Страница 2 из 12
И ничего не должна – себе.
Я заставила себя педантично навести абсолютный порядок на столе, прежде чем потушить свет настольной лампы и лечь в кровать. Через несколько минут послышались медленные осторожные шаги – сестра крадучись возвращалась в комнату. Замерла над моей кроватью, словно едва удерживаясь от плевка в лицо, быстро переоделась и закопалась под одеяло.
Даже дневные обиды не могли нарушить ее сон. Я лежала с закрытыми глазами и слушала дыхание сестры, шорохи и скрипы спящего дома, приглушенный шум улицы. Мрачные мысли теснились в голове, заставляя раз за разом переживать ссору, искать новые аргументы, по-другому строить диалог, до бесконечности спорить с воображаемой Марьей.Но стоило решить, что снова пролежу без сна до рассвета, как провалилась в болезненную лихорадочную дрёму.
Завернувшись в одеяло, я все равно тряслась от пронизывающего холода, словно пытаясь спрятаться от голодного, льдом обжигающего взгляда. Чьё-то злое присутствие ощущалось, как огромная угловатая тень, упавшая на постель. Даже дышать было страшно, быстрый стук сердца казался оглушительно громким. Дрёма верно переходила в глубокий кошмар, и я усилием воли заставила себя проснуться.
Рывком сев на кровати, я отдышалась и утёрла испарину со лба. Комнату освещали только электронные часы – 3.19. Меня еще потряхивало от озноба, хотя было душно, пижама впитала пот и неприятно липла к телу. Расставшись с надеждой выспаться, я покосилась на кровать Марьи – она спала, раскинувшись звездой, и одеяло почти сползло с нее на пол. "Замёрзнет", – промелькнула в сонном сознании мысль, и я, верная своему долгу, встала ее укрыть.
Уже разглаживая складки на одеяле, я услышала тихое постукивание, будто узловатая ветка, как усохший палец ведьмы, требовательно барабанит по стеклу. Оборачиваться не хотелось. Ну какие ветки, до ближайшего дерева пятнадцать минут быстрым шагом!
Не поднимая глаз, я быстро нырнула под одеяло, чувствуя подступающий липкий страх. Стараясь себя убедить, что это всего лишь продолжение сна, уставилась в стену. Здравый смысл подсказывал, что стоит взглянуть в окно, убедиться, что нет там ничего, но никакая сила сейчас не заставила бы меня к нему повернуться.
В этом болезненно напряженном состоянии каждый звук, каждый шорох звучал громче и отчетливее. Стук сменился въедливым шелестом, словно огромная птица расправляла крылья. Клацнули по внешнему подоконнику когти. Снова раздался стук, нарастающий, требовательный.
Марья вздохнула во сне и заворочалась. Одеяло вновь начало сползать на пол.
Я и не думала поворачиваться к окну. Тех нервов, что у меня остались, не хватит, чтобы смотреть в глаза своим ночным кошмарам. Вжималась в подушку, до побелевших костяшек хватаясь за одеяло, я ждала, когда наваждение сгинет и, наконец, дождалась – за окном метнулась тень, и ощущение изучающего взгляда исчезло. В комнате немного посветлело, словно серебряная монетка полной луны вынырнула сквозь прореху на брюхе туч и заглянула в наше окно.
Не хочу знать, что это было. Просто не хочу знать.
***
Утром на подоконнике снова лежали перья. Точь-в-точь такие же, как и вчера, словно никто их и не выбрасывал. Могу поклясться, что они лежали даже на том же месте, будто бы к ним и не прикасались со вчерашнего утра. Я заставила себя не думать, откуда они взялись.
Марья убежала в школу молча, едва успев проглотить бутерброд на завтрак. Я же всё ещё сидела в комнате и не отрывая взгляда смотрела на перья. С ними что-то было не так... слишком "не так" даже для перьев, появляющихся за запертым окном.
Тренькнул последний будильник, напоминающий, что еще чуть-чуть и я вообще никуда не успею. Стараясь не поворачиваться к окну спиной, я подхватила сумку и вышла из комнаты, плотно закрыв дверь.
Только на улице, ежась под порывами промозглого ветра, я запоздало поняла, что же меня так нервировало.
Запах.
От перьев едва уловимо тянуло сладковатым запахом мертвечины.
