Проклятая нимфа

Год назад

Середина июня, а у Леама холодные руки. Его ладони жадно блуждали по моему телу, порабощая раскалённую плоть. Мне жарко, я в огне. Холодные прикосновения, словно тающие кубики льда, стекали по моей коже. Наши поцелуи бесконечно умирали и возрождались. Казалось, что сладостная пытка будет длиться вечно.

Его колючая щетина оставляла следы на моем лице. С боем приходилось вырывать каждый новый глоток воздуха. Мы настолько близки, что только одежда мешает нам слиться воедино. В бешеной гонке стаскивала с него футболку, обнажая совершенное тело. Напряжение росло в сумасшедшей прогрессии. И наплевать, что был день, а мы сидели на заднем сиденье его «Porsche».

Руки Леама вели сражение с застёжкой моего бюстгальтера, но упёртое кружево не поддавалось. Он осыпал поцелуями мою шею, от чего я дико трепетала. Нежно прикусывал мочку уха, нашёптывая:

— Ты — моя...

Низ живота сводило в чудовищном спазме, требовавшем немедленного продолжения…

***

Сейчас

Противный будильник возвращает в серую реальность, лишая последних радостей. Лениво открываю глаза, стараясь угомонить разгулявшиеся воспоминания. Как же не хочется вставать и идти на работу… Сегодня же суббота! Работать в выходной — мучение, выдуманное лично Эринниями[1]. Единственное оправдание субботнему издевательству: заказчики — высшие боги[2]. Для таких и в новогоднюю ночь под бой курантов придётся трудиться.

Сонная бреду на кухню за чашечкой живительного кофе — без горячей чёрной жидкости не смогу проснуться. Пока греется вода, на автомате собираюсь на встречу: душ, макияж, одежда — каждый день одно и то же. Шум кипящего чайника выводит из оцепенения. В не застёгнутом платье бегу в кухню, но уже у самого порога слышу, как он жалобно замолкает. Вхожу и вижу, как «хищная акула» пьёт кофе из моей любимой чашки:

— Астрит! Это моя чашка! Из неё пью только я!

Подруга не реагирует на мой комментарий. С огромным удовольствием нимфа делает глоток.

— Не кипятись, Теар. Сдалась тебе именно это чашка. Возьми другую.

— Я бы взяла другую, если б она была. Какая-то лентяйка забыла про дежурство, и вся посуда стоит грязная второй день.

Астрит стоит у окна с видом, будто говорю не про неё. Делает ещё один издевательский глоток.

— Чашка с кофе — моя. Я её выстрадала, слушая, как ты полночи звала Леама.

От её слов заливаюсь краской, но вовремя восстанавливаю самообладание. В голове рождается разгромная речь, но следующая фраза Астрит сводит все на нет:

— Теар, ты, кажется, опаздываешь, — указывает на настенные часы.

Вот зараза! Она права: ещё немного — и я опоздаю! Махнув на Астрит рукой, на бегу застёгиваю платье. Попытка по-быстрому обуть туфли завершилась падением. Слышу за спиной звонкий смех.

— Ты хоть там не рухни! ­— подруга вышла проводить меня с чашкой в руке. — Не переживай ты так, успеешь.

— Конечно, чего переживать? Я же еду в особняк высших богов. Надеюсь, они меня не сожрут, и я вернусь живой.

Уже берусь за ручку двери… но нет, я так не могу! В два шага приближаюсь к Астрит и, выхватив чашку, — залпом допиваю кофе до дна.

— Эй! — возмущается подруга.

— Ничего, от кофеина темнеют зубы. Ты мне ещё спасибо должна сказать! — кричу, сбегая по лестнице.

Около меня остановилось такси. Жёлтая машина и черные шашечки — классическое оформление нью-йоркских извозчиков. Водитель — темнокожий добряк в смешной шапке.

— Куда едем, мисс?

— На первый пирс возле Бруклинского моста, пожалуйста.

Машина трогается, а я заворожённо смотрю на Бруклин-Хайтс — самый красивый район Бруклина. Окна нашей квартиры на третьем этаже выходят на Верхний нью-йоркский залив и нижний Манхеттен. Всё же ради того, чтобы лицезреть великолепие бурлящего мегаполиса, можно потерпеть тесную квартиру с тремя соседками.

Восемь утра — час-пик, хоть и суббота. Меня ждут на Лонг-Айленде. На такси добраться не реально — можно до обеда простоять в пробках. На метро — замучаюсь с пересадками. Да и вообще — не люблю метро, оно меня сильно угнетает, давит близостью тартара[3]. Другое дело — паром! Сел на маршрут Рокуэй — и встал на пирсе Лонг-Айленда. Лёгкое колыхание вод, приятный бриз и никакой давки. Не жизнь, а романтика! Главное — не опоздать: паром ходит строго по расписанию. Не успела — привет, метро!

В этот раз мне повезло — я забежала на борт в последнюю минуту. Паром плавно рассекает воду, но мой взгляд прикован к суше. На противоположном берегу — Нью-Йорк, ритм жизни которого сметает препятствия на своём пути, и только я, идущая против природы, следую своим целям. Уже год как моё сердце не бьётся — оно проклято. Внешне во мне ничего не изменилось: хожу, ем, улыбаюсь… Но всё словно в пелене, мешающей жить полной жизнью. Весь этот год я ищу ответы на вопросы, которые даже не имею права задавать.