Страница 29 из 79
Во дворе завода Кирова встретил почетный караул рабочего отряда. Одеты были кто во что, но вооружены все хорошо.
Сопровождаемый отрядом, Киров направился в гудящий, как улей, механический цех.
Был как раз обеденный перерыв, и сюда собрались рабочие всех цехов.
В самом начале своей речи Киров рассказал собравшимся о тяжелом положении Астрахани. Он объяснил рабочим, что декрет о сокращении хлебного пайка был подписан в целях ликвидации продовольственного затруднения.
С беспощадной откровенностью Сергей Миронович нарисовал тяжелую картину борьбы на фронтах гражданской войны, остановился на заговоре империалистов, стремящихся задушить первое государство рабочих и крестьян, определил основные задачи, стоявшие перед рабочим классом Астрахани.
- Астрахань - наиболее удобный пункт для переформирования армии, сказал Киров, зажав в руке фуражку и подойдя к самому краю разметочной плиты. - Астрахань - опорный пункт революции, охраняющий устье Волги от белогвардейцев, не дающий Деникину и Колчаку сомкнуть силы и создать единый контрреволюционный фронт! Наконец, Астрахань - база помощи большевистскому подполью в Закавказье, на Северном Кавказе, в Дагестане, в тылу у Деникина. Нам необходимо, товарищи, установить в Астрахани такой революционный порядок, чтобы удержать город. Из бойцов Одиннадцатой армии мы должны создать новую, крепко организованную армию, которая снова пойдет в наступление и очистит Северный Кавказ от деникинцев.
По душе пришлась рабочим откровенная речь Кирова. По душе пришелся он сам - коренастый, плотный, с открытым лицом и доброй улыбкой. А простота в речи, в одежде, в обращении - просто покоряла.
На разметочную плиту один за другим поднимались рабочие. Кузнецы брались ковать для красноармейских частей подковы и казачьи пики, плотники - делать телеги, модельщики - колеса для телег, медники и слесари - изготовлять походные кухни и кубы для кипячения воды.
И ни в одном выступлении не было жалоб на сокращение хлебного пайка!
Киров наклонился к Мусенко, спросил:
- Где же твои комитетчики?
Тот сперва не понял, о ком идет речь. Потом от души рассмеялся:
- Ушли.
- Давно?
- С середины вашего доклада. Переглянулись - и ушли!
- И ораторы?
- И ораторы! И первый и второй, запасной.
Афонин сказал:
- Мы могли бы ремонтировать пулеметы и винтовки! Могли бы делать и боеприпасы, товарищ Киров.
- Прошу сюда поближе, Петр Степанович, - пригласил Киров. - Что, например, из боеприпасов?
- Хотя бы гранаты! - Подойдя к разметочной плите, Афонин вытащил из кармана пиджака и высоко поднял над головой гранату, напоминающую кусок водопроводной трубы.
- А патроны?.. Могли бы делать патроны?..
- Почему бы нет! Мы их делали в прошлом году. У нас еще сохранился целый ящик, приезжайте как-нибудь, покажем. - Афонин сунул гранату в карман. - Дело это нехитрое, была бы прутковая медь.
- Конечно, пули лучше лить из свинца, - вмешался в разговор Мусенко. - Но свинца нет! Вот ухитряемся делать пули из меди. Ничего получаются, можно косить белую нечисть. Только беда: и прутковую медь трудно достать.
- Ну, а выход можно найти? - спросил Киров.
- Можно! Пусть прутковую медь нам дадут заводы "Норен" или Нобеля. У них есть литейные мастерские, - выкрикнул Афонин. - Вы, конечно, спросите, а где они возьмут медь?.. На это я отвечу: а медная посуда, дверные ручки, люстры из буржуазных квартир, десятка два колоколов с церквей - это ли не медь?..
- За колокола нам с вами божьи старушки повыдергивают бороды, ответил Киров под смех окружающих. - Но подумать об этом стоит!
- Что там думать! - запальчиво продолжал Петр Степанович. Конфисковать - и дело с концом! Только это надо сделать без помощи этого самого... как его... Буданова, члена губисполкома. А то он за милую душу и колокола на сторону продаст. Вы дайте команду! Мы с отрядом за день соберем тысячу пудов меди.
Афонина поддержали и другие рабочие:
- Больше соберем!
- Один колокол с кафедрального собора потянет тысячу пудов!
