Страница 66 из 86
Тощий гном, от которого, наверное, несло кислятиной и прогорклым салом.
Какой дьявол раздобыл ему такую дурацкую шляпу, нахлобученную на голову?
Почему он завязал галстук, как Роберт Пил[2]?
Почему его голос напоминал одновременно треск сверчка и писк свирели?
— Чарльз Галлахер, к вашим услугам…
Представляясь, он покачивался на коротеньких ножках, словно его трясла лихорадка, но я сообразил, что он злоупотреблял крепкими напитками и крупно нарезанным нюхательным табаком, крошки которого пристали к его жилету в цветочек. Долг обязывает меня пересказать его отвратительную историю, но я приступаю к ней, ощущая презрение и отвращение.
Таракан, дьявольское отродье!
Его облик вызывал тошноту, ибо, казалось, человечка слепили из бледно-желтой гнойной плоти шлюх-утопленниц, извлеченных драгами между Лаймхаусом и Шэдуэллом.
Мистер Галлахер возвращается домой
Да поможет мне Господь!
Я — ничтожный человек и всю жизнь испытывал страх перед Богом. Главной заповедью своего существования я считал порядочность, стремился делом доказать свое христианское милосердие, ибо не считая раздавал милостыню обделенным, а если изредка грешил, тут же исповедовался и искренне раскаивался в содеянном. Я верю в Его справедливость и Его доброту. За что Он ниспослал мне испытания, оказавшиеся превыше моих сил?
Господи, почему Ты отказываешь моей душе в праве восхвалять Тебя? Могу ли я просить о снисхождении? Я попал в особое… положение — вы поймете, выслушав мой рассказ.
Трепещите все, кто собрался здесь, ибо не стоит зарекаться от сумы и тюрьмы.
Меня зовут Чарльз Галлахер — я уже имел честь представиться, — и до того ужасного дня обитал на тихой Стенуорт-стрит в Бермондси, продолжая дело отца и расширяя прибыльную торговлю скобяным товаром.
Моего дядю, Барнэби Галлахера, с почестями проводили на пенсию и поселили за казенный счет в Виндзорском замке в одном из очаровательных коттеджей, предназначенных для отставных военных, ибо он преданно служил Ее Очаровательному Величеству, заработав в награду дворянство. Он был беден, но горд, и каждую пятницу вечером я принимал заслуженного ветерана в кругу семьи.
Ах, моя семья!.. В каких глубинах ада ее подвергают незаслуженным и ужасным мукам?
Представляю вам своих родичей… Увы!.. Вы испытаете ужас и сострадание, поскольку члены моего семейства превратились в безутешные окровавленные тени. Вот они: Джейн, урожденная Уэйр, моя ненаглядная супруга; юный сын Майкрофт, нежный и прекрасный отрок, похожий на одного из сыновей Эдуарда на портрете кисти Хильдебрандта из Дюссельдорфа; любимая свояченица Эльфрида Уэйр, старшая сестра моей чудесной жены; Дайтон, долгие годы служивший нам верой и правдой и ставший членом нашей дружной и любящей семьи. Не стану исключать из нее и важного Грималкина, преданного кота, который защищал дом от пиратских набегов крыс и мышей.
Мой дом!.. Тихий вековой дом на Стэнуорт-стрит, пропитанный запахами чудесных кушаний, которые стряпала Эльфрида, и горьким ароматом лавра, растущего в саду, где с мирным журчанием по увитым лианами камням стекали струи фонтана…
В тот пятничный вечер меня ожидали суровые испытания.
Старый мистер Панкейдроп отошел от дел и угощал всех пуншем в таверне «Длинная змея» в Докхиде, и я не мог, не нарушив правил приличий, отказаться от его сердечного приглашения.
Весь вечер я ощущал себя мучеником.
Празднество началось с того, что в честь старика Панкейдропа нас угостили вином, до того кислым, что оно драло глотку, затем полились скучные речи, в которых я ничего не понял. У меня слабый желудок, и горячий пунш, похожий на фейерверк, крутил мне внутренности.
Я с печалью думал о своем чудесном доме, где сейчас принимали достойного Барнэби. Уходя из дома, я заметил на кухне жирный паштет с золотистой корочкой и словно чуял запахи жареной телятины и окорока, которые обожаю.
Когда старик Панкейдроп стал прощаться, меня охватила радость, что я не очень припозднился.
