Страница 25 из 27
Глава 5. Цена медали
На обратном пути из Норвегии в Россию, в самолете Осло – Москва на моих глазах российский фристайлист Сергей Шуплецов за пять тысяч долларов расстался со своей первой и единственной серебряной олимпийской медалью. «Очень нужны деньги», – сдавленным голосом произнес он, и на скулах заходили желваки.
Год спустя Сергей погиб в автокатастрофе. Я же, порой вспоминая о нем, как наяву вижу именно эту грустную картинку…
Возможно, когда таких медалей несколько, расстаться с одной, тем более за солидную компенсацию, – не такая уж большая потеря. Но практика говорит об ином. Олимпийское золото для человека, который его выиграл, – бесценно. И ни одна награда в мире не идет с ним ни в какое сравнение.
Объяснить феномен Олимпийских игр мир пытается на протяжении многих десятилетий.
– Я до сих пор не могу понять, что это такое, – говорил выдающийся тренер по фигурному катанию Валентин Николаев, подготовивший вместе с Галиной Змиевской двух олимпийских чемпионов – героиню Лиллехаммера Баюл и Виктора Петренко, выигравшего в 1992-м в Альбервилле. – У меня высшее техническое образование. Знаю и могу объяснить, почему самолеты летают. Но когда смотрю на самолет, то по-человечески не понимаю, почему «это» не падает на землю. Так и с Олимпийскими играми. Все их отличие от любого крупного турнира заключается лишь в отсутствии рекламы на бортах. Судьи те же, участники те же, программы те же. А турнир совершенно другой. И напряжение на этом турнире несравнимо ни с чем.
Об Олимпийских играх трудно писать достоверно, наблюдая за ними со стороны. Сопричастность – в любом качестве, будь ты журналист, врач или велосипедный техник, – кружит голову, притягивает, отравляет душу единственным желанием: увидеть победу своего спортсмена. Возможно, поэтому на то время, что продолжаются олимпийские баталии тех или иных Игр, все остальные события на планете уходят на второй план.
Олимпийские интервью, взятые сразу после победы, в которых спортсмен обстоятельно рассказывает о том, как именно боролся и побеждал, – редкость. Как правило, все говорят одно и то же: «Счастлив. Ничего не помню».
И то и другое – неправда. В большинстве случаев у чемпиона остается лишь одно желание: закрыть глаза и ни о чем не думать. И полное опустошение.
Еще тяжелее бывает тем, кто проиграл…
Олимпийское золото – страшная вещь. Оно неизменно ломает жизнь на «до» и «после». По одну сторону, на этапе восхождения – нечеловеческий труд и великая цель. По другую – уже совсем другая жизнь и недопустимость мысли, что ты можешь стать вторым.
Возможно, я никогда в жизни не поняла бы этого, если бы сама не прошла через олимпийскую мясорубку в 1976-м. Но, как бы то ни было, в Лиллехаммере не приходилось сомневаться, что все великие фигуристы-профессионалы, временно вернувшиеся в большой спорт как раз перед теми Играми, приехали туда именно за победой. Двукратная олимпийская чемпионка Катарина Витт. Победители Игр-1988 Брайан Бойтано, Екатерина Гордеева и Сергей Гриньков. Триумфаторы Альбервилля Наталья Мишкутенок и Артур Дмитриев, Виктор Петренко. Британцы Джейн Торвилл и Кристофер Дин, выигравшие олимпийское золото в 1984-м в Сараево…
Проиграли все, кроме Гордеевой и Гринькова.
Пожалуй, здесь необходимо отступление.
Моим любимым спортивным журналистом всегда был Станислав Токарев. Когда в середине восьмидесятых меня взяли внештатным стажером в газету «Советский спорт», он работал там же. И вот однажды, закончив работать, мы вместе двинулись в сторону метро. У Токарева сильно болела нога, он шел, опираясь на палку, и всю дорогу допытывался у меня, на кой черт мне вообще нужен этот хлеб. По его словам – горький и неблагодарный.
Несколько лет спустя, когда Токарева уже не стало, в одной из его книг я обнаружила слова: «Бывает, идет на старт тот, кто тебе дорог, ты сердцем чувствуешь приближение неудачи и не имеешь права отвести взгляд. И нет большего горя, чем видеть несчастье друга и писать о нем».
