Страница 3 из 23
Вот незадача! Ведь изначально-то в грандиозных планах рисовалось, что Америка будет восторженно встречать поэта чуть ли не с военными оркестрами, картинно падать к ногам и, в конце многочисленных помпезных приёмов, – обречённо признавать приоритет великой русской поэзии в общемировом масштабе! Но «не срослось» как-то всё… Обмолвились, конечно, о том, что странный русский, прибывший поглазеть на Америку в обнимку с великовозрастной женой – ещё вроде как и литератор. Упомянули вскользь: «известен в России как поэт…» – важное уточнение. Потому как в Америке информация подавалась всё больше малокомплиментарная.
Сам поэт Сергей Есенин (да-да, речь о нём – о ком же ещё?) вспоминал позднее, что около двадцати газет дали статьи о его (вкупе с женой) визите в Штаты, но там в основном «говорилось… немного об Айседоре Дункан… но больше всего – о моих ботинках и о том, что у меня прекрасное атлетическое сложение и что я наверняка был бы лучшим спортсменом в Америке».
Классическое «по одёжке встречают»… Впрочем, за океаном и провожают всё так же. От размусоливания «одёжки» заморского гостя («Одеждой не отличается от обычного американского коммерсанта – простой серый костюм из твида…») до чисто «жареных» обвинений в некоем «коммунистическом экстремизме».
Впрочем, о чём точно думал Есенин, какие непечатные фольклорные обороты употреблял, рассматривая нью-йоркские газетки, – мы уже вряд ли точно узнаем. Но, по воспоминаниям современников, вернулся Сергей Александрович в Россию довольно раздражённым: и на Америку, и на очередную жену – Айседору… Америку приложил от души в путевых заметках «железный Миргород», вышедших в центральной газете «Известия», с Айседорой довольно скоро развёлся. (Точнее – провернул «финт», который успешно опробовал со многими своими супругами. Чтобы не тратить время на процедуру официального развода, поэт «как-то кстати» раз от раза «терял» паспорт. А потом, по заявлению, получал новый – уже без штампа о браке и, соответственно, без указаний на супружеские обязательства разного рода).
В «Миргороде» – как мог, проехался недобрым словом об отсталости американцев, не признавшем в нём великого представителя общемировой культуры: «…американцы – народ… весьма примитивный со стороны внутренней культуры… Владычество доллара съело в них все стремления к каким-либо сложным вопросам. Американец всецело погружается в «Business» и остального знать не желает. Искусство Америки на самой низшей ступени развития. Там до сих пор остаётся неразрешённым вопрос: нравственно или безнравственно поставить памятник Эдгару По. Всё это свидетельствует о том, что американцы – народ весьма молодой и не вполне сложившийся».
Видимо, только потом, значительно позже, поэт понял, что самим американцам его пытливые наблюдения и раздумья глубоко «параллельны».
Спустя какое-то время стал готовить к печати свои знаменитые «жёсткие» циклы: «Любовь хулигана» и «Москва кабацкая». Часть этих стихов уже частично написана ранее, но вот так, в полноценных циклах – своеобразных вехах есенинского творчества, по мнению многих исследователей, – собраны лишь после тесного контакта с американской действительностью.
…Тогда в США пытался удержаться на своей шаткой морализаторствующей табуретке «Сухой закон». Кто знает, может, Есенин обращался с издёвкой именно к заокеанской стране-блуднице: «Пей со мной, паршивая сука!» (Хотя, может, это и не ей, злой мачехе-Америке, посвящалось: прямого посвящения автором не указано. Тут всё равно одни предположения: кому, как, где, когда, да кто прототип).
А если заняться подобными догадками ещё поглубже да попристальнее, то можно и порассуждать от души… Только не самому – единичное частное мнение едва ли кому будет интересно. А пригласить экспертов-есениноведов, историков, философов, литературоведов, прозаиков, поэтов, восторженных любителей, а также литературных организаторов, администраторов и распорядителей (а куда сейчас без них?). Глядишь, все вместе и смогут многое в богатом есенинском наследии – как биографии, так и художественном творчестве – прояснить.
