Страница 8 из 69
Я подумала, что, если бы кто-то даже постарался выдумать более глупую ситуацию, ему вряд ли бы это удалось. И что я немедленно должна сказать что-то, иначе у них глаза повыскакивают из орбит.
- Что вы уставились? - буркнула я неохотно. - Первый раз в жизни меня видите? Если вам кажется, что я дам впутать себя в это дело, то вы совершаете роковую ошибку.
Это наконец вырвало их из состояния созерцания.
- Хорошо, но откуда ты знала?.. - упиралась Анка.
- Оттуда, что в последнее время у меня появился талант ясновидения! Идиотка, откуда я могла знать?!
Моника с глубоким вздохом отвернулась обратно к окну, а Казик добрался наконец до своего стола.
- Знаете, это ужасно, - сказал он обеспокоенно, вынимая из ящика бутерброд с вырезкой. - Как только я начинаю нервничать, обязательно должен поесть...
- Где достал вырезку? - вырвалось у Алиции с неожиданным интересом.
- Не знаю, - ответил Казик невнятно, поедая этот бутерброд так, как будто целую неделю у него во рту не было ни крошки. Он стоял напротив Стефана и приглядывался к нему с нескрываемым интересом, похоже, что он собирался что-то сказать, но был не в состоянии оторваться от еды. Стоял, смотрел и жадно ел.
Покойник в конференц-зале представлял собой не самое привлекательное зрелище, поэтому все поочередно выбирались оттуда и входили в ближайшие двери, то есть в центральную комнату. Через несколько минут весь персонал был в комплекте. После первых вспышек энергии всех охватило оцепенение, тем более что только теперь все начали понимать, что смерть Тадеуша не чья-то идиотская шутка, а весьма печальный факт. Если бы эта смерть наступила совершенно неожиданно, она, скорее всего, вызвала бы меньшее удивление, нежели предвосхищенная моими предсказаниями. Почему-то никто не мог осознать это преобразование фантазии в реальность.
- Почему он так ест? - шепотом спросила меня Данка, недоверчиво глядя на Казика, который, покончив со своей булкой, немедленно начал поедать завтрак Алиции.
- Атавизм, - ответила я без раздумья. - Его предки были людоеды. И вот он увидел покойника и сразу захотел есть.
Данка посмотрела с испугом и отвращением на меня, с ужасом на Казика, позеленела и внезапно выбежала из комнаты.
- Ну и что, - бессмысленно сказал Веслав, бледный и потрясенный, но заинтересованный ситуацией. - Действительно, что теперь?
- Это страшно, - расстроенно простонала Иоанна, падая на стул и все еще плача. - Это страшно, я не могу в это поверить!
- Не можете и не верьте, - буркнул неохотно Анджей. - Может, это его воскресит...
В комнату вошел Витек с таким выражением лица, как будто у него было воспаление надкостницы. Он болезненно посмотрел на нас и спросил тихо и глупо:
- Кто это сделал?
- Не я! - категорично заявил Лешек, потому что, задавая вопрос, Витек смотрел именно на него. Витек скривился еще сильней и посмотрел на меня.
- И не я! - заявила я не менее категорично. - Выбросьте это из головы!
- Но кто же? - с отчаянием крикнул Збышек, отрываясь от Стефана. Кто, черт побери?!
- Кто? - вторила ему Иоанна с еще большим отчаянием. - Боже мой, кто?!
- Именно, кто? - поддержал их Веслав с живым интересом, вопросительно глядя на меня. Я почувствовала, что и меня охватывает отчаяние. Первая подозреваемая!..
- Не знаю! - крикнула я с бешенством. - Отстаньте от меня, кто я, по-вашему? Дух святой?!
- Как можно было такое сделать! - простонал Витек с болезненным упреком, видимо, отказываясь пока от немедленного открытия преступника и не слушая наших выкриков. - В теперешней ситуации!..
Алиция внезапно оживилась.
- Это его прикончит! - буркнула она с чувством глубокого удовлетворения. - Сначала мы совершаем финансовые злоупотребления, а потом убиваем друг друга. Хорошо руководит мастерской!
- Действительно, это был бы неплохой способ ликвидации предприятия, сказал Казик задумчиво, наконец-то перестав есть. - Не поручусь, что это не он сам...
Это замечание получило немедленный отклик. В связи с сокращением штатов персонал нашей мастерской должен был значительно уменьшиться, и Витек испытывал страшные сложности с увольнением своих ближайших коллег и приятелей. Каждое увольнение казалось вопиющей несправедливостью, и мысль, что он сокращает число работающих с помощью отправки своих коллег на тот свет, оказалась невероятно привлекательной.
- Хорошо, но почему Столярек? С сантехниками нет таких сложностей, он скорей должен убивать архитекторов.
- Он начал с сантехников, чтобы отвести подозрения...
- Я предпочитаю увольнение, - решительно заявил Лешек. - У меня есть кое-какие дела, и я охотно пожил бы еще немного.
- Какая свинья облила меня этой вонючей жидкостью? - с горьким укором спросил Влодек, вытирая носовым платком остатки воды из вазочки для цветов. Он сидел в углу между столами на стуле Алиции. Лицо у него до сих пор было красивого бледно-зеленого цвета.
В общем, весь персонал мастерской сидел как на производственном совещании, разве что на совещаниях у нас были другие выражения на лицах. Теперь все приглядывались друг к другу с удивлением, недоверием и даже с каким-то испугом, сидели почти в полном молчании, переговаривались редко и неуверенно. В воздухе висел большой знак вопроса.
В соответствии с моими предшествующими фантазиями, произведшими такое сильное впечатление, убийцей должен быть кто-то из нас. Какое-то время назад я, правда, придумала также и преступника, но перед лицом действительно происшедших событий этот образ сильно побледнел. В душе я поздравила себя с тем, что разгадку этой, пусть придуманной, загадки я сохранила в тайне, и на всякий случай присмотрелась ко всем повнимательнее.
Витек стоял в дверях, опираясь о шкаф с чертежами, все с тем же болезненным выражением лица и странно наклонив голову. Впрочем, последнее объяснялось тем, что прямо над его головой был выдвинут один из ящиков. Лешек сидел в центре комнаты на корзине для мусора, а Веслав в углу, на кипе светокопий, и выглядел так, как будто с жадным интересом ожидал дальнейшего хода представления. Влодек на стуле Алиции оперся головой о стену и закрыл глаза. У него было такое выражение лица, будто это его убили. Несомненно, преувеличенное выражение чувств имело целью показать его неслыханные внутренние переживания, потому что он был истериком и очень любил подобные демонстрации.