Страница 10 из 17
Я согласно кивнул и уже молча продолжил доедать свое остывающее второе, не вступая в дискуссию. Что-то весь мне этот разговор стал откровенно надоедать. К концу трапезы дежурный повар шустро расставила на столе еще три чистых набора посуды. Я не успел спросить, для кого они предназначены, как в комнату с шумом ввалились подполковник Волобуев, майор Горошина и заместитель начальника госпиталя по административно-хозяйственной части Алексей Сергеевич Твердолобов.
Зам по АХЧ, сам в прошлом капитан первого ранга, когда-то командовавший бригадой подводных лодок на Камчатке, своим мощным видом напоминал одну из грозных субмарин, вытащенных на берег. При появлении начальства Подвывалова переменилась в лице, заметно побледнев, неловко вскочила со своего места, громко скрипнув отодвигаемым стулом.
– Ну, как, Вероника Егоровна, – прищурился начальник госпиталя, – обстановка на камбузе?
– Все хорошо, Марат Иванович! – бойко затараторила диетсестра. – Проба снята, все взвешено, все вкусно и в предусмотренных пределах.
– Ладно, ладно, – замахал рукой Волобуев, останавливая словесный поток. – А вам, Дмитрий Андреевич, как? – он по-хозяйски развалился на вздрогнувшем под его тяжестью стуле за столом напротив меня.
Я не стал в красках расписывать свои ощущения от посещения камбуза, отделался лишь общими фразами, отметив свое присутствие в специальном журнале, написав, что обед приготовлен на «хорошо». Уходя, попросил Твердолобова не забыть о своем обещании починить розетки в палатах хирургического отделения. Он улыбнулся и, повернув ко мне голову, вернее не голову, а лицо, так как его короткостриженая седая голова покоилась на такой мощной и короткой шее, что там уже не разберешь, где она на самом деле заканчивалась, глухо пробурчал:
– Как только закончим с подвалом, сразу пошлю к вам электрика.
– Если к этому времени никого не шарахнет током! – громко, чтоб всем было слышно, произнес я в ответ, чем, вероятно, испортил разыгравшийся аппетит у честной компании. Но я уже об этом не узнал, так как тихо притворил за собой дверь и отправился в хирургию.
Сегодня был знаковый день: у нас, наконец, наладилась работа в операционной, и мы приступили к своим непосредственным обязанностям. Как раз заканчивал свои операции травматолог, и следующим на очереди был я – предстояло избавить двух юных матросов от паховых грыж. Как известно, время за работой летит не заметно. И к 17 часам, следующей своей пробе на камбузе, я изрядно проголодался.
На вечерней пробе диетсестра побывала раньше меня. Встретились с ней уже в дверях, где она выходила, а я входил в камбуз.
– Опаздываете, доктор, – она многозначительно посмотрела на свои круглые наручные часики, изготовленные из желтого металла со сверкающими стразами по периметру маленького циферблата, показывающего десять минут шестого. – Я уже без вас проверила камбуз. А должны были вместе.
– Поздравляю! Только смею напомнить, что я сюда все же хирургом устроился работать, а не ревизором, – с гордостью бросил я, проходя мимо нее. – Вот был, знаете, на операциях! На основной, так сказать, своей работе!
– Я вас прекрасно понимаю, – донеслось мне вслед, – только если вы не можете вовремя подойти на пробу, то в другой раз отправьте кого-нибудь вместо себя.
«Странно, кого я отправлю? – мелькнуло у меня в голове. – Если я дежурный врач?»
– Да вы можете любого доктора на отделении попросить сходить на пробу, – пришла мне на помощь дежурная повар Наталья, слышавшая наш диалог, приятная молодая женщина с симпатичным, но грустным лицом. – Многие так делают. Ведь, по сути, это простая формальность. Главное, чтоб в журнале была соответствующая запись и подпись дежурного врача.
– Выходит, – я вытер вымытые руки о свежее вафельное полотенце, любезно поданное мне поваром, – вас, по сути, только одна Подвывалова по-настоящему контролирует?
– Ой, что вы, доктор! – отчаянно замахала руками повар. – У нас тут столько контролеров, что только успевай уворачиваться, – она кисло улыбнулась. – Да, ладно бы еще во время работы проверили бы, а то… – она вдруг замолчала, потупив взор.
