Последняя из амазонок

— Эта штуковина была прикреплена петлёй к каменному уступу, — сказал он. — Кто-нибудь знает, что она означает?

Отец подробно рассказал о значении амулета, после чего Дамон и ещё четверо воинов, избранных по жребию (они тащили вслепую бобы из шлема), полезли в расщелину. Лаз был настолько тесен, что в броне туда было не всунуться, и доспехи пришлось снять. Бойцы проникли в щель без оружия, после чего им подали щиты и дротики. От длинных копий, так же как и от луков, в теснине всё равно не было бы никакого проку.

Остальные сгрудились вокруг колодца, с нетерпением ожидая возвращения разведчиков. Я просила отца и Аттика отпустить меня с дядюшкой, благо мой малый рост и худоба позволяли мне легко проскользнуть там, где взрослый мужчина наверняка бы застрял. Не последнюю очередь сыграло бы и знание мною языка амазонок и умение истолковывать их знаки. Отец, однако, и слышать не захотел ни о чём подобном, заявив, что Дамон говорит на этом диком наречии не хуже меня. Мне он велел убраться в сторонку и не путаться под ногами.

А вот что по возвращении поведал нам Дамон. Я перескажу вам его историю о спуске в нижний мир такой, какой услышала её в тот день и какой ещё много раз слышала позднее.

Меня выбрали потому, что я немного знал язык амазонок и был хорошо знаком Селене, что могло пригодиться в том случае, если мы на неё наткнёмся. И опять же, окажись в том подземелье та девчонка, Европа, ей — наверное, уже успевшей пожалеть о содеянном — было бы лучше встретиться с родственником, нежели с чужим человеком. По правде сказать, чего я по-настоящему боюсь, так это замкнутого, тесного пространства, но в данном случае деваться некуда. Широкой дороги в нижний мир никто для нас не проложил, так что пришлось просачиваться узким лазом.

Отряд наш состоял из пяти человек. Двое, Железная Башка и Жеребчик, были родными братьями. Оба считались несравненными наездниками, хотя, конечно, искусство верховой езды и конного боя едва ли могло пригодиться в проклятой крысиной норе. Формион, или Муравей, звался так из-за огромной силы: он мог поднять груз, в несколько раз превышающий его собственный вес. Как оказалось, мужество этого воина превосходило даже крепость его мышц. Мандрокл, сын моей двоюродной сестры Ио, проявил величайшую храбрость, но он не умел плавать. Чем это обернулось, ты скоро узнаешь.

Первые двадцать локтей спуска нам удалось одолеть, хоть и извиваясь, но, по крайней мере, на ногах. Сюда ещё проникал свет, падавший сверху. Формион двигался первым. Дальше стало теснее. Нам пришлось пробираться бочком, потом сгорбиться, а затем и встать на четвереньки, как движутся в штольнях рудокопы. Под конец мы поползли, словно змеи, на животах. За нами, разматываясь, тянулась верёвка, размеченная локтями. На сотне локтей Муравей заартачился.

— Этот лаз никуда не ведёт, — выкрикнул он.

Я находился прямо позади него, так близко, что мог бы коснуться его подошв, так что кричал он не по необходимости, а лишь из-за сильного волнения. Я ткнул его, побуждая ползти дальше. Туннель должен был куда-то выводить, в противном случае к его створу не вели бы ступени.

— Это не врата нижнего мира, а дырка от задницы, — ворчал Формион.

Однако, пыхтя и бурча, Муравей полз дальше, стараясь не загасить тлевший в его руке навощённый фитиль. И через некоторое время у него снова вырвался крик:

— Пещера, ребята!

Мы, словно дерьмо сквозь кишку, вывалились из узкого туннеля на ровный песчаный берег перед асфальтовым озерцом, достигавшим в поперечнике расстояния полёта пущенной из лука стрелы. Своды вздымались над нами футов на тридцать. На пропитанном нафтой песчаном берегу могло бы уместиться человек сорок. Я приказал всем остановиться и не приближаться к кромке наполнявшего озеро густого, как суп, вара. По стенам пещеры в озерцо каскадами сбегали ручейки нафты. Стены были изрезаны рельефами. Не изображениями людей и животных, а странными символами, спиралями и розетками.

— Это что, и есть нижний мир? — спросил кто-то из наших.

