Никогда не сдавайтесь

1

Наслаждайтесь моментом

«Ничто в жизни так не воодушевляет, как то, что в тебя стреляли и промахнулись».

Малаканд. Происхождение названия этой неприветливой области, которая находится на северо-западной границе территории нынешнего Пакистана, в точности неизвестно. Одни предполагают, что оно связано с пуштунскими словами «амэйл» и «юбо», обозначающими гирлянду цветов и воду: путнику, проходящему опасный путь по высокогорному Малакандскому проходу, вид на извилистое течение реки Сват глубоко внизу мог напоминать цветочные бусы или гирлянду. Другие считают, что это имя состоит из слов «маллах» (святой, или праведник) и «кандао» (высокогорье). Третьи говорят о том, что существует прилагательное «малакандо», которое переводится «изогнутый, как человеческий позвоночник». Каждому, кто преодолевал Малакандский проход, этимология слова представляется не лишенной смысла. Это изнурительное путешествие, после которого многие путники просят то, что в пушту называется кунд, то есть обезболивающее снадобье или целебную мазь. Добавьте к этому слово «мала», то есть «мне», и получится «мала кунд» – «дайте мне обезболивающее лекарство».

Откуда бы ни происходило его название, Малаканд был и остается суровым, малопригодным для жизни краем.

В конце лета и осенью 1897 года эта местность стала еще и смертельно опасной. И именно это неудержимо влекло туда выпускника Королевской военной академии Сэндхерст, младшего лейтенанта кавалерии по имени Уинстон Черчилль.

В этот период границы России расширялись, опасно приближаясь к Индии, и это заставило британское правительство применить «Политику упреждения». Она состояла в удержании главных путей в Индию через Гиндукуш верными англо-индийскому правительству племенами под руководством гарнизонных частей регулярной англо-индийской армии. Когда волнения в Читрале стали угрожать находящимся там английским гарнизонам, на помощь им был отправлен специальный отряд. Он базировался в Малаканде и помогал местным полевым командирам и прочим вождям поддерживать мир и охранять перевалы. Однако через некоторое время пуштунские племена снова взбунтовались и напали на расположение англо-индийских войск в Малаканде. Атаку удалось отбить, но министерство по делам колоний приняло решение снарядить карательную экспедицию, чтобы раз и навсегда усмирить пуштунов в регионе.

Как взволнованно писал Черчилль своему брату Джеку 31 августа, восстали «практически все свирепые и воинственные афганские племена». В тот момент он как раз выбивал себе место в составе карательного отряда, который получил название «Малакандский полевой корпус». И в конце концов присоединился к нему в качестве военнослужащего и военного корреспондента.

«Я верил в свою звезду, в свое предназначение в этом мире. Моя жизнь была вполне приятной, и мне, наверное, стоило сожалеть о том, что я оставляю ее. Однако я никогда не испытывал подобного сожаления».

Он изнывал от нетерпения – ему хотелось как можно скорее начать действовать. В самый последний момент он присоединился к кавалерийскому подразделению, совершавшему переход по долине Мохманд в направлении Навагая, где его должны были официально зачислить в состав полевого корпуса. Сильно переживая, что может упустить возможность проявить себя в деле, Черчилль пришпорил своего серого коня и оказался далеко впереди отряда. Неожиданно прямо перед ним из-за скал появились с полсотни всадников-пуштунов. Очутившийся в полном одиночестве Черчилль отреагировал на это, выхватив пистолет и пустив коня галопом прямо на них. Потом Черчилль узнал, что всадники были из дружественного британцам племени, и поведение молодого младшего лейтенанта привело их в полное изумление. «Но откуда мне было знать это? – писал он в письме матери. – Они оказались так близко, что мне оставалось только прорываться».

Откуда мне было знать? Этот риторический вопрос многое говорит о восприятии молодым Черчиллем ситуации, в которой он точно понимал единственное: она является смертельно опасной. Откуда ему было знать? Ниоткуда, потому что он решил самостоятельно передвигаться по территории, о которой ему было неизвестно ровным счетом ничего. Рискованно? Для Уинстона Черчилля это было главное в приключении. И он жаждал опасности так сильно, как другие мужчины жаждут еды, секса или денег.