– А то что? – поднял я на нее свои глаза, оторвавшись от чудной картофельной запеканки, что источала передо мной тонкий аромат свежеприготовленного блюда.
– Могут еще и вне работы проверить, – собравшись духом, выпалила собеседница.
– Это как понимать?
– Очень просто. Вот не далее как вчера, когда я уже ушла с работы домой, так военные ревизоры, а они у нас почитай каждую неделю все чего-то проверяют, не поленились за мной погнаться. Уже на автобусной остановке нагнали и потребовали показать содержимое сумочки.
– И вы показали?!
– Показала. А куда деваться? Я, честно сказать, растерялась поначалу. Они вдвоем, два мордатых кабана, подбежали ко мне. Корочки свои красные сунули в лицо и потребовали открыть сумочку.
– Но вы же имели полное право отказаться, – покачал я головой. – Какое эти самые военные ревизоры имели право рыться в ваших вещах, да еще на улице, и вне госпиталя?
– Могла, – согласно кивнула Наталья. – И никакого права они не имели. Тут вы точно подметили. Но я в тот момент почти ничего не соображала. Я ужасно растерялась. Они ТАК на меня посмотрели.
– Веселые у вас тут нравы. Ничего не скажешь. А чего они хотели? Что вы в дамской сумочке кусок мяса унесете? Или свиной окорок?
– Да Бог с вами. Я за двадцать лет работы ни одного грамма продуктов со столовой не вынесла.
– Извините, я не хотел вас обидеть.
– Да ничего. Мы уже привычные. Народ наш как мыслит – раз работаешь в столовой, то обязательно рыльце должно быть в пушку! Обязательно чего-нибудь да упрешь из продуктов. Ведь так?!
– Лично я так не думаю.
– Вы, может быть, и не думаете, а другие еще как! Ох! Большинство людей считает, что если ты с продуктами хоть как-то связан, то не избежишь искушения. А ведь я и ничегошеньки не беру, – повар смахнула набежавшую в уголки глаз влагу и выбежала из комнаты.
Остаток ужина пришлось провести в гордом одиночестве. В голову лезли всякие нехорошие мысли относительно окружающей меня несправедливости. Встав из-за стола, я хотел пойти разыскать убежавшую женщину и хоть как-то ее успокоить. Но тут в кармане настойчиво зазвонил сотовый телефон и голосом дежурной медсестры призвал меня в приемный покой. Привезли инфекционного больного. Пришлось наскоро оставить след в журнале снятия проб и, чертыхаясь про себя, совсем не бодрым шагом направиться в приемный покой.
Перспектива заниматься инфекционными больными вызывала в моей душе немой протест и бурю негатива. Зачем мне, хирургу, принимать больных, мягко говоря, не по профилю. Но возмущайся, не возмущайся, а тут так поставлено. И вот я уже сижу за столом дежурного врача, а молодой упитанный сержант с медицинскими эмблемами в петлицах уже бойко докладывает, выкладывая передо мной медицинские книжки:
– Рядовой Турдайбегенов – ветрянка! Рядовой Бисбиканов – ветрянка! Рядовой Смолин – энтероколит! Разрешите идти?
– Стой! – хмурю брови. – Куда идти?
– Назад в часть, – наивно улыбается сержант, растягивая в стороны толстые рубиновые щечки. – Ведь вы же их госпитализируете? А меня машина на проходной ждет. Мне еще до полка часа три по темноте пилить.
– А ты уверен, что я их госпитализирую? – я демонстративно играю желваками, умышленно затягивая время, лихорадочно вспоминая, что же мне известно про ветряную оспу и энтероколит. Растянувшаяся на три минуты пауза ничего не дала. В голову абсолютно ничего путного не лезло. Стоящий напротив сержант как-то сразу осунулся и стал нервно теребить в руках свою новенькую шапку.
– Товарищ доктор! Так вы сами на них гляньте! Вон у Турдайбегенова вся рожа и тело в характерных пустулах и везикулах. И Бисбиканов не лучше выглядит. А Смолин, простите, дрищет дальше, чем видит! По двадцать раз на дню!
– Пустулы, говоришь? – я провел суровым взглядом по сидевшим в ряд на жесткой кушетке бойцам, от чего они заметно съежились и потупили взор.