Страница 18 из 19
– У меня мало опыта работы на кассе, – признаюсь.
– Там несложно, научу. Так что, согласен? Половину ассортимента знаешь и без ознакомления. Причем с детства, – сказал Стас и заржал.
Смешно ему. Дебил.
– Послезавтра уезжаешь?-решил я уточнить.
– Ага. Но завтра нужна замена.
– Давай вечером сегодня тебе сообщу, ты позвони, не забудь. Я ж с теткой вожусь.
– О, – глухо откликнулся он, – Забыл, блин. Извини. Как она?
– Чуть лучше твоей бабушки, – сказал я и заржал. Он, кстати, тоже. Но это был такой ржач, знаете, как бы натужный и несчастный, ржач как попытка убежать от страха и реальности. Ржач, идущий рядом с отчаянием, сардонический, ага. Поэтому он у нас быстро сошел на нет, – Короче, вечером маякни. В принципе, почему бы и нет.
– Блин, типа выручишь сильно. Без дураков. Не забуду. Вечером мигну, – проговорил Стас и положил трубку.
Я же сидел на своей огромной кровати под сенью моей репродукции на потолке и осматривал стол. Помимо хлебушка, ваш покорный слуга, взял бутыль виски. И благополучно выжрал. Неслабо. Странно, что сны запомнились, обычно в таком состоянии…
Тут на мое плечо легла чья-то рука.
– Мать твою, сука в душу перемать, святые отцы!
Я рванулся с кровати, как ошпаренный, неловко поскользнулся и повалился изящнейшей дугой на свой стол, раздался треск, звук разбиваемого стекла, падающих бутылок, осколков, льющейся жидкости.
– Ты чего, совсем ку-ку, что ли? – воскликнула Кристина. Она сидела на моей кровати в одеяле и глазела на мои пируэты.
– Ты…Как тут…Как ты?! – пытаюсь собрать мысли. Когда я ей позвонил-то?! Или чего она тут делает.
Я почувствовал что-то теплое позади спины. Приподнялся. Достал пару осколков из верхушки попы.
– Фу, стой. Есть бинт и перекись? Не трогай! – сказала Кристина, вывалилась голая из простыней, шлепая ножками по полу, направилась в ванную.
– Ты как тут оказалась?! – кричу ей туда.
– Задавать такой вопрос неприлично, чтоб ты знал, – послышалось оттуда.
– Знаю. Но как ты тут оказалась?!
– Ты сам позвонил, – сказала она, когда вошла обратно в спальню с какими-то медицинскими прибамбасами и полотенцем, – Пьяный. Звал куда-то, потом к себе пригласил, потом пытался мне спеть «Too much love will kill you», потом пытался Бродского зачитать. «Письма династии Минь».
Она быстро утерла с пола остатки сока и виски, зашла мне за спину, начала водить ватой и мазью по царапинам.
– Обалдеть. Ничего не помню. «Письма» это где «Дорога в тысячу ли…»?
– Еще б ты помнил. Оно, да. Я когда приехала, ты был уже не пьяный, а в говно, извиняюсь. Потерпи.
– Ай! И как оно прошло? Ай-яй-яй!
Она вытащила еще пару кусочков моего бывшего столика, зажала раны жгучим раствором.
– Ты едва меня не облевал, как увидел, потом обнял за попу и заплакал. Причем успевал кусать мой живот. Потом говорил, что ненавидишь. Потом клялся в любви. А потом отрубился.
Кристина доворожила над моими ранениями, поставила бутылек с йодом и ватки на пол, села рядом.
– В любом случае, бывало у меня и хуже, – подытожила она, прислонившись ко мне головой. Пахло от нее перегаром.
– Ты тоже накатила что ли? – спросил я.
– Дотащила когда тебя до кровати, убедилась, что пистолетик твой стрелять не в состоянии, допила вискарь, да. Нет, ну а что?
– Ты трогала меня пока я валялся пьяный? Я могу теперь на тебя подать в суд. Скажу, домогалась. Буду знаменитым. Затвичу с хэжтегом «ми ту».
– В жопу иди.
– А зачем голая?
– А что мне лежать рядом одетой? Да и как бы… Я твои запасики порыла, в общем, устроила сама себе неплохую ночь. Я б даже сказала, одну из лучших в жизни, – произнесла подруга и усмехнулась, – Мы с Жаном хорошо поладили.
–С кем блин?!