— Не сомневайся, — ответил я. — А мне в самую пору обернуться адским псом Цербером.

Вспышка факела высветила на липком песке отчётливые отпечатки сандалий. Два следа, женщины и девочки. Обычно свежесть следа можно определить по чёткости краёв, но смола сохраняет любые отпечатки отчётливыми неопределённо долго, так что трудно было сказать, сделаны они десять дней или десять минут назад. Однако теперь было ясно, что Селена с Европой здесь побывали. Кому ещё пришло бы в голову лезть в такую адскую нору?

— Они что, перебрались через озеро? — спросил Муравей.

— Ну, не перелетели же, — буркнул Жеребчик.

— Выходит, и нам придётся за ними?

Не ответив на его последний вопрос, я приказал осмотреть стены: не осталось ли на них какого-либо полезного для нас знака?

— Амазонка!

Когда Мандрокл выкрикнул это слово, все подскочили. Оказалось, что паренёк забавляется: ему, видите ли, приспичило послушать эхо. Товарищи, понятное дело, обругали его, но потом рассмеялись. Облегчённо, как смеются люди, избавившись от страха. Самому старшему из них было двадцать два года, так что скоро эти мальчишки принялись забавы ради пугать друг друга якобы вылезающими из озера чудовищами. И — как же без этого? — подначивать.

— Глубоко там, как думаешь?

— Залезь да узнай.

Потом послышался странный звук.

— Что это было?

Он донёсся из-за озера.

— Вроде похоже на лошадь.

— Ты спятил!

— Как будто копыта по камням.

Все прислушались, затаив дыхание.

— Это лошадь, — решительно высказался Жеребчик. — Одного не пойму: как лошадь могла пролезть сквозь ту адскую кишку, в которую и мы-то еле-еле протиснулись?

Никто не осмелился произнести вслух очевидное: у пещеры имелся ещё один вход. За озером.

Я позвал Селену по имени.

Ответа не прозвучало.

Я, чтобы быть узнанным, снова подал голос:

— Селена! Европа с тобой?

И вновь никакого отклика.

Мне не оставалось ничего иного, кроме как приказать своим людям, держа факелы как можно дальше от огнеопасной поверхности, войти в озеро. Первым пошёл я сам: глубина была сперва по икры, потом по пояс. А затем дно и вовсе ушло из-под ног. Муравей последовал за мной, Жеребчик — за ним, а остальные были слишком напуганы, чтобы остаться на берегу. Мы поплыли, толкая щиты перед собой, как плотики. Мандрокл грёб по-собачьи, держась поближе к Железной Башке.

Одолев около сотни локтей, мы, измазанные смолой, со слипшимися бородами и волосами, снова ощутили под ногами твёрдую почву. Дым от наших факелов коптил потолок. И тут неожиданно под сводом заметались тысячи крылатых гарпий. То были всего лишь летучие мыши, но их внезапное появление и пронзительные крики повергли всех в ужас. Прежде чем люди опомнились от испуга — а казалось, будто на это ушла целая вечность, — визгливые призраки унеслись в глубь пещеры. А возможно, и к выходу на поверхность, тому самому, который нам ещё предстояло найти.

— Эй, Жеребчик, глянь-ка, что там впереди?

— Что, один?

— Да ты только глянь.

— Ты ведь у нас известный лазутчик, Дамон, вот сам и ступай.

— Я ещё и командир. И приказываю идти тебе.

Мы двинулись дальше, вдоль частокола сталактитов. Неожиданно Жеребчик заорал как безумный: факел подпалил его просмолившуюся бороду. Мы обступили его, а когда сбили огонь, выяснилось, что впереди зияет очередной лаз.

— Хоть убей меня, Дамон, а в эту нору я первым не полезу, — упёрся Жеребчик.

Плюнув, я первым сунулся в круто уходящий под уклон тёмный туннель, выведший нас в песчаное русло высохшей реки. Я ожидал увидеть кости или крипты, но ничего подобного там не оказалось: лишь стены, галереи и моросящий дождь. Оттого, что шёл он под землёй, делалось не по себе. По здравом размышлении можно было понять, что вода по-падала в эту полость с поверхности, просачиваясь сквозь почву, но впечатление всё равно создавалось жутковатое.