- Хорошо, - сказал Киров. - Предположим, что медь в нужном количестве мы достанем. А где у вас гильзы?.. Ведь для производства патронов главное - гильзы?
Из конца цеха донесся звонкий мальчишеский голос:
- Гильзы соберем! Прибегут ребята со всего Эллинга! Нанесем целую гору... Их много на полях...
Это кричал, сложив руки рупором, подручный слесаря Анатолий Семячкин, мальчик лет шестнадцати, в рваном картузе и в старом пиджаке Петра Степановича, тот самый сирота, которого Киров видел спящим в доме у Афонина в памятный вечер чаепития.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Вечером в губкоме партии открылась вторая губернская партийная конференция. На ней присутствовало шестьдесят делегатов и сорок гостей. Многие делегаты из-за бездорожья и снежных заносов не попали на конференцию в день ее открытия.
На другой день Киров выступил с большой речью.
Особенно много места Киров уделил борьбе за чистоту партийных рядов. Он говорил о том, что за год Советской власти в партию пришли тысячи преданных делу коммунизма рабочих, крестьян, интеллигентов. Они составляют железные ряды нашей партии. Но вместе с ними проникли и чуждые нам по своему классовому положению, чуждые нам по своему мировоззрению и характеру элементы. Трудности переходного периода, война, разруха, голод заставляют эти шаткие слои колебаться, порождают в некоторых из них недоверие к силам партии, к собственным силам, и эти элементы вносят расстройство в наши ряды.
В качестве примеров Киров назвал десяток фамилий руководящих работников, которым не только не место в рядах партии, а которых давно пора предать суду Ревтрибунала.
- Вот у нас в Астрахани есть такой член партии - Буданов, - сказал Киров. - Вы все его хорошо знаете: он член губисполкома, он же член комиссии по реквизиции имущества и уплотнению квартир. Чем же славен этот так называемый член партии Буданов? А вот чем: он пьянствует, берет взятки - и деньгами и натурой, связан со спекулянтами и темными элементами. Я хочу спросить у вас, товарищи: место ли такому человеку в рядах нашей партии?
И делегаты конференции единодушно ответили:
- Нет! Позор такому члену партии!
- Наша партия должна быть цельной, литой из одного куска, - продолжал Киров. - Железной метлой мы должны очистить партию от вредных и ненужных элементов, вносящих разложение в наши ряды. В нашей партии не должно быть места бездельникам, хулиганам, авантюристам, пьяницам и ворам. Пусть партия потеряет в количестве, зато она выиграет в качестве.
В дни работы второй губернской партийной конференции на заводах и в учреждениях продолжались митинги по случаю организации ревкома. Все хотели знать правду о происходящих событиях в городе и на фронте, и все хотели видеть у себя Кирова.
Эти митинги давали многое. Город на глазах неузнаваемо преображался, становился похожим на военный лагерь. По призыву ревкома на предприятиях создавались всё новые и новые заградительные отряды и отправлялись в калмыцкую степь, навстречу деникинским частям. Вслед за отрядами двигались фургоны этапных пунктов, походные кухни, обозы с обмундированием.
Монастыри, церкви, кинотеатры, гостиницы, школы - все занималось под госпитали...
Фельдшера и заслуженные врачи, сестры и санитары надевали красноармейские шинели и вместе с походными лазаретами шли в степь, навстречу армии. Многих больных и раненых удавалось спасти: прямо в степи их мыли, стригли, переодевали в новое белье и везли в город. Некоторые обессиленные и измученные долгим переходом через степь - оседали в прибрежных селах и рыбацких деревнях. Но наиболее сильные и выносливые шли на Астрахань, добирались до города и искали там спасения от тифа. Их устраивали в лазареты, но больничных коек не хватало. Тогда больные отправлялись за помощью в ревком.
Многолюдно было в эти дни в ревкоме. Кроме больных из отдела в отдел ходили беженцы, просили ордера на жилье, карточки на хлеб и рыбу. Надоедали и хозяева: у одних были конфискованы запасы продуктов и товаров, у других - заняты квартиры для беженцев. Приходили плотники и бондари за нарядами на работу. Приходили делегации от предприятий: одни что-то требовали, другие приносили подарки для армии. Ревком работал с утра до ночи и с ночи до утра. Свет в окнах горел круглосуточно, - дни были короткие, хмурые, ненастные.