Эгоист

Макс тяжко вздохнул и героически разлепил веки, щурясь от чересчур яркого, по его мнению, света.

Мы оба одновременно привыкали к освещению в полном молчании. Это было абсолютно нормально для меня и совершенно нехарактерно для Макса: в любой компании и ситуации он был тем самым человеком, заткнуть которого просто нереально.

А вот его молчание было поводом для тревоги. Если собака не ест, значит, с ней что-то не так, поэтому…

— В чём дело? — спросил я.

Макс бросил на меня мимолётный хмурый взгляд и отвёл глаза.

— Впервые в жизни после такого количества бухла мне не стало легче, — признался друг.

Вдоль позвоночника неспешной трусцой пробежал холодок, поднимая волосы на загривке и руках: когда я чувствовал непреодолимое желание сдохнуть, парни были тем самым спасательным кругом, который удерживал меня над поверхностью воды, не давая утонуть. А вот когда хандрить начинали все вместе, впору было запускать сигнальную ракетницу, призывая невидимые силы на помощь.

Три года назад мы, не сговариваясь, похоронили неприятные воспоминания, от которых поначалу не спалось по ночам, и стали жить дальше, наивно надеясь на то, что прошлое больше никогда не постучится в наши двери. Но у него, как и у будущего, тоже паршиво с чувством юмора.

Как бы мне хотелось, чтобы из-за угла выскочил какой-нибудь горе-шутник и с диким смехом выкрикнул фразу «С первым апреля!». Ради этого я даже был готов наплевать на то, что на дворе уже середина ноября.

— После него никогда не становится легче, — уверил я Макса. — Это всё грёбаное самовнушение.

Друг невесело хмыкнул.

— Не могу согласиться. Если напиваться до беспамятства, то это очень даже работает. Вот только… — Макс на секунду запнулся, словно решая, продолжать ли дальше. — Знаешь, первые полгода после номера, который отколол твой братец, я с трудом мог смотреть в твою сторону.

От такого заявления я знатно прифигел.

— Это с какого перепугу?

Друг болезненно поморщился.

— Вы с ним похожи как две капли воды. И как бы я ни старался, не мог не видеть в тебе его отражение. Я каждый долбанный день убеждал себя в том, что ты — не он, но психосоматика — тонкая материя. Когда я сутками пахал, чтобы помочь родителям, лишние мысли с лёгкостью уходили на второй план, а в свободное время я беспросветно бухал, пытаясь изгнать из памяти физиономию Никиты. Я даже начал спаивать тебя во время наших совместных вылазок, чтобы ты не заметил моего… хм… неприязненного взгляда. Неприязнь я по итогу поборол, а вот привычка осталась… После я, конечно, перестал видеть его на каждом углу и в твоём лице в частности, но вот ты произносишь его имя, и четыре года работы над собой летят коту под хвост. Только сейчас я понимаю, что ничего на самом деле в себе не исправил, и даже целой тонне бухла не под силу извлечь из головы воспоминания, выжженные калёным железом.

Около пары минут я приходил в себя, пытаясь переварить услышанное. В моей голове не укладывалась та информация, которую Макс вывалил на меня. Я всегда видел в нём неисправимого кутилу, любителя цыпочек и бухла, и вот в одно мгновение этот образ оказался развенчан. Никто не делал секрета из того, что всем нам пришлось туго из-за навалившегося на нас дерьма, но по-моему даже Лёха не переживал это так остро.

Я вновь оглянулся на парней, невольно подумав о том, что, быть может, им всё это время было так же паршиво, как и Максу. Но поверить в это означало, что в нашей дружной компании имеются секреты, в отсутствие которых я так свято верил все годы нашей дружбы.

— Что ещё ты забыл мне рассказать?

Мой голос прозвучал на удивление спокойно, ничем не выдавая бурю, беснующуюся внутри.

Макс поднял на меня виноватый взгляд.

— Я не хотел, чтобы ты знал об этом. Я и парням ничего не сказал; ты же знаешь, что у Лёхи язык не держится за зубами, рано или поздно он бы всё тебе растрепал. Я всё это время чувствовал себя виноватым перед тобой за то, что сравнивал тебя с Никитой. Даже дебилу стало бы ясно, что между вами общего ещё меньше, чем между небом и землёй, и я чувствую себя последним куском дерьма за это. Так что, — подытожил он свой монолог, — если захочешь набить мне морду — я готов.

