Страница 2 из 10
Ему открыты тайны мироздания, а оно готово променять их на вид Люциуса Малфоя с вазой на члене.
Внутренний голос расхохотался еще маньячнее, чем раньше.
- “Так ведь именно поэтому я их помню - потому что кусок дебила! Система бдительно следит за памятью сильных и умных, забирает их воспоминания, дабы они могли… Не помню, что, но что-то важное. Мудрые познают истину, отказываются от страстей, покидают великое колесо и становятся блаженным ничем, великие чувствуют зов Небес и становятся высокими духами, чтобы искупить свою прижизненную вину служением вселенной, а долбоебы с распиздяями крутятся в Цикле дальше, потому что кому мы, нахер, сдались”.
Возможно, это и тянуло на рецепт вечной жизни, но воспользоваться им Люциусу не захотелось.
Что ж, по крайней мере, “Долбодятлус Растаращус” готов. Осталось последовать рекомендациям своего странного союзника и заправить получившуюся гадость в баллончик, а после распылить ее в лицо Темному Лорду. На первый взгляд, дело самоубийственное, на второй… Люциус чувствовал, что эффект будет. И всей душой тянулся к этому эффекту, как к давно потерянной и наконец-то вновь обретенной возлюбленной.
Ему не терпелось пустить баллончик в ход, несмотря даже на то, что сам баллончик - изобретение жалких магглов. Черт возьми, внутренний голос, в одном (а может и во многих) из своих воплощений точно был магглом, однако он знал вещи, наверное, скрытые даже от Темного Лорда, ибо имел возможность их увидеть и оценить не только со стороны мира живых.
Впервые мистер Малфой задумался о том, насколько многогранен мир.
Блистательный аристократ, человек, держащий в руках немалую власть, он готов был променять ее даже не на знание, а на бледную тень знания, призрак в темном углу, крошечный кусочек тайны. Или на любовь… К чему-то еще не встреченному, но уже чрезвычайно дорогому.
- “Потому что ты - Хуюциус”, - нежно шепнул голос. - “Все в порядке, просто ты чувствуешь свой путь. Ты создан, чтобы любить вазы, а они - чтобы любить тебя. Уж я-то знаю”.
Зловредный, непозволительно любопытный, сующий астральный нос в каждое дело, которое его не касалось, сейчас голос был прав - Люциус чувствовал это всей своей сущностью. Вазы! Прекрасные и разные, каждой надо уделить внимание… Но он сможет, ибо кто, если не Хуюциус? И пусть внутренний голос только попробует не отвернуться!
Гребаные пары “Долбодятлуса”! Даже защитное заклинание не помогло.
Люциус в ужасе смотрел на все вазы Малфой-мэнора, собранные в гостиной и носящие на себе явные следы ночи бурной любви. В дверь стучал Темный Лорд, Нарцисса вот-вот должна спуститься и увидеть непристойного характера бардак, домовик где-то шлялся, внутренний голос ржал, как лошадь, которой в поилку налили пива, а не воды, да еще и смел утверждать, что все правильно и по плану.
- “Ага, Люциус. Жизнь такая штука - вечером ты пьян и счастлив, ты видишь свет и смысл жизни, ты повелитель мира, а утром тебя тошнит в сортире и ты думаешь: “бля-я-я, за что мне все это!” Добро пожаловать в наш хуевый мир обратно”.
- Заткнись, и идем встречать Лорда. - Не слишком аристократично, но до манер ли, когда ты чуть не сошел с ума?
- “Да ладно, не парься. По поводу прибытия Лорда я все подумаю за тебя, я быдло в третьем поколении, мне можно”.
Темный Лорд был гневен и страшен. Для других Пожирателей. Люциус, недавно познавший сумасшествие и любовь к вазам, его уже не боялся, а уж его внутренний голос, считавший, что Авада “самый, бля, милосердный способ ухайдакаться, точняком лучше, чем червяком под тракторными колесами плющиться”, и подавно.
- Нам нужно поговорить, мой скользкий друг.
Малфой проклял день, когда его отец впервые встретился с его матерью. Неужели Круциатус?
- “Бро, думай о вазах”, - подбодрил внутренний гад.
Ступеньки-ступеньки. Ожидание наказания, причем непонятно, за что. Неужели в чем-то подозревает? Неужели он знает?..
