Тень могущества

— Измена Родине — серьёзное обвинение, — возразил я. — Может быть, под это дело кого-нибудь и судят — чтобы впредь неповадно другим. Но вообще-то, Шагга, ты же понимаешь — для тебя это единственный шанс выбраться с этой крыши живым.

— И меня будет ждать то же самое обвинение, — меланхолично сказал гоблин. — Джек, я не отступлю. Управление климатом могло — и должно было! — стать благом для всей планеты. Заставить всех нас понимать, что мы действительно в ОДНОЙ лодке. А мы закрылись в своём ковчеге, и нам наплевать на остальной мир… но ведь миру не наплевать на нас.

— Я не люблю пафоса, Шагга.

— А это не пафос, Стоун. Наша планета и впрямь стала тесной для людей — чего же удивляться тому, что каждый человек имеет своё видение глобальных проблем? И старается решить их в меру своих возможностей и разумения?

Гоблин грустно усмехнулся.

— Если же говорить о проблемах индивидуальных, я бы побеспокоился скорее о вашей подруге.

Про себя я согласился с Шаггой — Линда и впрямь очень уж притихла в темноте — но вида подавать не стал.

— Она у меня девочка самостоятельная. А что до глобальных проблем — они уже решены. Голосование в Сенате состоялось — и власть из рук военных ушла.

— Джек, — в голосе гоблина прорезался сарказм. — ПБЗ никогда и не была в руках армии. «Ионный щит» — оружие политическое, как ядерная бомба в прошлом веке. Поэтому мне нет дела до Апрельского переворота и политического строя. У меня есть дело — и я его делаю. Используя всё, что под руку подвернётся. И уж если это я создал ионный щит, то мне и решать — работать ему или нет.

— Нет дела до Апрельского переворота и политического строя? — послышался из-за моей спины голос полковника Ван Даглера.. — Зря. Потому что ответ именно на этот вопрос решает, жить вам или умереть.

В этот момент клеть лифта заскрежетала, поднимая на смотровую площадку платформу подъёмника, на которой в боевом полуприседе для стрельбы с колена замерли четверо одинаково безликих спецназовца в полной боевой броне. Фасетчатые забрала шлемов делали их похожими на невиданных одноглазых насекомых.

Ричард, к этому времени отступавший всё дальше в темноту — и слишком близко к краю платформы! — рванулся было к спрятанной под курткой пушке, и даже успел достать её — уже на земле, слепо дёргаясь, как марионетка, у которой обрезали ниточки.

Шагга дёрнулся всем телом — то ли пытаясь броситься к сыну, то ли тоже вытащить пистолет, но в этот момент за моей спиной глухо клацнуло.

Гаусс-пистолет разгоняет стограммовый стальной шарик всего до пятисот метров в секунду — и эта величина может быть уменьшена.

Ван Даглер стрелял с небольшой скоростью — и поэтому стальное ядро всего лишь сломало гоблину ключицу, свалив его на землю в приступе невыносимой боли.

Иммобилизующий выстрел — просто для того, чтобы покалеченный противник перестал думать о сопротивлении.

Меня полковник трогать не стал — и я знал почему.

— Вы правильно всё поняли, детектив, — подтвердил Ван Даглер, проходя из-за моей спины вперёд. — Вы на мушке у снайпера.

Недостаток гаусс-оружия: для того, чтобы разогнать снаряд до мало-мальски приемлемой скорости, необходим как можно более длинный ствол — фута два, не меньше, даже у пистолета.

Преимущество тоже очевидно — абсолютная, при необходимости, бесшумность. Взвизгивание обмотки тише, чем человеческий шёпот.

Полковник Ван Даглер встал перед Шаггой, похлопывая себя стволом пистолета по сапогу. Его бойцы квадратом заняли периметр площадки — судя по всему, случайностей полковник не хотел.

— Что с Линдой? — спросил я.

— Единственным способом надёжно отправить киборга в столь желаемое им небытие — это размозжить ему голову, — высокомерно, будто объясняя элементарные вещи новобранцу, сказал Ван Даглер. — Капитан Трой оказалась живуча как кошка, поэтому на этот раз я ей голову просто отрубил.

Полковник автоматически положил свободную руку на эфес табельного меча.

