Страница 6 из 11
– Пойдем, покажешь, – предложил заинтригованный Михаил, поднимаясь.
– Пойдем, – поднялся вслед за ним Федор. – Но учти: я тебя предупредил.
– А то! – откликнулся Миша. – Предупрежден – значит, вооружен.
Едва они открыли дверь в их общую просторную прихожую, с младенчества принадлежавшую их ненаглядным деткам, как выкатилось к ним нечто. Да, не зря Федор многозначительно произносил «это», говоря о малютке-щеночке.
На первый взгляд походило «оно» на перспективно развивающегося ребенка-медведя. Крепкие толстые лапы, мощная голова с маленькими ушками, небольшие пытливые молочно-синие глазки. Вес – никак не меньше десяти килограммов.
– Это девочка, пап! – показалась совершенно счастливая дочкина мордаха. – Кавказская овчарка. Красавица, да? Мама говорит, что она просто чудо.
Миша посмотрел на сияющую жену. Поди пойми этих женщин. Но если они счастливы, мужчинам полагается вздохнуть с облегчением и на время расслабиться.
– Слышал я, – голосом былинного сказителя произнес между тем Федор, – что растут эти малютки быстро и дорастают килограммов так до семидесяти. И очень плохо поддаются дрессировке.
– Пап, про них написано: «Не раб, а компаньон». На врага нападает молча, зря не лает. Ест даже меньше, чем такого же размера псы других пород, – вступился Женька.
– И кто ж нас, таких красивых, таких малюсеньких мисюток-симпампуток топить собрался? – нежно заворковала Ира. – И у кого бы это рука поднялась на такое преступление?
– А наверное, у того самого, кто за эту симпампутку двадцать штук с превеликим удовольствием отхватил, – в тон ей ответил супруг.
– Ну, ладно, пап, – одернул отца Женька своим подростковым колючим голосом.
– Это я так придумала, – хныкнула Люба, – простите меня, ну, просто если бы мы сегодня ее не взяли, другие покупатели уже хотели забрать. Она – лучшая из помета! Самая активная, самая недоверчивая, самая красивая. Вы же сами видите!
– Красавица! – восторженно подтвердила Женькина мама. – Мишутка-малютка.
– Имя уже дали? – спросил Федор, протягивая руку к мишуткиному паспорту.
– У нее все есть! И имя, и ушки купированы, и прививки! Смотрите тут, дядь Федь, ее Михаэла Северная Звезда зовут.
– В твою честь! – льстиво обратилась Аня к мужу.
Было совершенно очевидно, что женское население этажа влюблено с первого взгляда и навсегда в пушистую «симпампутку» Михаэлу.
– Ладно, Миха, добро пожаловать! – склонился над медвежонком Михаил.
Пушистая красавица немедленно улеглась на спину, подставив розовое детское пузо взрослому «компаньону».
Все человеческие сердца зашлись от нежности к новому члену семьи.
Давид и Вирсавия
Они собрались, как заведено годами, в общей – Любиной и Жениной – детской. Правда, в последнее время это ни в коем случае называть детской было нельзя. Обмолвившись, родители рисковали получить на свою голову шквал возмущения:
– Сколько можно! Забудьте! Мы не дети!
И даже:
– Хотите детей – родите себе еще!
Вот как!
Так что – ни в коем случае не в детской.
И не в игровой – это тоже детсад какой-то.
Полагалось говорить неопределенно:
– У вас.
Или, если Люба с Женей приглашали «к себе», то получалось так:
– Пойдемте к нам.
Или:
– Почитаем у нас.
– Попьем чайку у нас.
Детство кончилось. Это надо признать, глядя правде в глаза. Но остались от детства привычки и традиции, так прочно укоренившиеся, что ни у кого и мысли не было что-то менять.
Одна такая привычка – вечернее чтение.
Собирались за общим столом вшестером: Любины родители, Женины родители и сами «хозяева помещения» – дети, то есть теперь уже, извините, не дети… Вполне взрослые пятнадцатилетние Любовь и Евгений. Однако начинали еще детьми. И читали вслух. Полчасика. Что придется. Читали и разбегались семьи по своим квартирам. А потом выяснилось, что без этого чтения день хорошо прожитым не считается.
