Страница 17 из 84
Да и Флитвик не поймет. Снейп уже просил урезонить мелкого поганца, но тут коса нашла на камень. Флитвик ответил, что дети на Равенкло всегда тянутся к знаниям, так что ничего удивительного в вопросах нет. А учителя для того и существуют, чтобы учить. Нет?
Крыть было нечем, а на вопросы отвечать не хотелось.
Оставалось только прятаться. По крайней мере – во внеурочное время.
Вот ведь... Поттер!
Особенно Снейп опасался Рождества. Ехать Генри было не к кому, он оставался в школе, а стало быть... бррр!
Он же у зельеварни окопается!
И директору не пожалуешься – если тот навесит на Снейпа персональное обучение, останется только повеситься.
Снейп угадал с абсолютной точностью. Генри оставался в школе. Поехать домой ему хотелось, но к Лиз. Только вот...
Химики паранойей не страдают, они ей наслаждаются. А потому Лиз и Генри совместно решили, что не стоит привлекать к ней внимания. На летних каникулах – другой вопрос, два месяца подряд за ребенком никто следить не станет. А на зимних...
Так что Генри оставался в Хогвартсе. Еще в школе оставался Рон Уизли – его родители собирались в Румынию. А вот Драко ехал домой. Он попытался пригласить с собой Генри, но тот покачал головой.
Нет уж.
Рождество – это семейный праздник, а Малфои... это не его семья, этим все сказано.
У него вообще нет семьи, кроме Лиз.
Увы...
Рождественская ночь ознаменовалась для Генри беседой с Лиз. Учительница купила ему классную книгу по органической химии и обещала отдать летом. Других подарков Генри не ждал, но жизнь преподнесла свои сюрпризы.
У кровати обнаружились несколько свертков.
Один – от Малфоя. Там лежала книжка по истории магического мира и этикету. Генри кивнул – и отложил ее в сторону. Почитаем.
Второй – от Рона Уизли. В нем обнаружился жутковатый свитер буро-синего цвета с вышитой на груди буквой «Г». Генри решил, что надо будет его прожечь чем-нибудь в лаборатории. Ей-ей, иногда даже Дадлины обноски смотрелись симпатичнее, чем этот бесформенный ужас с длиннющими рукавами.
Третий сверток мальчик вскрывал даже с опаской – надеясь, что к свитеру ему не пришлют вязаные носки и шапку?
Но там обнаружился плащ. И записка.
“Твой отец оставил этот предмет в моём распоряжении незадолго до своей смерти. Пришла пора вернуть его тебе. Постарайся использовать его разумно.
Счастливого Рождества.”
Мантия была длинной и мягкой, серебристого цвета, она укрыла мальчика с головы до ног – и могла бы укрыть еще троих мальчишек его размера.
Генри накинул ее – и подошел к зеркалу.
И – замер.
Та его часть, которая была укрыта мантией, в зеркале не отражалась.
Мантия – невидимка?
Класс!
С другой стороны...
А кому его отец мог оставить эту мантию? И почему ее вернули только сейчас? И... нет ли на ней какого-нибудь подарка? Скажем, пять раз наденешь – на шестой лишаями покроешься?
Генри решительно свернул все подарки, положил книгу на стол рядом с кроватью, а все остальное убрал подальше.
Потом разберемся. Или попросим кого-нибудь разобрать на составляющие.
О!
Профессор Флитвик!
Профессор внимательно осмотрел мантию, повертел, потрогал и чуть ли не пощупал на зуб.
– Да, Генри, это мантия-невидимка. Вещь старая, очень старая. Говоришь, она принадлежала твоему отцу? – Так мне написали. – Я не слышал об этом. Возможно... – Или мне лгут – или об этом артефакте было принято молчать? – Молодец. Логическое мышление у тебя хорошо развито. – Стараюсь, – чуть смущенно потупился Генри. – Старайся и дальше. А мантия... мой тебе совет – не пользуйся ей пока. – А... – Сейф в Гринготсе и не такое сохранит. До твоего взросления.
Генри кивнул.
– А мы можем....? – Разумеется. Даже сегодня. Я спрошу разрешения у директора и после обеда мы отправимся в Гринготс.