— Популярное развлечение в последнее время, — столь же светски подтвердил я.

В таких делах главное — не показывать вида.

— Жаль, впрочем, что вы не прихватили голову с собой, — продолжил я. — Говорят также, что сердце неплохо бы пробивать осиновым колом. Иначе они возвращаются.

— Не ожидал, что вы разделяете суеверия своих славянских собратьев.

— Я их не разделяю. Я в них верю.

Что-то, видимо, в моём тоне полковника озадачило, потому что он посмотрел на одного из своих людей.

— Третий, проверь труп киборга.

Спецназовец исчез у меня за спиной, а я взглянул в глаза Ван Даглера, пытаясь понять, что скрывается за притаившимися в них льдинками.

— Итак, полковник, вы опять на коне? — усмехнулся я. — Лично предотвращаете диверсию на подотчётном объекте стратегического значения?

Ван Даглер пожал плечами — пока я говорил вещи очевидные, никаких иных возможностей жандарму не оставалось.

— Всё пошло немного не так, как предполагалось, детектив. Я и Томас… мы действительно хотели ввести военное положение.

— Не хотели упускать власть, а? — я приподнял бровь.

— Стоун… причём здесь власть? Ты не генемод — тебе просто не понять.

— Попробуйте объяснить, — даже в этот момент я старался придерживаться правил вежливости. — Ведь ваши намерения в отношении меня, кажется, однозначны?

— Стоун, ты с самой первой нашей встречи хотел только одного — драки. Ты получишь свой шанс… надеюсь, это тебя хоть немного утешит перед смертью.

Шагга, наконец-то пришедший в себя от боли попытался двинуться, но Ван Даглер прижал его ногой к настилу и вновь посмотрел на меня.

— Тебе не понять, Стоун, каково это — вырасти в спецпитомнике для генетически модифицированных. Вся жизнь расписана, как по нотам — ты знаешь, где, как и чему будешь учиться, где и как будешь воевать, где и как закончишь жизнь, а однажды… Однажды ты узнаешь, что все эти модификации, все эти ПОРОДЫ людей — всего лишь часть чьего-то плана. Нас, военлордов, растят, как быков. На племя. Для опытов над человеческой породой. По планам улучшения человеческого генома.

Видимо, на моём лице не отразилось достаточного понимания.

Ничего на нём не отразилось.

Совсем.

И Ван Даглер принялся объяснять.

— Военлорды — любого проекта — на 70 процентов мужчины, не доживающие и до тридцати. Эльфы… это, прежде всего, эльфки. Девяносто процентов популяции. Мы две генетические ветки какого-то плана, Джек. Не нашего! Военлорды тут не причем. Нам дали политическую власть — как игрушку, в действительности страной управляем не мы!

— А кто же? — прохрипел Шагга. Гоблину до этих проблем было как до Луны пешком, но отчего бы и не поучаствовать в умной беседе?

— А у кого срок жизни сто двадцать лет — проектный, гарантированный? Каков довесок сверху неизвестно — не прошло ещё столько времени. Я… нахожу это неправильным.

Ван Даглер прервался, вслушиваясь в темноту за моей спиной, откуда раздался характерный треск короткой очереди.

— Пора заканчивать, — лицо полковника закаменело. Видимо, вспомнил о живучести киберсолдат.

Он приставил обмотку гаусс-пистолета к затылку Ильвинского.

— Я не хочу, чтобы мною управлял неизвестно кто! — выкрикнул он мне в лицо.

— Ну зачем же — неизвестно кто? — мило улыбнулся я.

В лице Ван Даглера на миг мелькнуло удивление.

В этот момент девчонка-программист прыгнула на спину полковника, вцепившись ему в волосы.

Если бы она потянулась за каким-нибудь оружием — её бы убили на месте.

Если бы она попыталась выполнить любой боевой приём — Ван Даглер, скорее всего, её немедленно скрутил.

А так они на несколько мгновений прилипли друг к другу, не давая возможности команде полковника возможности открыть огонь.

Впрочем, один из спецназовцев-элитаров вскидывал оружие, целясь мне куда-то за спину, и я поддался этому гипнозу.

Оглянулся.

За моей спиной, почти у самого края смотровой площадки стояла капитан Линда Трой — вернее, то, что от неё оставил Ван Даглер.