Бич Божий

Гунн даже не посмотрел на Бигиласа, поняв, что перед ним чиновник низшего разряда. Он глядел на тройные стены Константинополя, протянувшиеся на четыре мили от Мраморного моря до залива Золотой Рог. Это был взгляд солдата, пытавшегося решить, как можно преодолеть либо обойти подобное препятствие. В первую очередь его поразила высота стен. Ещё бы, целых сто футов!

— Министр Хризафий приглашает вас на ужин, — произнёс Бигилас на гортанном гуннском языке. В сравнении с греческим или латынью он звучал, словно рёв диких зверей.

Эдеко ещё никогда не видел столь прочных укреплений.

— Вы можете оставить вашу лошадь за городом, — добавил переводчик.

И тут гунн наконец ответил:

— Я поеду во дворец.

— Никто не въезжает верхом в Константинополь, кроме императора, — пояснил Бигилас. — В городе слишком людно. Ваша лошадь испугается толпы.

Он знал, что гунны жили в седле. В нём они сражались, вели переговоры, ели, иногда спали и, насколько ему было известно, занимались любовью. Они проезжали сто шагов, точно прогуливаясь, сидели в седле так легко, будто конь и человек являлись одним целым. И всё же ими можно было манипулировать, как капризными детьми.

— Если вы желаете, я попрошу раба отправиться за носилками.

— Носилки?

— Это сиденье, которое несут рабы.

— Словно младенца или женщину? — усмехнулся Эдеко.

— До дворца три мили.

Бигилас бросил осторожный взгляд на кривые ноги гунна.

Тот нахмурился.

— А как же вы туда попадёте?

— Я хожу пешком. Даже наши сенаторы и генералы ходят пешком, посол. Кроме того, так мне легче будет показать вам достопримечательности нашей столицы.

Гунн покачал головой.

— Зачем жить там, где нельзя ездить верхом?

Однако он всё же слез со своей лошади, сделав вид, будто его удивило предложение Бигиласа. Прежние послы и лазутчики предупреждали его, что, если он согласится, лошадь оставят за городом, в конюшне, под навесом. Римляне привыкли жить взаперти и приучили своих коней к стойлам. Его лошадь стала бы у них толстой и слабой. Они не люди, а настоящие насекомые и кишат в своих городах, как личинки. Нужно поскорее забрать у них дары и уехать. Вот и всё.

Бигилас обрадовался, что гунн не стал спорить по поводу своей лошади. Странно, что эти головорезы вообще решили, вступить в переговоры. Для них это было необычным поступком. Он начал изучать их язык, попав в плен во время набега Аттилы семь лет назад. Оказавшись у варваров, он свободно овладел гуннским и впоследствии смог с ними торговать. Его умение переводить привлекло внимание императорского двора и, наконец, самого Хризафия. Бигилас знал гуннов, но не любил их, а именно это и требовалось первому министру.

Переводчик проследил, как гунн передал свои поводья, лук и колчан со стрелами сопровождавшему его молодому человеку. Эдеко называл его Скиллой. Он приказал этому юноше и другому грязному гунну — военачальнику по имени Онегез, родом из Рима, — ждать его у стен. Если он не вернётся в назначенный срок, они должны будут доложить Аттиле.

— Не разрешайте им держать мою лошадь в стойле, да и ваших тоже. Никуда отсюда не уходите. Спите под открытым небом, а не то вы оба лишитесь своей силы.

— Но мы приготовили для вас виллу и конюшни, — сказал Бигилас.

— Звёздное небо — наша лучшая крыша, — гордо заявил молодой человек. Быть может, даже слишком гордо. Подобно своему дяде Эдеко, Скилла разглядывал тройные стены Константинополя со смесью зависти и презрения.

— Мы разобьём лагерь у реки и будем ждать тебя там.

Хризафию явно не понравится, что гунны останутся одни, без присмотра. Но что мог поделать Бигилас?

— А что вы будете есть?

— Мы добудем всё, что нам необходимо.

Что это могло бы значить? Неужели они начнут грабить крестьянские угодья или обкрадывать странников? Что ж, пусть спят в грязи.

— Надо идти, — обратился он к Эдеко. — Хризафий ждёт вас.

Они направились к большим воротам. Бигилас обернулся и посмотрел на двух оставшихся гуннов. Они, кажется, подсчитывали количество сторожевых башен.

Своим расположением новая столица Восточной Римской империи напоминала треугольник, и на его врезавшейся в воду вершине красовались императорские дворцы, ипподром и собор Святой Софии. С запада основание этого треугольника окаймляла тройная стена, протянувшаяся на четыре мили. Две водные стороны треугольника также были окружены стеной и искусственными заливами, в которых теснились суда. Казалось, что через эту воронку проходила теперь вся мировая торговля. Восточные императоры ввозили в страну статуи, картины, мрамор и мозаики, чтобы придать их новому городу должную респектабельность. Наверное, в Константинополе было столько же римлян, сколько гуннов во всём мире. Однако этот город платил дань варварам, а не наоборот. «Такой невыносимой ситуации должен быть положен конец», — подумал Бигилас.