Гоблины встретили Генри почти как родного. Улыбками и поклонами.
Генри раскланялся в ответ – и получил доступ к своему хранилищу. Там в его карманы перекочевало немного монет, а мантия уютно улеглась на полке.
Пусть полежит здесь.
Генри опять сопровождал Крюкохват, который и вежливо поинтересовался, не знает ли мистер Поттер чего-то еще такого же интересного, как боевые отравляющие вещества?
Генри не знал. Но обещал спросить у Лиз. На летних каникулах.
Ужин был роскошным, но преподаватели, конечно...
Что такое алкоголь и к чему он приводит, Генри отлично знал. И видя полупьяных преподавателей...
Уважение к ним сохранить было сложно, а ведь еще учиться...
Он быстро поел и вылез из-за стола.
К сожалению, лестницы умудрились перестроиться, пока он пытался перейти в своем направлении. И в итоге он оказался перед каким-то запыленным коридором.
Исследовать?
А почему бы нет?
Любопытство тянуло мальчика вперед. Учителя заняты, почему бы и не полазить по коридору, пока лестницы не перестроятся обратно?
Генри толкнул первую дверь.
Судя по всему, это был заброшенный учебный кабинет. Парты и стулья сгрудились бесформенными тенями в углу, корзинка для бумаг была перевёрнута — но у противоположной стены стояло нечто, что стоять здесь было не должно, как будто кто-то принёс его сюда, чтобы убрать с глаз подальше.
К стене было прислонено великолепное зеркало, до самого потолка, в изысканной золотой раме, стоящей на подставке в виде двух когтистых лап. Поверху рамы шла резная надпись: «Еиналеж еонт еваза ейнеж арт оен ши диву».
Генри подошёл к зеркалу ради любопытства. Он встал перед ним, и…
Чтобы не закричать, ему пришлось зажать себе рот руками. Он быстро обернулся. Сердце у него стучало сильно и резко — потому что в зеркале он увидел не только себя самого, но и ещё целую толпу народа, стоявшую у него за спиной.
Однако комната была пуста. Тяжело дыша, он медленно повернулся обратно к зеркалу.
Его отражение было тут как тут — бледное и испуганное, а за ним в зеркале было ещё по меньшей мере с десяток человек. Генри осторожно посмотрел через плечо — нет, никого. А может быть, они все тоже были невидимыми? Вдруг он набрёл на комнату, в которой было полно невидимок, а зеркало было с секретом — оно умело отражать даже то, что невидимо?
Он опять взглянул в зеркало. Женщина, стоящая в зеркале прямо за его отражением, улыбалась и махала ему рукой. Он протянул руку назад — за ним был лишь воздух. Если бы она и в самом деле стояла за его спиной, он почувствовал бы её, их отражения почти соприкасались — но рука его ни на что не наткнулась. И она, и все остальные существовали только в зеркале.
Она была очень красива. У неё были густые медно-рыжие волосы, а глаза — «Глаза прямо как у меня», подумал Генри, придвигаясь поближе к стеклу. Ярко-зелёные — и совершенно такой же формы. Потом он заметил, что она плачет; она улыбалась, и одновременно плакала. Рядом с ней, обнимая её за плечи, стоял высокий, худой, черноволосый мужчина. Он был не причёсан и носил очки. Волосы его топорщились хохолком на затылке — в точности как у Генри.
Генри подошёл так близко к зеркалу, что почти касался носом своего отражения.
— Мама? — прошептал он. — Папа?
Но откуда они там!?
Генри резко отскочил от зеркала.
Волшебный мир, говорите?!
А если это проход в мир мертвых? И они сейчас утащат туда Генри?
Не хотелось бы. У него еще дома дела...
Что вообще это за зеркало? Что там написано сверху?!! Инструкция?
Генри всмотрелся.
Ну так! Его евреи что ли делали?
Способ записи точно был еврейский – то есть справа налево.
Я показываю не лицо, но самое заветное твое желание.
А самое заветное...
Генри сосредоточился. А если так?
На этот раз он стоял на сцене и перед ним была толпа народа. А ему вручали нобелевскую премию по химии.
Отлично!
А теперь?