Хроники черной луны

Глава 18

Мы всей разношёрстной толпой сидели на краю пропасти и смотрели вниз. Правда, свесить ноги в пустоту решился только я, остальные боязливо расположились на камнях. Странное место. Горы упираются серыми вершинами в облака. Чуть пониже облаков парит большая хищная птица - ищет, чем набить пустое брюхо. Поглядывает на нас с аппетитом. Наверно это орел, но точно сказать не смогу, я таких раньше не видел. А под ногами округлая долина, заполненная до верха густым желтым туманом. Дна не видно и от этого, кажется, что его вовсе нет. Просто холмистая желтая поверхность, хоть сейчас спрыгивай вниз и топай напрямую к противоположной стене камней. Долина небольшая, и горы на другой стороне, будто совсем рядом, ничто не помешает взять камешек и забросить его на противоположный склон. Но это обман зрения - чтобы пройти долину из конца в конец не хватит и дня.

- …а еще рассказывают, что там внизу все не так как в обычном мире. Поистине проклятое место. Там нет солнца, там нет зверей. А листья и трава не зеленые, а синие. А в воде рыбы не живут, отравленная она. Но пить все равно придется - другой то нет.

- …а я слышал, там можно еду совсем не есть, вдохнул с утра тумана этого желтого и сыт.

- … враки, вот я слыхивал, что в земле там камней драгоценных видимо, не видимо. Что тот, кто оттуда сбежать умудриться, станет богаче императора.

- …а вот мне говорили…

- … а про деревню то слышали? там духи до сих пор живут…

- Да заткнитесь, достало уже! -

Алекс крепко ткнул соседа в бок – тот, поперхнувшись, замолчал на полуслове. Остальные тоже опасливо заткнулись. Как бы ни давила на уши эта вязкая тишина, слушать по десятому разу одни и те же байки-страшилки не хотелось. Из-за камней изредка долетала грязная базарная ругань стражников, решавших кому чинить подъемник, тем кто пришел или тем кто уже отсидел свою смену и уходит в гарнизон. Орали и те и другие на пределе возможностей, но голоса дохлыми птицами застревали в воздухе и казались до неприличия нереальными.

Я нагреб горсть камней и стал швырять вниз. Меня забавляло, как они тонут. Не падают, а именно тонут. Как в противную болотную жижу, только без всплесков и брызг. Сзади, пыхтя и шаркая босыми ступнями, подобрался старик Пес:

- Ты, Семен, камни то зря кидаешь туда. А вдруг там люди какие бродят. А ты им камнем по голове.

- Да там лучше от камня по голове издохнуть, чем дни до смерти считать. Они мне еще спасибо должны сказать.

Пес отстал. Отошел подальше от края и лег прямо на землю. Я продолжил кидать камни. Некоторые далеко вперед, некоторые вдоль склона. Помешать мне больше никто не пытался.

Вспомнилось последнее утро в Иредосе. Нас, грязных, голодных, избитых до полусмерти вытащили на площадь перед портовыми воротами. Поставили на колени. На удивление окружающая толпа не кричала и не кидала в нас камнями. Смотрели не как на людей, а как на привидений. Да я и не смог бы их услышать. От побоев пропал слух, и восстановился только потом, уже в море. Откуда-то из-за бараков вывели Алексаниди. Он шел, гордо вскинув голову, хотя давалось ему это с большим трудом. Стражники поработали над ним не меньше чем над нами. На перевернутый ящик вскарабкался жирный имперский наместник и что-то зачитал с развернутого свитка. Наверно приговор. Вдоль ряда пошел стражник с раскаленной буквой «и» на пруте и краснеющей углями жаровней. «Изгой» - клеймо приговоренных к пожизненной каторге. Клеймо пиратов и наемных убийц. Даже дезертиров не гонят в рудники, только таких как я и Алекс. Синеватая буква впилась в мою грудь, сжигая плоть до костей, до ребер. От боли сознание поплыло. Рядом в беззвучном крике забился Алекс. Алексаниди печать не поставили. Его ждал другой приговор. Через балку ворот перекинули ремень из воловьей кожи. Вот она – привилегия капитанов: умереть сразу, а не сгнить заживо на краю мира. И только тогда, уже стоя на бочке, уже чувствуя, как качается она под ногами, он посмотрел на меня. Нашел мои мутные от боли глаза и грустно улыбнулся. И мне кажется, я знаю чему. Предатель сдавший нас страже так и остался в том маленьком дворике. Навсегда. А может тому, что его приговор несравнимо легче нашего. Рассыпалась от пинка палача гнилая бочка, тело капитана заметалось в безумной, быстро затихающей пляске.