В кабинете почти темно, только едва-едва мерцают свечи, да дрожат по углам отбрасываемые ими тени.
- Ты узнал то, что я тебе велел?
- Нет, мой Лорд. Я не успел.
- Очень плохо. Пожалуй, я должен тебя мотивировать… Круцио!
Как Малфой успел увернуться - не знали ни он, ни его внутренний голос. Может, потому, что ожидали этого с самого начала, а может, жопа подсказала. Как утверждал голос: жопа чувствует все, только сказать не может. Но, тем не менее, пытается предупредить, как умеет, главное вовремя распознать поданный ею сигнал.
- “Бля, баллончик! А-а, уступи руль, я сам, если тебе против начальника западло переть! Скорее, а то ж угандошит!”
Темный Лорд не терпит неповиновения - это Люциус знал давно и прочно, как и то, что если ты увернулся от Круциатуса, следующим, что в тебя полетит, будет Авада. Перед глазами мистера Малфоя пронеслась вся его жизнь, время словно замедлилось, а сам он шмыгнул в самый дальний уголок сознания, чисто по-малфоевски надеясь, что проблему разрулит кто-нибудь другой. Благо, есть кому… Вроде бы.
Сложно сказать, успел голос или нет, во всяком случае, если судить по странной щекотке во всем теле, он попытался. Определено попытался, но на другом, незнакомом волшебнику уровне восприятия.
- Авада Кедавра!
Некоторое время Волдеморт с удовлетворением созерцал труп и забившегося в угол, перепуганного домовика, затем отвернулся к окну. В конце концов, Малфой был всего лишь слугой. Все они, весь мир создан для того, чтобы служить ему, тому, кто победил смерть. Пусть он полукровка, но он шагнул дальше и познал больше, чем самые чистокровные маги…
Прервать тщеславные размышления заставил тихий шорох за спиной.
Жалкий слуга, скользкий прихвостень, был мертв - иначе и быть не могло, однако он стоял позади Лорда и нагло лыбился во все тридцать два зуба. Странно лыбился, совершенно неаристократично.
- Всоси, мудак, я перед походом на босса всегда сохраняюсь, - злорадно сказал Люциус и распылил в лицо Волдеморта весь баллончик “Долбодятлуса Растаращуса”.
========== Часть 3 ==========
Все, что успел сделать Люциус, когда содержимое баллончика обернулось едким, желтым, быстро распространяющимся дымом - зажать пальцами нос и выскочить из кабинета. Ну, еще споткнуться на лестнице и пересчитать задницей все ступеньки, но сейчас это было даже к лучшему: черта с два бы он так быстро спустился своим ходом.
- “Кажется, ты переборщил с ебанатом натрия”, - пофигистично заметил внутренний голос.
- А ты не мог сказать об этом ДО того, как мы распылили отраву?!
- “Э-э… Понимаешь, я плохо помню дозировку, ну и подумал: даже если хватили лишку - больше не меньше, зато эффект будет мощнее… И вообще, ты Пожиратель Смерти или кто?” - из защиты голос перешел в нападение, - “ты должен как Борджиа, людей травить на завтрак, обед и ужин, пытать, проклинать и всякое такое, а не предъявлять тут как прокурор на суде!”
Люциус чуть не впечатался на бегу в дверной косяк - первый раз в жизни его попрекали не отсутствием совести, а ее наличием. Однако, в любом случае, дело было уже сделано, и единственное, что мог предпринять волшебник, чтобы хоть как-то поправить последствия: схватить жену в охапку и трансгрессировать с ней в безопасное место. Успокоить ее, убедить, что все в порядке, просто в лаборатории произошла небольшая авария, и, на всякий случай, подождать до вечера: не явится ли кто по его душу?
Никто не явился, перенасыщенное ебанатом натрия зелье должно было уже выветриться. В воздухе оно распадалось и становилось неопасным, зато навсегда оставалось в организме того, кто его вдохнул.
Если, конечно, гнусный внутренний голос не забыл еще что-нибудь важное.
Идти и узнавать точно было страшно.
Люциус поцеловал спящую жену в висок, велел домовикам заботиться о ней как можно лучше, и вышел на порог. В лицо ударил резкий, сырой, пахнущий рекой ветер. Шелестело последними, не облетевшими еще листьями дерево, где-то громко чавкали садовые гномы, добравшиеся до луковиц волшебных тюльпанов.