По дороге к Навагаю Черчилль получил наглядный урок правил боя, которые преобладали в этом конфликте. На его глазах группа сикхов (индийских солдат, служивших в британской армии) бросила раненого пуштунского повстанца в походную печь для сжигания мусора, где он сгорел заживо. «Несомненно, мы – чрезвычайно жестокие люди. Я чувствовал себя стервятником. Единственным оправданием служило то, что я и сам мог превратиться в падаль». Он хорошо знал, что «на индийской границе делом чести было не оставлять раненых врагу. Тех, кто попадал в бою в руки пуштунов, всегда ждали чудовищные мучения и медленная смерть». Убивай, чтобы не убили тебя. Ему пришлось принять эту моральную установку в качестве платы за приключение, к которому он так стремился.

О том, что произошло в перестрелке 16 сентября, которая стала для молодого человека первым боем и огневым крещением, можно судить по четырем фразам Черчилля:

«Из-за скал раздалась беспорядочная пальба; крики, возгласы и пронзительный вопль. Одного человека ранили в грудь, и он истекал кровью, другой лежал на спине, корчась в судорогах. Прямо за моей спиной вертелся один из британских офицеров: его лицо превратилось в кровавую массу, а одного глаза не было. Да, это и впрямь было приключение».

Во время Второй мировой войны красноречие Черчилля сопровождало Британию и ее союзников в жизни и смерти, а позднее мастерское владение языком принесло ему Нобелевскую премию по литературе. Поэтому неудивительно, что этот отрывок демонстрирует блестящий, ритмичный и точный стиль изложения, лишенный фальшивой сентиментальности, сдержанный, но точный в деталях. Читателя потрясает не столько картина боя с криками, кровью, судорогами агонии и тяжелым увечьем, сколько последняя фраза: «Да, это и впрямь было приключение». Насилие, боль и общее смятение существуют в рассказе для того, чтобы удовлетворить стремление автора испытать чувство опасности.

Этого ему досталось сполна.

Получив официальное прикомандирование к Малакандскому полевому корпусу 15 сентября, на следующий же день Черчилль в составе трех бригад соединения отправился в переход на позицию, расположенную на выезде из враждебного приграничного селения Марханай. В лучших традициях английской кавалерии он поскакал на звук выстрелов, поведя за собой авангард отряда, состоявший из 35-го полка, в котором служили сикхи. Когда огонь стал слишком плотным, он привязал своего коня в укрытии и, спешившись, продолжал идти вперед. Таким образом он, яростно отстреливаясь, оказался в самой гуще врагов, предоставив им возможность отрезать себя от своих.

Когда поступил приказ отходить, Черчилль не спешил его выполнять. «Я оставался до последнего». Неподалеку от него двоих британских офицеров сразил огонь пуштунов. Один из повстанцев подполз к телу погибшего офицера, чтобы обезглавить его при помощи ножа. Черчилль выстрелил в него. «Он упал, затем снова встал», и тогда Черчилль прицелился и прикончил его.

В письме матери он писал, что «если бы здесь присутствовали зрители», его выступление «наверняка бы отметили». Это замечание говорит о его мотивации, которая во время первого боя претерпевала значительные изменения. Сначала он действовал под влиянием адреналина, зашкаливавшего в его крови из-за чувства опасности. Однако затем на первый план вышло желание выделиться, получить признание своего геройства со стороны окружающих. Далее его мотивация продолжила свое развитие. Под ураганным огнем врага Черчилль вместе с другим офицером перетаскивали раненого сикха в головную колонну 35-го полка. («На моих брюках осталась его кровь», – писал он матери после боя.) Отступление всегда чревато опасностями. Это тяжелое занятие, требующее немалого искусства тактически правильно выстраивать этапы отхода. Просто повернуть назад и пуститься наутек почти наверняка означает гибель. Отступающие должны время от времени разворачиваться и отвечать на огонь преследователей. Именно так сделали Черчилль и его товарищ. Когда они залегли, чтобы открыть ответный огонь, противник, находившийся всего в 40 ярдах (37 метрах) от них, сначала обрушил на них шквал камней, а затем открыл ружейный огонь.