Глава 2. Мертвая птица
Весь день на периферии зрения мне мерещились огромные птицы, но стоило резко повернуться – и они пропадали. Естественно, сосредоточиться хоть на чем-то, кроме ночных страхов, не удавалось. В перерыве между лекциями я выпила две чашки кофе и попыталась внушить себе, что во всем виноваты усталость и мнительность.
Не помогло.
По дороге на работу меня то и дело накрывала тень проносящейся в вышине птицы. Раньше я не обратила бы на это внимания: ну мало ли в центре города голубей и ворон, ну летят себе и летят, главное – чтоб сверху не гадили! Сейчас же я вздрагивала от любого крылатого силуэта.
Нужно попить валерьянки. Определенно.
Обычно я радовалась, когда кто-то из работников задерживался в офисе: было неуютно оставаться одной в пустом помещении, слушая тихое потрескивание ламп. Но сегодня мне хотелось покоя, хотелось спрятаться за такими банальными и привычными стопками документов и забыть обо всех кошмарах. И я едва сдерживала нетерпение, выпроваживая решившего задержаться сисадмина.
– Солнышко, неужели ты так мне не рада? – притворно возмущался Паша, весело скаля зубы.
– Паша, – я говорила медленно и спокойно, как будто объясняла маленькому и капризному ребенку, что шоколадку ему не купят. – Ты видел, сколько мне нужно отсканировать? Между прочим, это не вся работа на сегодня. Не отнимай моё время, пожалуйста.
– О, как жестоко твое сердце, раз ты лишаешь меня единственной радости – любоваться твоим прекрасным и суровым ликом!
– Социальные сети и фотографии к твоим услугам. Любуйся сколько влезет.
Я решила игнорировать настырного насмешника и начала демонстративно сканировать многостраничный договор. Натужно загудел сканер.
– Неужели ты даже откажешь в свидании скромному рыцарю сервера и клавиатуры, который благородно скрывает от злой и страшной Крейсерши, что вместо работы ты в интернете сидишь? – коварно прищурившись, вкрадчиво поинтересовался Паша, нависая над моим столом.
Я недоуменно уставилась на него поверх монитора. Крейсершей «нежно» и за глаза называли недавно назначенную главу отдела, отличающуюся необъятными размерами и мерзейшим характером.
– О чем ты? Я здесь интернетом не пользуюсь – времени нет.
– А если я скажу, что пользуешься? Потому так мало и успеваешь, – ухмыльнулся Паша. – Как думаешь, кому наш Крейсер поверит?
У меня слов не нашлось, чтобы ответить на такую наглость, и я мстительно швырнула в него ручкой. Паша с хохотом увернулся и шмыгнул за дверь.
– Ну, ты подумай! – донесся из коридора его довольный голос. Я же осталась в некотором ошеломлении переваривать его заявление, машинально сканируя документы, страница за страницей.
Угроза была не такой уж и пустяковой. Крейсерша, казалось, ненавидела всех людей поголовно, особенно своих молодых коллег. Девочка-секретарь, работающая в первой половине дня, уже сбежала от такой начальницы-самодурки. Мне бежать было некуда, приходилось сжимать зубы и улыбаться, идеально выполняя работу, чтобы придраться было не к чему.
Пашу же Крейсерша наоборот выделяла, с его-то разрядом мастера спорта по подлизыванию. Если он начнет стучать, начальница даже доказательств не потребует: «Ой, Пашенька, я же все равно ничего не смыслю в этой вашей навороченной технике!»
От мрачных мыслей я отвлеклась, только заметив, что сканирую договор по второму кругу. Выругавшись сквозь зубы, я придвинула к себе пачку счетов-фактур.
С каждой минутой все сильнее разгорались гнев и обида – нервное напряжение, сковавшее меня с утра, наконец нашло выход. Цифры мелькали и расплывались перед глазами, я машинально вбивала данные о поставках, жалея себя и лелея злость на Пашу. В конце концов, меня начало потряхивать от едва сдерживаемой ярости, словно Крейсерша уже устроила мне разнос и отправила искать другую работу.
С отвращением оттолкнув от себя последний бланк, я ринулась в интернет, уверенная, что терять уже нечего. Я всего лишь хотела обновить резюме и уже сейчас подыскать себе новое место, но детская, беспомощная обида и желание поквитаться заставили вбить в поисковую строку другие слова.