Большой кусок мира

Тереска попыталась быстренько придумать что-нибудь насчет паруса и ветра, но вместо этого спросила:

- А ты уверена, что он поплыл в сторону Гижицка, а не повернул на север?

Хотя минуту назад предметом их разговора был вырождающийся аристократ, подруга сразу поняла, о ком речь. С ответом же она помедлила, лихорадочно соображая, как для нее лучше: чтобы Тереска влюбилась или нет. Так и ничего не решив, Шпулька честно призналась:

- На север - исключено. Там ему делать нечего. Скорее всего, плывем в одном направлении. Не знаю, хочу ли я, чтобы мы с ним встретились.

- Почему не знаешь, почему хочешь и почему не хочешь?

- Первое и так понятно, не задавай дурацких вопросов, а в остальном - один только Бог знает, что ты тогда можешь отмочить.

Тереска искренне удивилась:

- С какой стати я должна что-то отмачивать? Ничего я не собираюсь... И вообще, когда это я что-либо отмачивала?

Шпулька страшно возмутилась и даже перестала грести:

- Ну знаешь! Не будешь же ты утверждать, что эта бредовая идея - каникулы на воде - моя? Или мы вместе это придумали?

- А разве нет? Впрочем, может, и я... А что такого? Разве тебе не нравится?

Шпулька уже была готова заявить, что только ненормальному могут понравиться все эти кошмары, но вдруг задумалась. А ведь на самом деле, окружавший их мир - мир воды и неба, и пронизанных солнцем далей, и зеленых берегов - был прекрасен и полон безмятежного покоя, даже несмотря на идиотские и подозрительные события. Да и сами эти события никакого вреда не приносили и спустя короткое время быстро бледнели, хирели и съеживались, как лопнувший воздушный шарик, отступая перед жизнерадостным праздником зелени и синевы.

Поэтому Шпульке ничего не оставалось, как честно признаться:

- Нравится! По правде говоря, не придумай ты этого путешествия, сидела бы я сейчас в деревне в тишине и покое и была бы жутко несчастна. Уж лучше здесь мучиться.

Какое-то время обе гребли молча.

- Парус! - оживленно воскликнула Тереска. - Слушай, был бы у нас парус, не пришлось бы грести - все легче.

- Легче, - согласилась подруга. - Я и сама об этом думала.

- Так давай сделаем!

- Из чего? Из пододеяльника?

- В одной книге на картинке о потерпевших кораблекрушение была одна ночная рубашка. Твоя как раз подойдет.

- Я предпочитаю в ней спать.

- Сии на здоровье. Одно другому не мешает. Днем будет парусом, а ночью ночной рубашкой. Мачту и всякие там перекладины сделаем на ближайшей стоянке.

- А чем прикреплять?

- Веревкой. В Гижицке надо будет купить веревку. Или пришить. Купим крепкие нитки.

- И большую иглу.

- И гвозди, может, придется что прибить.

- И посудину для воды...

Прежде чем девчонки доплыли до конца озера, список необходимых покупок вырос до угрожающих размеров...

- Мне уже ничего не надо, - умирающим голосом заявила Шпулька в шесть часов вечера. - Из двух зол лучше пусть будет шоссе, чем железная дорога. Если найдем здесь свободное место, черт с ним, остаемся!

Байдарка слегка покачивалась вблизи берега, а подруги, сложа весла, с отвращением разглядывали один из специально оборудованных туристских комплексов на озере Негочин. В реденьком лесочке у самой воды сгрудились деревянные домики и палатки, из-за деревьев доносился шум проезжавших автомобилей. Движение, по всей видимости, было весьма интенсивным.

- Не слоняйся мы полдня по магазинам, осталось бы время поискать что-нибудь получше, - заметила Тереска.

Домики и палатки теснились за загородкой. Между ними крутились люди, как раз начинавшие готовить ужин на разнообразнейших плитках и примусах. У самой воды женщина стирала что-то в махоньком тазике, а другая - едва ли в большем пыталась одновременно вымыть двоих детей. К озеру вели мостки, в конце которых был установлен обязательный щит с надписью "Купаться запрещено".

Шпулька смотрела на все это без малейшего энтузиазма.

- Сущий кошмар! Уж лучше ночевать в лодке.

- Иду на разведку, - вздохнула Тереска. - Кажется, у самой ограды есть свободный клочок травы.

Толстая тетка средних лет, представляющая администрацию кемпинга, с явной неохотой согласилась выделить нашим путешественницам место у ограды. Довольно долго она убеждала Тереску, что им значительно удобнее будет в центре, там, где детская площадка и тропинка. Если палатку поставить задом наперед, на тропинку можно будет протянуть ноги, зато никто не будет ходить по головам. Мальчишка с мячом налетел на Тереску сзади, благодаря чему она прикусила язык сразу в прямом и переносном смысле и не успела высказать свои мысли об этом любезном предложении, продолжая в то же время настаивать на травке в сторонке.

- Это же у самого леса, - недовольно скривилась администраторша. - Не забоитесь?

- Нет! - отчаянно заверяла Тереска. - Мы очень смелые...

- Будь я в состоянии поднять весло, только бы меня здесь и видели, - с отвращением заявила Шпулька, когда палатку уже установили, а все вещи перетащили. - Мыться отказываюсь. Посмотри, что там творится!

Место для купания было отгорожено веревками и напоминало светлой памяти бассейн "Москва" в воскресенье, с той лишь разницей, что было оно гораздо мельче. В этом "лягушатнике" плескалось множество отдыхающих, в основном детей, которых немногочисленные взрослые безуспешно пытались умыть, затолкать в воду или же, наоборот, из нее вытащить. На поверхности плавали хлопья мыльной пены, а все вместе взятое напоминало гигантскую банную лохань. Неподалеку на мостках сидел какой-то тип с отрешенным выражением лица и равнодушно смотрел на это банно-прачечное безумие, держа в руках удочку, поплавок которой весело подскакивал на мыльных волнах.

- Сумасшедший дом, - констатировала Тереска. - Все сбрендили. И они еще спрашивают, не

боимся ли мы леса. Где здесь лес? Бояться надо скорее этого ненормального.

- Какого ненормального? - сразу заволновалась Шпулька.

- Вот того, с удочкой. Теперь понятно, почему у них рыба не клюет. Что он тут хочет поймать?

- Он тут ничего не хочет поймать, - неожиданно произнес голосок за ними. Он от жены скрывается.

Подруги оглянулись. Позади палатки стояла девчушка лет десяти с очень светлыми волосами, старательно заплетенными в косичку, и огромными, прозрачными голубыми глазами невинной сиротки. Наивное выражение этих глаз не соответствовало ни просто черному загару, ни явно презрительному тону ее слов.