Вздохнув, я кое-как поднялся на ноги, затёкшие от долгого сидения в одной позе, и, подойдя к Максу, положил руку на его плечо.

— Всё нормально.

И плевать на то, что на самом деле нам до отметки «нормально» как до Плутона в ржавом звездолёте.

Повертев головой по сторонам, я представил среди этого бедлама Ксюху.

— Твою мать! — выругался я и направился в комнату прямиком за телефоном: из-за произошедших событий из головы совершенно вылетела мысль о том, что она уехала домой.

На телефоне ожидаемо обнаружилось три пропущенных звонка от моей малышки. Я тут же набрал номер.

— Кирилл? — с первого гудка ответила девушка, словно всё это время просидела с телефоном в руках.

От звука её голоса на душе сразу как-то полегчало, и я подумал о том, что у меня всё же есть негласное средство от депрессии.

— Прости, я не слышал твоих звонков, — искренне извинился я. — Как прошёл разговор с родителями?

Девушка хмыкнула.

— Мама решила, что ты просто-напросто со мной развлёкся и через пару дней бросишь, поэтому и закатила накануне истерику.

— Я не собираюсь тебя бросать, — раздражённо бросил в ответ.

Хотя, справедливости ради, стоит отметить, что на месте Ксюшиной мамы я рассудил бы точно так же: богатенькие мажоры редко отличаются порядочностью. В конце концов, поначалу я ведь именно так и собирался сделать, — соблазнить и кинуть.

— Мне об этом известно, — промурлыкала Ксюша, и я тут же испытал жгучее желание оказаться рядом. — В общем, домашнего ареста удалось избежать, и все остались живы, хотя и эмоционально потрёпаны.

— Давай встретимся?

Мне было необходимо увидеть её прямо сейчас. До боли сжать в объятиях и вдохнуть родной запах, чтобы хоть немного восстановить силы и самообладание.

— Конечно, — тут же согласилась она. — Где?

— Я заеду за тобой через час.

— Хорошо. — В голосе Ксюши сквозила улыбка. — Люблю тебя.

Не сдержал довольную улыбку.

— Я знаю.

Рассмеявшись, девушка отключилась.

— Я тоже тебя люблю, — произнёс в пустоту и отправился приводить себя в порядок.

К тому времени, как я принял душ и спустился вниз, парни уже пришли в себя и потягивали на кухне минералку, которая всегда была в холодильнике в ассортименте.

— Интересно, куда это он собрался? — недовольно пробурчал Егор, стрельнув глазами в мою сторону.

Я закатил глаза.

— Даже и не знаю, что предположить, — насмешливо отозвался Костян. — Вариантов-то куча. Хотя нет, один-единственный.

— Идите к чёрту, — усмехнулся я, хватая со стола свою дозу минералки.

Видеть парней в приподнятом настроении было сродни второму дыханию, а, может они все, как и я, держались на честном слове, но об этом думать не хотелось. Впрочем, постараться забыть о проблеме — не значит избавиться от неё, так что надо придумать что-то, что сможет разогнать над нами чёрные тучи.

Сегодня впервые в жизни вместо своей любимой «Audi» я прошёл в самый конец парковки и, поколебавшись всего секунду, сорвал тент с «Hyundai Santa Fe», которую полгода назад получил от отца в подарок: родители не могли прийти к общему знаменателю по вопросу консультирования компании, осуществляющей деятельность в коммерческой сфере. Им требовалось непредвзятое мнение извне, чтобы получить объективный совет; я принял сторону отца. Разумеется, матери пришлось это не по вкусу, она неделю разговаривала со мной через пень-колоду. Я относился к такому поведению, как в детском саду воспитатели обычно реагируют на капризных детей — со снисхождением. Машина была мне не нужна, поэтому всё это время простаивала в самом углу парковки.

Не знаю, почему сегодня мне захотелось взять именно её.

Улыбаясь сам себе, я уселся в комфортабельный салон, — до сегодняшнего дня я в неё ни разу не садился даже из любопытства. Но увиденное мне понравилось: кожаный салон, 7-дюймовый цветной экран, расширенный набор электрорегулировок водительского кресла, аудиосистема с 10 динамиками Krell, стеклянная крыша и проекция на ветровое стекло, — эта тачка определённо оправдывала свою стоимость. Чёрт, да я до вечера готов был перечислять достоинства этой детки, но меня ждала другая, не менее стоящая малышка.