Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 13 из 39

Карьера Гая Октавия развивалась успешно. Триумф помог бы ему добиться консульства. Юлий Цезарь также был на коне, добившись консулата на 59 г. до н. э., и существовала возможность того, что муж его племянницы также вскоре достигнет вслед за ним высшей магистратуры. Однако на пути из Македонии в Рим Гай заболел и умер в своем доме в Ноле.[71]

III

Консульство Юлия и Цезаря

«А что, – говорит другой, – если он захочет и быть консулом и иметь войско?» А тот (Помпей) возможно мягче: «А что, если мой сын захочет ударить меня палкой?» Этими словами он достиг того, что люди полагают, будто между Помпеем и Цезарем трения.

Юному Октавию было всего четыре года, когда его отец скончался, завещав бо́льшую часть состояния своему единственному сыну. Богатства рода предназначались для поддержки карьеры будущих его представителей. Браки в среде аристократии обычно обусловливались конкретными политическими и финансовыми преимуществами, с ними связанными, а потому разводы и новые свадьбы были в порядке вещей. Юлий Цезарь обручился в еще совсем юном возрасте, а затем женился трижды. Помпей вступал в брак четыре раза. Подобно тому, как Атия не взяла имя мужа, когда вышла замуж за Октавия, ее имущество осталось обособленным, и им, исключая приданое, управлял ее отец в интересах дочери. Обычно жена не наследовала состояние мужа, предполагалось, что главными наследниками станут дети, прежде всего сыновья.

В завещании были назначены опекуны, чтобы осуществлять надзор за имуществом мальчика, пока он не достигнет совершеннолетия. Одним из них стал Гай Тораний, человек, который занимал должность эдила (и, возможно, квестора) вместе с его отцом. Имуществом нужно было управлять, а деньги вкладывать в какое-либо дело, чтобы сохранить, а в идеале приумножить наследство. Торания позднее обвиняли в том, что он потратил значительную часть состояния Октавия в своих целях. Вполне вероятно, что те, кто так говорил, просто ошибался, а не сознательно клеветал на него, однако когда Октавий станет взрослым, то посмотрит на это по-иному и потребует жестокой расправы с ним.[73]

Атия представляла собой ценный актив для ее отца. Пока она оставалась молода (вероятно, ей не исполнилось и тридцати) и могла рожать детей, было бы совершенно неразумным не попытаться выдать ее замуж снова. Римские законы предполагали десятимесячный срок, после которого овдовевшая или разведенная женщина имела право взять себе нового мужа, чтобы не возникало сомнений по поводу отцовства ребенка, который мог родиться за это время. Марк Атий Бальб неплохо устроил свои дела, женившись на сестре Юлия Цезаря и став таким образом тестем Октавия. Это отнюдь не означало, что он не может искать новых союзов с другими аристократическими семействами и завести новые связи в своих интересах. Атия вышла замуж во второй раз, на сей раз за Луция Марция Филиппа, который станет консулом в 56 г. до н. э. Филипп не принадлежал к числу близких друзей Юлия Цезаря, однако его фамилия пользовалась большим уважением и добилась немалых успехов на политическом поприще, поддерживая хорошие отношения с обеими сторонами. Новый брак мог также обеспечить долгожданное финансовое пополнение. У Филиппа уже был взрослый сын, начавший политическую карьеру, а также дочь, и если он надеялся иметь еще детей от нового брака, то ему пришлось разочароваться.[74]

Юный Октавий не отправился с матерью в ее новый дом. Вместо этого он и, вероятно, его сестра – остались жить с родителями Атии, которые взяли на себя заботы по уходу за ними и их начальному образованию. Со временем к няньке присоединился и paedogogus; главного наставника Октавия звали Сфером. Обычно paedogogus был рабом греческого происхождения, и одна из его задач состояла в том, чтобы учить ребенка как греческому языку, так и латинскому. Римские аристократы I в. до н. э. свободно владели обоими этими языками. Помимо умения читать и писать и основ арифметики особый упор при преподавании делался на обычаях и истории Римской республики. Ибо, как говорил Цицерон, «в самом деле, что такое жизнь человека, если память о древних событиях не связывает ее с жизнью наших предков?»[75] В рамках общей истории Римского государства особое внимание уделялось той роли, которую играли в нем его пращуры. Атия, вне всякого сомнения, могла быть уверена в том, что Октавий хорошо знал о великих деяниях и глубокой древности рода Юлиев в целом и фамилии Цезарей в частности. Бесспорно, что мальчик также гордился историей (пусть и менее яркой) рода Октавиев. Позднее Октавий просто напишет, не вдаваясь в детали, что это был «древний и богатый всаднический род».[76]