— Вернусь как раз к десерту, — сказал я себе. — Горячие пироги с яблоками и пудинг с клубникой.
Знаете ли вы блюдо вкуснее, чем пудинг с клубникой, крем которого полит выдержанным киршем? Я не знаю…
От Докхида до Стэнуорт-стрит идти не далеко, особенно если сократить путь по проулкам. Кажется, я даже бежал, ибо, добравшись до дома и ковыряясь ключом в замочной скважине, тяжело дышал.
— Ку-ку! Вот и я! — крикнул я из коридора.
Никто не ответил.
В вестибюле не было света.
Газовый рожок не горел. Ни единый лучик света не просачивался из-под двери столовой.
А где аппетитный запах горячего соуса и паштета?
По спиральной лестнице в углу прихожей стекала мертвая тишина.
— Эй! Почему молчите, словно умерли?
Я толкнул дверь столовой, и в лицо мне пахнуло ледяным ветром.
Я зажег свет.
В холодной и мрачной комнате было пусто.
Как и во всем доме.
Куда подевались Джейн, Майкрофт, Эльфрида, Барнэби, Дайтон и кот Грималкин?
Почему кастрюли и блюда были пусты и вычищены, словно никогда не служили для приготовления вкусных сочных яств? Почему очаг заполняла холодная зола?
Почему?
Я задавал эти вопросы себе и задаю всем, кого интересует моя таинственная история.
Вопросы остались без ответа.
Через полгода я превратился в грязного пьянчужку — меня ежедневно подбирали на улице, а судья из Олд-Бэйли, едва скрывая отвращение, приговаривал к штрафам.
Однажды в пятницу вечером, когда я перебрал в таверне «Длинная змея» в Докхиде, появился мистер Панкейдроп и угостил пуншем. Бармен принес полную салатницу, и я, похоже, вылакал большую часть пойла. Мистер Панкейдроп выразил недовольство мною и заработал пощечину.
Меня выставили за дверь.
Но настроения не испортили.
— Во всем виноват этот старый дурак! — вслух повторял я про себя. — Без того поганого пунша в его честь сидел бы в кругу семьи, наслаждаясь жареной телятиной и окороком, объедаясь пирогами с яблоками и пудингом с клубникой. Нет ничего лучше пудинга с клубникой!
Я вернулся на Стэнуорт-стрит и вошел в дом.
В воздухе носился чудесный запах жаркого, а из-под двери столовой тянулась полоска света.
— Ку-ку! — вскричал я, толкнув створку.
Меня встретил радостный хор приветственных криков.
У залитого светом стола собралась вся семья.
Но Джейн с торчащим языком висела на люстре. Эльфрида, скорчившись на плюшевом кресле, усмехалась, и руки ее удерживали кишки, выползавшие из распоротого брюха.
Посреди стола в кровавом соусе плавала голова Барнэби — искаженный рот изрыгал ужасные ругательства.
Невероятно бледный Майкрофт красными от крови руками заканчивал обдирать труп Грималкина.
Я бросился назад с воплем ужаса и едва успел увернуться от розового призрака. Однако успел узнать Дайтона — со слуги живьем содрали кожу.
И это кровавое адское сборище, воя в один голос, упрекало меня в том, что я опоздал к десерту…
Разрешите, господа, удалиться. Меня ждут. Чистая правда. Кое-где ждут.
Я поджег свой любимый дом на Стэнуорт-стрит.
Вместе с ним сгорели семь соседних жилищ.
В огне погибло множество людей.
Меня повесили.
Теперь вы понимаете, почему я говорю, что меня ждут…
Странная женщина восклицает
— Господа!
Голос ее зазвенел как яростный удар гонга.
— Господа! Я явилась сюда не ради того, чтобы поглощать неудобоваримые напитки и развлекаться в компании случайных людей. Уходя, суну, если надо, мелкую монетку одному из слуг в оплату за ваше короткое гостеприимство. Темные улицы вымерли — промозглая погода и сырость от ночного тумана разогнали людей по домам. От Монтэгю-стрит, где живу, я разглядела всего три освещенных окна, но они, увы, соседствовали с закрытыми дверями. А на пороге этого дома, размахивая фонарем и приглашая зайти, стоял человек — так я оказалась среди вас.
2
Английский политический деятель (1788–1850) (примеч. пер.).