что на родителей нельзя поднимать голос, я всё же не выдержала. Предатель! Хорошо же ему мать мозги промыла!
Не дожидаясь ответа, повернулась и бросилась на заставу. На глазах закипали слёзы ярости. Нет, я понимала, что сейчас уже, наверное, ничего не изменить, не ждала от отца, что он вдруг скажет: «Всё улажено, ты будешь боевиком». Но и того, что услышу набившее оскомину «неподходящее для девушки занятие», не ожидала тоже.
И тут раздался насмешливый голос:
— Привет, «рыбачка».
Я гневно вскинула голову. Даже не прищуриваясь, в плохо освещённом помещении, я его узнала. Беловолосый вендаец, который заплатил за нас в лавке. Он стоял, привалившись плечом к стене, сложив руки на груди, и сверлил меня с высоты своего роста таким же насмешливым, как голос, взглядом.
— Я мечница! — буркнула я, намереваясь пройти мимо.
— Ух как страшно, — рассмеялся вендаец. И в следующий миг дорогу мне преградило чужое колено. — Где твой меч, мечница?
Я сузила глаза и просверлила его испепеляющим взглядом. А ему хоть бы хны, стоит, скалит зубы.
— Я тебя и без меча на обе лопатки положу.
— Если ты будешь сверху, я и сам с удовольствием лягу.
Я не сразу поняла. А когда поняла, покраснела, как помидор. В груди полыхнуло пламя, руки сами сжались в кулаки, а дальше я действовала уже на одних вбитых в тело навыках: воткнула кулак вендайцу в живот, а когда он охнул и схватился за ударенное место, поймала за уши и двинула коленом по подбородку.
Даже мне было немного больно, а у вендайца, наверное, искры из глаз посыпались. Пренебрежительно фыркнув (будет знать, как связываться с девушкой из клана Сантерн), я хотела было проскочить во внутренние комнаты, но вокруг талии обвилась жёсткая рука.
Вендаец, который ещё должен был лежать на полу и поскуливать, опомнился быстро, почти мгновенно.
Рывком развернул, припечатал к стене, перехватил руки и наклонился, заглядывая в лицо. Он тяжело дышал, в глазах пылала холодная ярость. Но куда больше, чем его ярость, меня напугала собственная реакция. Сердце замерло, потом сильно заколотилось. От чужого взгляда, от рук, сжимающих запястья, бросило в жар. Я сама не поняла, что со мной — противник подкрался так близко, я в невыгодном положении, надо ударить, использовать его слабые места — но ничего не делала, ощущая себя удивительно беззащитной под этим злым синеглазым взглядом.
— Сата? Ты где? — в комнату заглянул Лас. — Хм-м?!
В этом «хм-м» было много всего непонятного, но мне было не до того, чтобы разбирать оттенки. Пользуясь тем, что хватка беловолосого на мгновение ослабла, я вывернулась, нырнула под его руку и хмуро буркнула, проходя мимо брата:
— Чего орёшь, тут я, тут.
Лас снова хмыкнул, на этот раз весело, и пристроился рядом. Вместе мы пошли через здание заставы на внутренний двор, ждать, пока соберётся караван.
— Кто это? — с любопытством спросил брат по пути. — Знакомый?
Я только фыркнула, не отвечая. Избави Нигос от таких знакомых. Таких… наглых и позволяющих себе идиотские шутки! И ведь он наверняка тоже едет в академию. Твари, это же ещё и там с ним встречаться… Одно хорошо: он точно не стихийник, что бы мама ни говорила. Стихийники не обладают такой реакцией и привычкой к физическим нагрузкам. С другой стороны…