Спорт в этом отношении – жестокая штука. Победа Гордеевой и Гринькова в Лиллехаммере заставляла ликовать, а поражение Мишкутенок и Дмитриева рвало душу. Восторг, вызванный выступлением Оксаны Грищук и Евгения Платова, переплетался с отчаянием: именно к этой медали почти двадцать лет безуспешно шли Майя Усова и Александр Жулин…
В день танцевального финала в Хамаре я так и не смогла вернуться обратно в Лиллехаммер. Последний автобус давно ушел, я же сидела на полу под дверью раздевалки и ждала, когда оттуда выйдут Майя и Саша. На часах было полвторого ночи, журналисты и участники давно разъехались, завершив танцевальную пресс-конференцию, на которой серебряные призеры Игр так и не появились. И я совершенно искренне не понимала, как можно уйти, не поглядев в глаза и не сказав какие-то слова поддержки тем, кто проиграл.
Что говорить людям, жизнь которых только что на моих глазах разлетелась в мелкие куски, я не знала. Да и говорить ничего не пришлось: так и не дождавшись фигуристов, я уехала из Хамара самым ранним автобусом, чтобы вернуться туда снова ближе к вечеру на выступления фигуристок-одиночниц и заранее запланированное интервью с еще одним проигравшим – Кристофером Дином.
О беседе мы договаривались еще до финала, и у меня не было никаких сомнений в том, что Дин не придет. Он был слишком раздавлен проигрышем. Как и Джейн. За месяц до Игр, выиграв чемпионат Европы, фигуристы говорили, что готовы к любому развитию событий. В том числе – к поражению. Но когда Торвилл и Дин стояли в Лиллехаммере на третьей ступени пьедестала, было слишком очевидно, что они были готовы к поражению в любой день, кроме этого…
На интервью Дин пришел. Сел рядом со мной на трибуне и уже спокойно сказал:
– Мы все равно ни о чем не жалеем. Дело ведь не только в медалях. А прежде всего в вызове – самим себе. Знаете, когда мужчина в возрасте влюбляется в молоденькую девушку, он во всем старается прыгнуть выше головы, совершенно не думая в тот момент, насколько оправданно его поведение в глазах окружающих. И чем бы ни кончилась такая любовь, воспоминания о том времени, когда ты был способен ради чего бы то ни было становиться лучше, сильнее, самоотверженнее, остаются на всю оставшуюся жизнь. Так и мы. И не самое главное, что взаимности не получилось…
Похожий разговор состоялся у меня и с Бойтано. С ним, как и с английскими танцорами, я познакомилась за год до Лиллехаммера – на чемпионате мира в Праге. Бойтано рассказывал, что с большим интересом работает комментатором, иногда пишет газетные колонки в USA Today. Тогда же он произнес зацепившую меня фразу:
– Журналисты обычно предпочитают чемпионов и штампуют в общем-то похожие друг на друга интервью. На мой взгляд, гораздо интереснее в этот момент взять в оборот проигравшего.
Эти слова я напомнила ему в Лиллехаммере. Бойтано грустно усмехнулся:
– Наверное, мне не стоило снова лезть в это пекло… Нам часто кажется, что мы никогда не будем похожи на людей старшего поколения. Не будем одеваться так, как они, не будем так рассуждать. Многие предупреждали меня, что я делаю ошибку, возвращаясь в любительский спорт. И в глубине души я был абсолютно уверен, что им просто не дано понять, чем я руководствуюсь. Я чувствовал себя сильным, намного сильнее, чем был шесть лет назад. У меня появился опыт, которого не могло быть и не было в Калгари…
Но только сейчас я по-настоящему понял причину своего поражения. Спортсмен должен жаждать борьбы, а я жаждал только победы. И когда понял, что уже не смогу за нее бороться, то, естественно, расстроился, но трагедией, какой по идее должно было стать поражение – и какой оно всегда было для меня, – это поражение не стало. Более того, я был абсолютно доволен многими вещами: тем, как прыгал, что все-таки неплохо справился со всей программой в целом. Но все мои маленькие успехи просто смешны на том фоне, на котором вели борьбу остальные фигуристы. И даже не только призеры…