У Золотых ворот имелись тройные арочные перекрытия: арка в центре была самой высокой и широкой, а рельеф с огромными медными слонами, отполированными до золотого блеска, увеличивал размер её ворот из дерева и кованого железа. Портал проходил через все три стены, и этот проход непременно стал бы ареной массового убийства, если бы сюда прорвалась любая армия завоевателей, поскольку потолок портала был усеян крохотными бойницами, через которые можно было пускать в неприятеля стрелы или лить на него раскалённое масло. Выше всех была третья, внутренняя, стена, и каждый барьер, выступая на первый план, создавал впечатление неприступной горной гряды.

Эдеко остановился рядом с внешним входом, поднял голову и недоумённо уставился на статуи императора, победы и удачи. Над ними виднелись надписи на латыни.

— Что там сказано?

Бигилас прочёл.

— Феодосий украсил это место после гибели узурпатора. Он, построивший Золотые ворота, дарует нам золотой век.

Варвар помолчал минуту-другую, а затем спросил:

— Что это значит?

— То, что наш император — бог, а город — новый центр мира.

— А я-то думал, что теперь у вас, римлян, лишь один Бог.

— Я полагаю... — Переводчик помрачнел. — Божественное происхождение императора до сих пор является предметом теологических споров.

Гунн что-то пробурчал, и, миновав тёмный проход между тройными стенами, они вновь вышли наружу, где светило яркое солнце.

Эдеко опять остановился и спросил:

— А где ваш город?

Бигилас улыбнулся. Огромные размеры Константинополя на первых порах всегда поражали варваров.

— Центр города находится за стенами, отстроенными самим Константином. — Он указал на стену примерно в миле перед ними. — А это новая часть города, и стены здесь возвели при Феодосии. Она отведена под водоёмы, сады, монастыри, церкви и крестьянские рынки. Под нашими стенами течёт река Лукус, поэтому у нас хватит воды и продовольствия, чтобы противостоять любым захватчикам. Константинополь никогда не завоюют, и его жители не будут голодать. Запомните это, Эдеко. С нами можно только подружиться.

Гунн не ответил ему. Он ещё долго глядел то влево, то вправо и наконец проговорил:

— Я приехал как друг. За подарками.

— Первый министр приготовил для вас подарки, мой ДРУГ.

У менее высокой, но более старой стены Константина перед воротами Сатурнина находился рынок, и Эдеко принялся жадно рассматривать разложенные товары. Новый Рим стал перекрёстком мировых торговых путей, поэтому чего только не было на этом рынке! Всё изобилие продуктов, всё разнообразие запахов и вкусов! Его жёны задрожат от волнения и начнут хлопать руками, как гусыни крыльями, как только он привезёт им всё это добро. Когда-нибудь это обязательно случится, и он вернётся в Хунугури с трофеями, обагрёнными кровью торговцев. Его порадовала эта мысль.

Они прошли через ворота и очутились в самом центре притяжения Восточной империи, в суетливой столице с её златоглавыми соборами, выставленными напоказ дворцами, людными жилыми зданиями и шумными улицами. Эдеко внезапно почувствовал себя незаметным и словно уменьшившимся на глазах. Если за городскими стенами гунн вызывал страх, то на улицах и на рынке на него лишь изредка бросали любопытные взгляды. В Константинополь съезжались со всех концов света. Там можно было встретить чёрных африканцев, белокурых германцев, смуглых сирийцев, закутанных в бурнусы берберов[16], странствующих по миру иудеев, докрасна загорелых готов, медноволосых иберов[17], предприимчивых греков, гордых арабов, крикливых египтян, неотёсанных иллирийцев и даков. Они толкались, пробираясь сквозь толпу, распихивали друг друга локтями, громко расхваливали свои товары, назначали цены и торговались, обещая покупателям всевозможные удовольствия. Гунна словно втянуло в огромный поток, который он был не в силах контролировать. Вокруг пахло пряностями, духами, потом, угольным дымом, горячей пищей, вонью от сточных вод — все эти запахи дополняла разноязыкая какофония. Эдеко чуть было не стошнило, пока Бигилас с гордостью демонстрировал ему все богатства столицы.

16

Берберы — группа народов, населяющих главным образом страны Северной Африки, а также Центрального и Западного Судана. Древнейшее население Северной Африки.

17

Иберы — древние жители Испании, которая называлась в те времена Иберией.

Иллирийцы — жители Иллирии, горной страны на восточном побережье Адриатического моря (приблизительно на территории Далмации, Боснии и Албании).

Даки — группа фракийских племён. Центральная область расселения даков располагалась севернее нижнего течения Дуная (на территории современной Румынии).