Страница 13 из 17
Филарет внимал словам Арефа с благодарностью. От него он не испытывал притеснений за все годы пребывания в монастыре. Да пришло время расставания. И бывший князь-боярин Фёдор Романов в сердечном порыве опустился на колени и поцеловал руку игумена.
— Спасибо, отец преподобный, ибо я есть твоими молитвами и заботами. В том твоё милосердие ко мне.
В ночь с пятнадцатого на шестнадцатое апреля, когда шло празднование Светлой Седмицы сплошной и в монастырской церкви состоялась всенощная, Филарет не сомкнул глаз. Он много молился с братией, пел псалмы, каноны, покаянный к Господу Иисусу Христу и молебный Пресвятой Богородице и Ангелу Хранителю.
И в эту благостную ночь за молитвами и пением к Филарету пришло очищение и исцеление от греховных мыслей, от чёрной ненависти к Борису Годунову. Он прощал усопшему рабу Божьему все его грехи, все злодеяния, причинённые роду Романовых. Он прощал Борису и то, что тот захватил трон неправедным путём, оттеснив его, Фёдора, от трона, как наследника царя Фёдора по материнской линии — по кике.
На рассвете, который наступил рано, Филарет тихо вышел из храма, из монастыря и долго бродил по острову, размышляя о том, что ждало его в будущем. И пришёл к твёрдому убеждению и намерению остаться на всю отпущенную Всевышним жизнь священнослужителем. Только служение Богу и его детям, россиянам, может дать человеку ощущение всей полноты бытия, счёл Филарет. Как важно в этом суровом мире, в державе, повергнутой в смуту, дать страждущим надежду на вечное блаженство в Царстве Небесном после праведных трудов на грешной земле.
Но жаждая служить Господу Богу, Филарет не думал заточить себя в монастырских стенах. Он хотел быть священнослужителем белого духовенства. Ничто земное ему ещё не было чуждо. И он слишком любил жизнь такою, какая она есть. Он любил семью, детей. Где-то за Белоозером была в ссылке его жена. Он тосковал по своей Ксении-костромичке. В прежние годы кто-то пускал слухи, что его, Фёдора, оженили на Ксении силою, дабы унизить достоинство князя с родством низкого происхождения. Ан нет, не удалось недругам опорочить князя-боярина. Ксения была дворянкой уважаемого костромского рода Шестовых. И всю жизнь они прожили в согласии и детей нажили, коих без любви не обретёшь.
Мысль о детях всегда глубоко ранила Филарета. Одних уже не было в живых, умерли во младенчестве, другие — неведомо где. О двух дочерях до него так и не дошли никакие слухи за время пребывания в монастыре. Сумеет ли он собрать их под своё крыло, как вернётся из ссылки? Ещё Филарета волновало разорение. Ежели ему не вернут того, что силою отторгнул-изъял Борис Годунов, то он — нищий.
Много загадочного и неразрешимого возникало перед Филаретом в последние дни жизни в обители. Не было у него и ответа на главный вопрос: встанет ли на российский трон царевич Дмитрий? Не благословил ли Борис Годунов на царство своего сына Фёдора? Ой как не желал последнего Филарет. И с нетерпением ждал из Москвы новых вестей. А их всё не было и не было. Но вот в день Радуницы — поминовения усопших — пришли в монастырь богомольцы и поведали то, чего так боялся Филарет. Они принесли весть о том, что сына Бориса Годунова, семнадцатилетнего Фёдора, венчали на царство.
Филарет сник духом. Не ждал он себе милости от младшего Годунова, да больше от его окружения. Надо думать, считал Филарет, Семён Годунов останется при власти и за ним — Разбойный приказ.
Но после богослужения и поминовения усопших к Филарету на исповедь подошёл молодой торговый гость, с живыми карими глазами и, как показалось Филарету, очень похожий на десятского Матвея. «Не сын ли стрельцам?» — подумал Филарет. И не ошибся.
— Отец преподобный, батюшка мой, десятский Матвей, шлёт тебе низкий поклон, — тихо прошептал он. — Велено тебе передать, чтобы ждал скорого облегчения. Царевич Дмитрий стоит в Серпухове.
— Вести отрадные. Спасибо, сын мой. Да хранит тебя Господь в пути и в ночи. Как твой батюшка мается?
— Истинно мается. Матушка и два моих братца да три сестрицы от моровой язвы умерли в голодные годы. А батюшка постригом озабочен, от мирской маеты уйти надумал.
— А ты как?