Кристина взяла с кровати мощный светло-розовый дилдак и потрясла им перед моим носом.
– Знакомься, это Жан.
– Фу, гадость. Разве ж могут эти резиновые поделки заменить настоящего мужчину? Из плоти и крови? – деланно чинно спросил я, – А как же чувства? Как же любовь?
– В жопу иди, – повторила моя подруга.
Мечта детства: вот так сидеть рядом с девушкой, почти твоей, голенькой, красивенькой. Но вот в жизни оно как-то получается только с жуткого перепою и с осколками стекла в жопе.
– Я тебя там…Ничего, не обидел ничем? – интересуюсь искренне и с волнением.
– Да все нормально, не бери в голову. Говорю же, бывало и хуже. В том числе с тобой, – ответила Кристина. Ответила не без грустной нотки.
– Педикюрчик новый?
Она хмыкнула и поиграла своими пальчиками. Красивыми, ухоженными, очень милыми. Но греческими. Причем вот и указательный длиннющий, и безымянный с большим на одном уровне. Так еще и плоскостопная, узкая и без расширения к носку. Я что только в себе не продумывал, как только себя не гипнотизировал, чтобы пробудить любовь к ее лапонькам! Но нет, все мое естество отвергало их и ничем я не мог себе помочь. А жизнь продолжала хохотать над вашим покорным слугой: Карина…пардон, Кристина была той редкой жемчужинкой, которой нравились мои закидоны, которая была лишена напускных всех этих отвращений, ханжеских движений носиком, этих кривляний, набивания себе цены так свойственных женщинам. У нее имелся легкий характер, добрый, отзывчивый, как вы поняли, наверное. Редкая девушка в наши культивирующие женщин времена полетит на другой конец города к своему прибабашенному, пьяному дружку. А она вон сидит, с родинками на спине, с длинными, шатеновыми, мягкими волосами, вздернутым носиком, губками пухленькими. Грудь у нее маленькая, с большими коричневыми пятнами сосков. Имелся крохотный животик. Но не подумайте, будто я считал ее некрасивой или непривлекательной! Черт побери, у меня вызывали отторжение только ножки ее. Имей она ну хотя бы римский тип,– ну хотя бы римский, чтоб меня так!– я б может и женился бы. И каждый день боготворил.
Ладно, вру, не женился бы. Пара слов о браке: он не крут. Институт брака – это высушенный колодец, в который мужчины зачем-то по своей воле залезают и обрезают веревку, по которой залезли. А далее ждут, когда женщина время от времени будет кидать им еду и питье. Женатые люди какие-то конченые, уж пардон за прямоту, друзья. Не зря классик говорил, что женятся люди, когда уже деваться некуда. Конечно, тут девушки тоже не согласятся. Но их-то я понять могу, брак – это золотое подспорье для женщины, ее билет в благополучие, в возможность не работать или выгребать выгоду для себя из всего и вся. Да-да, не надо мне тут сейчас про «убираюсь, готовлю, работа после работы» и все такое, мне не семнадцать на такую байду покупаться. Потому что какой бы ни была ужасной для мужчины жизнь в браке, развод будет стократ хуже. Поверьте. К тетке порой захаживали судьи и с красочными деталями рассказывали как размазали очередного мужичка в бракоразводном процессе. Судьи, коль скоро заговорили об этом, всегда были женщинами. Что меня раньше удивляло, а сейчас я понимаю: любой коррумпированный или авторитарный режим должен опираться на женский чиновничий аппарат, не в высших слоях, а в своей сердцевине и на нижних слоях этот аппарат должен быть женским. В особенности в области юриспруденции. Женщины самые ярые этатистки. С другой стороны, женщины тоже страдают в замужествах своих, порой хлеще мужчин…Но кто ж заставляет их с детства мечтать-то об этом?
По количеству же разводов мы одни из первых в мире, плюс большинство из них инициированы женщинами, дети остаются с женщинами, в наихудших и страшнейших случаях – мальчики остаются с мамами и бабушками, которые растят искалеченных созданий. Пол страны у нас воспитана однополыми парами…
– Там лужа во дворе, как площадь двух Америк…Там одиночка мать вывозит дочку в скверик… – протянул я задумчиво.
– Ты к чему это? – поинтересовалась Кристина.
– Да так. А про Терек я боюсь в наше время читать, а то извиняться придется.
– Это не «Письма». Это «Пятая годовщина», – заметила моя подруга, – Обожаю ее.