Пока стоит маятник

Руководитель студии возмутился:

– Лазарева-Доская, что ты себе позволяешь?

– Убираю плохую работу.

– Это не тебе судить.

Ученики, присутствующие на выставке, с любопытством следили за перепалкой. Платова даже сняла наушники.

– Мне. Исправляю ошибку. Непонятно зачем я впустую потратила столько лет. Ни умения, ни дара к живописи у меня нет, художник из меня никогда не получится. Впрочем, из них тоже, – Алёна обвела рукой ребят. – Если уж честно талант имеется только у двоих: Славской и Садовниковой. Остальные такие же посредственности, как я. Зачем собственно заниматься тем, что плохо получается.

Лицо руководителя сделалось красным, он судорожно расстегнул ворот рубашки.

– Какое ты имеешь право судить других! Занятия живописью развивают личность и художественный вкус.

– На здоровье. Пусть развивают, а я ухожу из студии.

– Но ты ведь так усердно занималась.

Алёна покачала головой.

– Не тем, чем нужно.

Платова захлопала в ладоши.

– Приятно удивила, сдалась без боя, сдулась, будто воздушный шарик.

Алёна слышала возмущённые возгласы, понимала, ребята не простят, что она обозвала их бездарностями. Только её это мало волновало. Выбросив в мусорную корзину разорванный пейзаж, закрыла дверь студии. Чувствовала она себя так, словно сбросила часть ненужного груза.

На следующий день после занятий, присутствуя на распределении ролей в новую пьесу, ощутила уже знакомый зуд бесполезности происходящего.

– Алёна, ты слышишь меня? – донёсся до неё голос Ильи Константиновича. – Возьмёшь роль младшей сестры, из-за твоего роста ты будешь казаться моложе. Платова будет старшей сестрой, Елизарова – средней.

Алёна очнулась от дум.

– Илья Константинович, а я, – завопила Маша Данилова. – Я опять служанка или горничная?

– В следующий раз тебе достанется роль больше, – сморщился режиссёр от слишком высокого голоса Маши. – Алёна, ты чего молчишь?

– Илья Константинович, извините, но я решила уйти из театрального кружка. Можете отдать мою роль.

– Когда ты решила?

– Только что. Мне собственно никогда не нравился театр…

Илья Константинович откинул со лба волосы, с негодованием произнёс:

– Если не нравился театр, зачем посещала студию?

– Из вредности, – хмыкнула Алёна, надевая куртку. – А теперь надоело.

Платова присвистнула. Руководитель студии бросил на неё испепеляющий взгляд, потом посмотрел на Алёну.

– Подумай хорошо. У тебя неплохо получалось. Я считаю, у тебя есть актёрские способности. Ты и Арно иногда просто великолепно играете.

– Да уж. Притворяться мы умеем. Хотя… – она обвела глазами студийцев. – Этой способностью многие обладают.

Илья Константинович покачал головой.

– Не притворяться, а перевоплощаться в другого человека на самом деле умеют не все. Всё-таки подумай.

– Спасибо за добрые слова, но я твёрдо решила покинуть студию, – Алёна заметила удивлённый внимательный взгляд Саши Арно. – Всем удачи.

Она шла по коридору школы, а ей казалось, летит: за спиной, будто крылья выросли. Теперь свободна от нудных занятий живописью, скучных и неинтересных чтений и разборов пьес. Жалела только о том, что потратила кучу времени на эту ерунду.

– Алён, подожди! – остановил её полёт знакомый голос.

Она обернулась. Звал ученик из параллельного класса Денис Геленов, с которым она общалась только во время подготовки к олимпиаде по химии.

– Я нашёл пару новых решений к задачам.

– Не может быть.

– Точно. Приготовился долго ждать тебя, в своём театральном вы по три часа копаетесь.

– Больше копаться не буду, я бросила и театр, и рисование.

Денис поправил стильные очки, одобрительно кивнул:

– И правильно. Зачем тебе это надо, ты же химией увлекаешься. Пошли в лабораторию, на опыте покажу решение задачи.

Алёна замерла, тряхнула головой.

– Геленов – ты гений, а вот я не смогла найти ответ.

– Так кардинально я бы себя не называл, но умным считаюсь.

Алёна засмеялась.