«Трехголовое чудовище»[77]

Помпей Великий возвратился в Италию со своей армией в конце 62 г. до н. э. Облеченный по решению комиций беспрецедентно широкими полномочиями и располагавший огромными ресурсами, он затмил своими победами римских военачальников прошлого. Помпей хорошо служил республике. Благодаря опыту и способностям в делах организации и планирования он вначале очистил Средиземное море от пиратов, а затем окончательно сокрушил Митридата Понтийского и осуществил полномасштабное переустройство Ближнего Востока. Немало сенаторов задавалось вопросом, не слишком ли свыкся человек с такой властью, чтобы согласиться вновь стать обычным сенатором. Многие опасались, что он использует свои легионы для того, чтобы силой утвердить свое господство над республикой, как это сделал Сулла.[78]

Помпей не был Суллой, да и ситуация у обоих сильно различалась, поскольку Сулла столкнулся с уже вооружившимися врагами, когда возвратился после войны с Митридатом. Бесконечная гражданская война просто продолжилась, когда он вернулся с Востока. Чтобы развеять людские страхи, Помпей в 62 г. до н. э. сделал широкий жест, распустив армию сразу по прибытии в Италию. Политические настроения в Риме изменились, как только люди перевели дух и почувствовали, что великий завоеватель теперь вполне уязвим. Помпей больше не обладал официальными полномочиями и не имел в своем распоряжении армию, хотя он по-прежнему оставался за пределами сакральной городской черты и сохранял imperium вплоть до празднования триумфа. Теперь ему приходилось полагаться на свое богатство, ловкость политика и то, что римляне называли не вполне переводимым словом auctoritas – нашего слова «авторитет» недостаточно для того, чтобы должным образом передать его смысл. Auctoritas сочетала в себе статус и уважение, коими человек был обязан как личным успехам и связям, так и достижениям и связям своего рода. По сути, auctoritas отражала значение того или иного лица в глазах всех и каждого.

Никто не сомневался в том, что Помпей – важная персона, и никто не обладал таким богатством и связями, как он, но у него не было монополии на них, и много еще кто также имел и то, и другое, хотя и в меньшей степени. Помпей провел всю юность и бо́льшую часть своих зрелых лет в походах. Ему не хватало опыта лавирования в повседневной политической жизни, приобретения и использования политических выгод. Кроме того, он жаждал преклонения толпы и одобрения со стороны сенаторов и тяжело переносил, когда все это заставляло себя ждать. Если говорить о практической стороне дела, то перед Помпеем стояли три задачи. Первая, наиболее простая, – добиться права на триумф и выставить напоказ перед всем городом свои успехи. Вторая – официальное утверждение мероприятий по реорганизации восточных провинций и царств, одобрение всех его решений. И, наконец, последняя – закон о даровании земельных участков его демобилизованным солдатам, чтобы они могли завести хозяйства, что обеспечило бы поддержку на будущее и им самим, и их семьям.

71

Tacitus A

72



Письмо Целия в составе переписки Цицерона (ad fam. VIII. 8. 9).

73

Suetonius, Aug. 8. 1, 27. 1; Nic. Dam. Vita Aug. 2; App. BC. IV. 12.

74

Nicolaus Damascus Vita Aug. 3; R. Syme, The Roman Revolution (1960), p. 127–128; ‘Neglected children on the Ara Pacis’, American Journal of Archaeology 88 (1984), p. 583–589, 586, fn. 17.

75

Cicero, Or. 120 (пер. И. П. Стрельниковой).

76

О paedogogus Октавия Dio Cass. LVIII. 33. 1 (правильно – XLVIII. 33. 1. — Прим. пер.): упоминание о том, что Сфер в 40 г. до н. э. удостоился общественных похорон за счет воспитанника; о детстве у римлян в целом см. B. Rawson (ed.), Children and Childhood in Roman Italy (2003), особ. p. 99–113; о римском воспитании см. H. Marrou, A History of Education in Antiquity (1956), p. 229–291, A. Gwy

77

Это выражение приводит Аппиан: ВС II. 9.

78

Обсуждение этого вопроса см. R. Seager, Pompey the Great. A Political Biography (2002), p. 72–79; T. Wiseman in CAH2, IX, p. 358–367.