— Дай Бог долгих лет жизни тётушке Катерине и дяде Сильвестру. Их заботами в Казани торговому делу учился при владыке Гермогене.
— Как он, достойный воитель?
— В силе пребывает и в Москву отбыл.
Филарет был благодарен судьбе за то: что послала ему Антона, будто родного человека встретил. И провожал его с грустью. А после отъезда Антона две недели никаких новых вестей не приходило. Да была надежда у Филарета на то, что их принесут богомольцы на день Святой Троицы — праздник Пятидесятницы — явления Духа Божия в церкви. К сему дню стекались православные христиане из многих селений северной земли, расположенной на сотни вёрст от монастыря. Филарет корил себя за то, что ждал богомольцев с нетерпением, но избавиться от него не мог.
И пришёл День Святой Троицы, большой Господень праздник. Было погожее солнечное июньское утро, северная природа торжествовала. С полуночи три больших лодки-завозни едва успевали перевозить жаждущих помолиться Господу Богу, Сыну Божьему и Святому Духу. Среди богомольцев вновь был Антон. Он сходил за товарами в Тверь и принёс оттуда короб вестей. Филарет не стал ждать часа исповеди, а позвал Антона в камору за алтарём, там приласкал и спросил:
— Чем порадуешь, сын мой?
— Скажу, отец преподобный, прежде одно: царевича Дмитрия уже царём величают. Многие бояре и иншие вельможи ходили в Серпухов и там крест ему целовали. Ещё добавлю к сему: те же бояре, а допрежь Прокопий Ляпунов рязанский, руки приложили к царю Фёдору и живота его лишили. С ним и царицу Марию, ещё боярина Семёна. Нет их ноне в живых, Царство им Небесное. — И Антон перекрестился.
— Царство Небесное, — повторил Филарет, осмысливая новину. Да ощутил боль: зачем новые невинные души загублены, Фёдор, Мария. «Едине Создателю, упокой Господи, душу раба Твоего Фёдора и рабы Божьей Марии», — подумал он. И попросил Антона: — Ты побудь в обители, пока приставы придут. Вместе и вернёмся в Москву.
— Многие лета тебе, отец преподобный. — И Антон низко поклонился Филарету. — Вещает сердце, что батюшку здесь дождусь. Он сюда мыслил прибыть.
И прошло ещё две недели. А в день празднования всех русских святых в монастырь явилось московское посольство, во главе которого стоял князь Иван Катырев-Ростовский. И привёл послов десятский Матвей. Была радость встречи. И были слёзы горести по убиенным и сгинувшим в ссылке князьям Романовым. В церкви Пресвятой Богородицы прошло торжественное богослужение в честь освобождения Филарета от опалы. И по просьбе Ивана Катырева-Ростовского игумен Ареф отслужил панихиду по всем россиянам, которых свёл в могилы в последние годы Борис Годунов. А потом состоялось прощание монастырской братии с Филаретом. Провожали его с большими почестями. Постарался об этом сам игумен Ареф. Он же сказал вещие слова:
— Вижу тебя, брат мой, первосвятителем всея Руси. И приду в Первопрестольную в день возведения на престол.
Через два дня после праздника Филарет и Ареф свершили постриг Матвея, он занял келью Филарета. И москвитяне покинули Антониево-Сийский монастырь. Расставаясь с обителью, Филарет прослезился. Многое она дала ему в понимании земного бытия, от многого исцелила. Пока плыл по озеру, душа его рвалась обратно. Нечто подспудное подсказывало ему, что он вступал на новый тернистый путь.
Так оно и было.
Глава пятая
Явление слуг сатаны
Над Россией встал новый царь. Он взошёл на московский престол 25 мая: в день третьего обретения главы Иоанна Предтечи. О том новый царь не ведал. Да и некогда было ему заглядывать в святцы, потому как был озабочен другим. Он бы и почтил праздник вниманием, собор посетил, если бы не тьма забот. Эти заботы выстроились пред ним в ряд лицами польских взаимодателей и доверенными других лиц, которым новый царь был тоже многим обязан. Одни требовали долг от имени воеводы киевского князя Константина Острожского, другие от имени польского князя Адама Вишневецкого, третьи защищали интересы усвятского старосты Яна Сапеги и пана Юрия Мнишека, будущего царского зятя. Это они устилали коврами путь новому царю от Путивля до Москвы, до трона. И теперь всем им нужно было уплатить долги из российской государственной казны. Да беда не в этом. Новому царю пока не жалко было русского достояния. Он знал, что Россия сказочно богатая держава и её запасов не исчерпать вовек.