Глаза Дениса и так большие, от удивления расширились ещё. Он ни разу не видел её смеющейся.

– У тебя ямочки на щеках.

– Всегда были, ты Геленов рассеянный человек.

***

Алёна отзвонилась матери, позавтракала, на всякий случай сообщила соседке, что собирается позаниматься в библиотеке. Потом замкнула дом изнутри, поставив перед собой маятник, уселась на пол. Переход на Тарию произошёл быстро, словно она уже проторила дорожку в параллельный мир. После заснеженной улицы странно смотрелась пожелтевшая трава, чуть колыхающаяся от слабого ветерка. Солнце стояло прямо над головой.

– Неркан! – позвала Алёна.

Шелест травы и больше ничего.

– Неркан – крикнула она громче.

Вспомнив, откуда он выбрался в последнюю их встречу, направилась туда. Проходя мимо камня, похожего на все остальные, она так и не научилась разбираться, где спящие тарийцы, а где настоящие камни, дотронулась до него. Валун шевельнулся. Алёна с визгом отпрыгнула.

– Это ты, Неркан.

Тариец медленно приподнялся, расправил руки, ноги.

– Когда ты прибыла?

– Только что. И, между прочим, я громко звала тебя.

– Увлёкся немного. Ты принесла маячок?

Алёна протянула прибор. Морщинистая тёмная рука схватила маячок.

– Мало! – раздался недовольный голос Неркана. – Почти совсем нет энергии, мало нужных эмоций.

Алёна удивилась.

– Не может быть. Я всюду брала прибор с собой: и на свадьбу мамы, и в больницу к Ольге, да везде. Там должно зашкаливать от эмоций.

– Ты не слушаешь! Мало нужной мне энергии.

– А какая разница? Ты же не киношный злодей, которому для подпитки нужны страдания и муки жертв. – Алёна посмотрела в мутные зеленовато-серые глаза инопланетянина.

– Не злодей. Мне нет дела до переживаний людей, но так получилось, что отрицательные эмоции больше подходят нашему организму, дают сильную встряску.

Алёна с подозрением уставилась на Неркана.

– Эмоции для тебя, как наркотик. Извини, но я не собираюсь издеваться над одноклассниками и знакомыми.

Неркан подтянулся, устроился на камне удобнее. Сложил руки на бочкообразном теле.

– Ты сама хотела наказать обидчиков, я помог тебе. Продолжай в том же духе, и останемся довольны оба.

– Из-за меня одноклассница чуть не попала в психушку. Я слишком далеко зашла, больше не хочу никому мстить. Удовлетворения никакого, только совесть замучила.

– Я думал ты сильная, не размазня, как большинство землян. Владеешь своим телом, проходишь из мира в мир. Что тебе чьи-то переживания?

Алёна ощутила резкую неприязнь к тарийцу. Он использовал её, а она легко поддалась на искушение навредить четвёрке Платовой. И сейчас подзуживает.

– Как оказалось, чужая боль затрагивает меня. Извини, но я вряд ли ещё соберу для тебя отрицательные эмоции.

– Тогда верни мой голограф, – прошипел инопланетянин. – Ты разочаровала меня. Зря я столько лет ждал твоего появления, думал, мы станем полезны друг для друга.

Алёна положила голограф на ближайший камень.

– Да пожалуйста. Он мне не нужен.

Неркан протянул руку.

– Подай голограф.

Алёна насторожилась, глаза тарийца дважды сменили цвет. Она ощутила непонятную угрозу.

– Сам возьмёшь, – на всякий случай она отступила от камня на пару шагов, встала вплотную к месту перехода.

– Погоди! Ты что, опасаешься меня? Тарийцы миролюбивая раса. Извини, я немного расстроился. Забирай голограф, вдруг пригодится.

Алёна ощутила ласковое тепло в голосе Неркана и поняла: «А ведь снова он пытается ментально на меня воздействовать». Прикинула расстояние от тарийца до камня, на который положила прибор.

– Ты можешь добавить в голограф изображение: глубокой ямы с водой, каменной стены или допустим колючей изгороди.

– Конечно. Сейчас сделаю, подай прибор.

Алёна покачала головой.

– Сделай, а я в другой раз заберу голограф, сейчас спешу домой. – Она повернулась к светящемуся овалу, краем глаза успела заметить злобную гримасу на лице тарийца.