Главное, чтобы не получилось очередной монографии. Их уже и так более чем достаточно! По сто раз проговорены и обмусолены все обстоятельства жизни поэта, ни одна из его строк не осталась без внимания пытливых исследователей. «Что-кто-когда-с кем-зачем?» – не думаю, что неискушённому читателю удастся удержаться на плаву в этом бездонном колодце информации.
…Конечно, естественное желание привести чужие мнения к единому знаменателю – это первое, когда подступаешься к чему-то, где действует классическое предупреждение о невозможности «объять необъятное». И что же в таком случае остаётся делать? Быть непробиваемым оптимистом, надеясь на удачное решение с наскока квадратуры круга, формулы философского камня и прочих вечных казусов? У оптимистов это получается на раз! Но я с ужасом начинаю понимать, что тему Есенина не то чтобы «закрыть», но и даже «немного прикрыть» чем-нибудь сверху – ну просто никак не реально! Ну так, разве что укусить пару раз по периметру… Слишком уж она необъятна. А потому – будут и впредь множиться многочисленные полки, вместительные стенные шкафы и бездонные стеллажи с книгами, повествующими о есенинском житье-бытье.
Помню, ещё в самом начале работы по составлению книги наивно предположил в беседе с маститой есениноведкой (представлю её чуть ниже): «думаю, изданных про Есенина книг наберётся не только пара полок, а уже, наверное, целый шкаф?» Та покачала головой и снисходительно улыбнулась. «Что – два шкафа, три… неужели больше?» – я всё не унимался. Получил в ответ «всепрощающий» взгляд, полный глубокого сочувствия (граничащего с надрывным состраданием – так смотрят на совсем уж дремучих дилетантов). «Ну что вы, что вы! Гораздо, гораздо больше!» Когда мне обрисовали картину вкратце, меня ещё целый месяц мучали в ночных кошмарах бескрайние, уходящие куда-то за видимый фокус Вселенной библиотечные стеллажи, на которых призывно красовались разномастные и разноязыкие есенинские исследования.
Насчёт множества книг о Есенине меня просветила Елена Самоделова – ведущий научный сотрудник ИМЛИ РАН, доктор филологических наук… и преданная поклонница Сергея Александровича (во всех его амплуа). А заодно ознакомила с основными мифами о Есенине (ниже мы ещё вернёмся к ответу на вопрос: «А что вообще можно считать “безусловным”, то бишь – точно доказанным во Всемирной Есениане»?)
Сразу признаюсь: это издание – лишь обломок, набухший от солёных волн фрагмент палубной доски, болтающийся после кораблекрушения в штормовом океане. (Пусть даже и поднятый к поверхности – где-то меж необитаемых островов). Шторм едва ли утихнет: поэтическое море традиционно неспокойно. Щепки отдельных фактов будут разноситься прочь от скорбного места морской трагедии волнами разных теорий, мнений, сплетен да суждений. Академические исследователи с научными степенями, экзальтированные дилетанты с горячим желанием докопаться до истины – не суть важно: корабля уже нет, он безвозвратно сгинул в пучине. И раз так, то теперь приемлемы любые версии случившегося. Разве что – одно мнение будет звучать более убедительно, а другое – совсем фантастично. Соответственно, из незыблемого, из бесспорного – лишь сама водная гладь – «несущая волна» настоящего времени и современного литературного пространства, что играет разноцветными бликами… Да ещё эти самые блики – от Солнца, от Луны или от других каких светил – что должны генерировать определённый интерес для читателей в представляемой книге.
Уж слишком широк охват фактов и смыслов, мнений и суждений. Довольно многие люди, придерживающиеся разных взглядов, высказали своё отношению к этому загадочному многозначному явлению, обозначаемому как «Сергей Есенин».
А скромному координатору проекта – то бишь вашему покорному слуге – остаётся лишь постараться, чтобы «информационных бликов» набралось как можно больше, а смысловой поток, стремящийся к читателям, явил себя как можно шире и многоводней. Чтоб восторжествовала полифония суждений, высказалось как можно больше современников – всех тех, для кого вдруг Есенин (в силу самых разных причин) стал значить гораздо больше, чем для простого обывателя.