Почему Миша захотел прочитать своей честной компании про Давида и Вирсавию?
И не думал, и не планировал, и не хотел.
И не помнил даже эту библейскую историю почти совсем. Так, сюжет для картин. Видел в разных галереях: Вирсавия купается, а с крыши ею любуется Давид. И ни он, ни она не подозревают, чем этот момент грозит их дальнейшей судьбе.
Миша просто взял с полки первую попавшуюся книжку. А попалась «Библия для детей». И открылась она сама собой. На той самой страничке.
Вот о чем читал Любин отец.
Царь Давид прогуливался по крыше своего дворца. Крыша была плоской и специально предназначалась для приятных царских уединенных прогулок.
С высоты своей крыши увидел царь, как купается в бассейне прекрасная женщина.
Царь привык получать все, что захочет.
А тогда он захотел взять в жены эту женщину.
Только все оказалось не так просто.
Вирсавия (так ее звали) не была свободна. У нее имелся муж. Это был иноплеменник по имени Урия, который служил как раз царю Давиду и в тот момент был далеко, участвуя в военных действиях.
Давид, разумеется, решил все просто, вполне по-царски.
Он написал письмо своему военачальнику:
«Поставьте Урию там, где будет самое сильное сражение, и отступите от него, чтобы он погиб».
Приказ царя был неукоснительно выполнен.
Урия был сражен в битве.
Давид женился на Вирсавии.
Она родила ему сына.
Царю – выходит – все можно.
И возжелать чужую жену. И послать любого на погибель ради того, чтобы завладеть единственной его радостью…
Но можно ли обмануть Бога?
И вот Господь посылает к Давиду пророка Нафана. Тот рассказывает царю притчу:
– В одном городе жили два человека, один богатый, другой бедный. Богатый владел большим количеством скота, у бедного же была лишь одна-единственная овечка, которую он купил совсем маленькой и выкормил. Она выросла вместе с его детьми, ела его хлеб и пила из его чаши, и спала у него на груди, и была для него как дочь.
Однажды к богатому человеку пришел гость. Гостя полагалось хорошо принять, накормить. Но богатый пожалел своих овец. Он забрал единственную овечку бедняка и приготовил из нее обед для своего гостя.
Услышав эту притчу, царь Давид разгневался:
– Этот богач достоин смерти! За овечку он должен заплатить вчетверо: ведь он украл ее. И, кроме того, у него не было сострадания!
Пророк Нафан ответил царю Давиду:
– Этот человек – ты! Так говорит Господь: Я сделал тебя царем. Я избавил тебя от Саула, я дал тебе царство. Если тебе этого мало, я прибавил бы еще больше. Но зачем же ты совершил злодейство? Ты убил Урию, а жену его забрал себе.
После этих слов пророка Давид покаялся перед Богом.
Нафан же объявил ему, что в наказание сын, родившийся у него, умрет.
Так и стало.
Прошло время.
Вирсавия вновь родила Давиду сына.
Она назвала его Соломоном.
Господь полюбил его.
Царь Давид завещал ему свое царство[3].
Миша закончил чтение и вздохнул:
– Тысячи лет люди знают, что нельзя брать чужое, нельзя убивать, завидовать…
– А все равно – завидуют, крадут, отнимают последнее, – продолжила Ира, Женькина мама.
– И никакого наказания не боятся. И бывает ли им это наказание? – мудро заметил ее сын.
– Может быть, Бог от нас устал и все пустил на самотек? И ничего никому не бывает за их зло? – с заметной горечью произнесла обычно молчавшая при чужих Аня.
И опять, как в начале дня, заблестели в ее глазах слезы.
– А может быть, бедняку стоило лучше следить за своей овечкой, раз он ее так сильно любил? – раздраженно спросила вдруг Любочка. – Почему бедняки всегда дают себя обокрасть? Может, с ними что-то не то? Может, они ущербные какие-то?
Люба не выносила, когда мама делалась грустной. От отчаяния и невозможности помочь она немедленно начинала «лезть на рожон», как называл это ее состояние папа Миша.
3
2 Цар. 11:2–3, 14–17, 26–27; 12:1–10, 14–19, 24.