Потом была галера, пропахший разлагающимися трупами трюм. Крысы, вцепляющиеся в пальцы, стоит сомкнуть глаза. Голод. Драки за каждую горсть подгнивших бобов и плошку пресной воды. За три недели от голода и побоев умерло шесть человек. Они подолгу валялись в дальнем углу, пока нам не разрешали отнести их наверх и выбросить за борт. Еще трое остались в пустыне. Двое умерли от голода и жажды, один попытался бежать – стражники поймали и забили камнями. Двое осталось внизу – на предыдущей стоянке. Мы не разбирались от чего они сдохли, просто столкнули тела в пропасть. Из отплывших из Иредоса двадцати трех каторжников осталась только дюжина. И вот, наконец, цель всей этой дороги смерти – Гнилая долина. Единственный в империи действующий рудник редония. Рудник, забирающий больше ста жизней в год в обмен на некрасивые желтые камушки.

Большой клок тумана поднялся выше и обхватил мои ступни в истертых деревянных сандалиях. Как нежные женские руки. На удивление туман был теплым. От этого сразу потянуло в сон. Вставать и перебираться подальше от края, было лень. Я просто откинулся назад и закрыл глаза.

Вставать совсем не хотелось. Ноздри приятно щекотал запах свежего хлеба и парного молока. В животе от предвкушения урчало. Но как же оставить теплую уютную норку из подушки и одеяла. Даже глаз не хочется открывать. С кухни раздавались тихие голоса. Один из них мамин, в этом ничего удивительного. А вот голоса отца – это странно. И еще чей-то, смутно знакомый. Неприятный. Я всё-таки открыла глаза и, чуть-чуть откинув краешек одеяла, присмотрелась к стене. Мутный из-за тумана солнечный зайчик сидит уже ниже третьего сучка – значит совсем поздно. Почему же тогда отец дома? Он давно должен был уйти на работу. Все же придется вставать – иначе съест любопытство. Прошлепав босыми ногами по холодному полу коридорчика, я заглянула в большую комнату. За столом сидели двое мужчин. Тот, что спиной и ближе ко мне - отец. От вида второго мне захотелось убежать обратно и забраться с головой под одеяло. Откинув с лысой гладкой головы капюшон, блестя ужасным золотым кольцом, сидел Двадцать первый. Жрец смерти тоже заметил меня, но не подал виду. Почему то ему было важно, чтобы разговор продолжился, несмотря на мое неожиданное появление. Отец в злости стукнул по столу кружкой.

- Это вы во всем виноваты. Вы и ваши ужасные камни. Я проклинаю тот день, когда вы явились в нашу долину.

- Милан, не злись. У нас не было другого выхода. Все другие рудники истощились. А ты знаешь – редоний нам очень нужен. Это часть нас, это часть нашей веры.

- Мне нет никакого дела до вас и до вашей веры, Двадцать первый. Я …

- Милан, я прошу тебя остановиться! Ты потом можешь пожалеть о своих необдуманных словах. Пока я разговариваю с тобой как друг, но я могу стать и ревностным служителем. И тогда тебе не сдобровать. – Глаза жреца пылали скрытой яростью. Отец сник. Потом заговорил уже намного тише и спокойней.

- Но ведь сначала все было хорошо. Откуда он этот туман? Ведь на других рудниках его не было?

- Не было. Но ваш рудник оказался самым богатым. И мы не перестанем его разрабатывать, чего бы это ни стоило.

- Даже если мы все умрем?

- Даже в этом случае.

- Когда закроют перевал?

- Через пару дней. Больше ждать нельзя. Кто его знает, что несет этот желтый туман. Вдруг вы все уже заразились какой-нибудь неизвестной болезнью. Но может все и обойдется.

- Но почему вы забираете только детей? Почему не можем уехать мы?

- Не мне это решать Милан. Это воля императора и совета.

- Лучше скажи это воля Первого жреца. Вам всегда было плевать на людей. Только власть и редоний. Этот ваш трижды проклятый редоний.