Голова ведьмы

– Нет, я почти ничего об этом не знаю. Джонс влюбился в нее, как и все прочие, а потом я узнал, что они собираются пожениться, только и всего. Было жестокостью так поступить с вами, Кардус, но… но, Господи, вы же не могли быть настолько глупы, чтобы доверять ей?

Горькая улыбка озарила лицо Кардуса.

– Да, пожалуй, это было жестоко – но это вовсе не относится к моей истории. Брак вышел недолгим и неудачным: странный рок обрушился на всех, кто имел к нему отношение. У Мэри осталось двое детей, когда она сделала лучшее, что могла сделать – умерла от стыда и тоски. Джонс, до этого очень богатый человек, был обманом доведен до банкротства и покончил с собой. «Отчаянный наездник Аттерли» еще некоторое время процветал, но затем разорился на своих собаках и лошадях, а также на спекуляциях, связанных с кораблестроением. Его хватил удар, парализовавший половину тела и лишивший его речи и большей части рассудка. Я перевез его сюда, чтобы спасти от сумасшедшего дома.

– Это было очень благородно с вашей стороны, Кардус. Вы были добры к нему.

– О нет, он вполне заслужил все это – однако он отец бедняжки Мэри. Он, впрочем, пребывает в уверенности, что я – дьявол, но это неважно.

– Вы ведь забрали к себе и ее детей?

– Да, я их взял под опеку. Девочка напоминает свою мать, хотя у нее никогда не будет такого взгляда… Мальчишка похож на старого Аттерли. Мне нет до него дела. И слава Господу – они оба совсем не похожи на своего отца.

– Так вы знали Джонса? – быстро спросил де Талор.

– Да, мы встречались после того, как он женился. Как ни странно, я был с ним и за несколько минут до его гибели. Теперь, мистер де Талор, я не смею вас более задерживать. Я думал, что вы, возможно, могли бы рассказать мне какие-то детали супружеской жизни Мэри. Эта история трогает меня, а ее результаты для моей собственной жизни оказались на удивление… далеко идущими. Я уверен, что еще не знаю всего до конца. Мэри писала мне незадолго до смерти и намекала на что-то, чего я никак не мог понять. Кто-то стоял за всем этим, кто-то помогал Джонсу. Ну, ничего, я найду ответ рано или поздно, и тогда, кто бы это ни был, он заплатит за свою подлость. Провидение порой идет странными путями, мистер де Талор – однако в конце обидчика всегда ожидает ужасная месть. Что такое? Вы встревожены? Бросьте, это обычная болтовня в конторе адвоката, не так ли?

Бледный, как полотно, мистер де Талор поднялся, коротко кивнул мистеру Кардусу и торопливо вышел из кабинета.

Адвокат наблюдал за ним, пока дверь не закрылась, и тут выражение его лица разительно переменилось. Белые брови сошлись на переносице, тонкие черты лица ожесточились, а в мягком доселе взгляде черных глаз полыхнула ненависть. Он сжал кулаки и потряс ими в сторону закрывшейся двери.

– Ты, лжец! Пёс! – громко произнес Кардус. – Дай-то Бог мне прожить подольше, чтобы расправиться с тобой так же, как я расправился с ними! Один покончил с собой, другой – безумный паралитик, но ты – ты будешь нищим, даже если мне потребуется двадцать лет, чтобы разорить тебя! О да – это ударит по тебе больнее всего. О Мэри! Мэри! Мертвая и обесчещенная – из-за тебя, подлец! Дорогая моя, смогу ли я когда-нибудь снова обрести тебя…

И с этими словами странный человек опустил голову на стол и глухо застонал.

Он сжал кулаки и потряс ими в сторону закрывшейся двери

Глава 3. Старый Дум Несс

Когда через полчаса или около того мистер Кардус вернулся в дом, чтобы занять свое место за обеденным столом – поскольку в те времена в Дум Несс было принято обедать в середине дня, – он был в не слишком хорошем настроении. Воды того бассейна, куда собираются события нашей жизни и который мы называем своим прошлым, не часто волнуются, пусть они и горьки на вкус. Конечно, мистер Кардус вполне овладел собой – хотя этим утром сам изрядно взбаламутил эти горькие воды.

В длинной, обшитой дубовыми панелями комнате, обычно используемой в качестве гостиной и столовой, мистер Кардус нашел «отчаянного наездника Аттерли» и его внучку, маленькую Дороти Джонс. Старик уже сидел за столом, а Дороти резала хлеб и выглядела при этом вполне взрослой девицей, словно ей было все двадцать четыре, а не четырнадцать лет. Она была странным ребенком – с ее спокойной взрослой уверенностью, чисто женскими замашками и манерой одеваться, с ее любопытным и одухотворенным личиком и огромными голубыми глазами, ярко сиявшими на нем. Впрочем, сейчас это милое личико выглядело более встревоженным, чем обычно.

– Реджинальд! – воскликнула она при виде Кардуса (он сам настоял, чтобы она звала его по имени). – Мне жаль говорить это вам, но у нас произошло прискорбное происшествие.

– Что такое? – нахмурился мистер Кардус. – Снова Джереми?

Мистер Кардус мог быть очень строгим, когда дело касалось Джереми.

– Боюсь, что так. Эти два несносных мальчишки…

Впрочем, Дороти не было нужды продолжать объяснение, поскольку в этот момент распахнулась дверь, и на пороге появились молодые джентльмены, о которых шла речь и которых, словно овец, подталкивала востроглазая Грайс.

Эрнест шел впереди, тщетно пытаясь сохранить непринужденный вид – поскольку ему приходилось придерживать сырой бифштекс под глазом, расцвеченным всеми цветами радуги.

Позади него плелся Джереми, по-прежнему лохматый и чумазый. Его раны были либо неподвластны чарам сырого бифштекса, либо же он выбрал добровольный путь страданий и лекарство, составленное на основе жира и муки.

На мгновение в комнате воцарилась тишина, а затем мистер Кардус с убийственной вежливостью поинтересовался у Джереми, что означает его вид.

– Мы подрались, – сердито отвечал мальчик. – Он ударил…

– Благодарю, Джереми. Мне не нужны подробности, однако я воспользуюсь возможностью, чтобы высказать в присутствии вашей сестры и моего племянника, что я думаю о вас. Вы – невоспитанный хам, а к тому же еще и трус.

При этих несправедливых словах мальчишка покраснел до корней волос.

– Да, теперь можете заливаться краской, но позвольте сказать, что это именно трусость – затеивать ссору с мальчиком, только что переступившим порог моего дома…

– Я должен сказать, дядя, – вмешался Эрнест, вовсе не считавший проявлением трусости драку, к тому же, в которой принял участие сам, и в глубине души полагавший, что противнику досталось куда больше. – Это я первый начал.

Это было не вполне правдивое заявление – если не считать началом драки схватку с бультерьером, – однако оно все равно не произвело на мистера Кардуса большого впечатления, поскольку он, видимо, был и в самом деле очень сердит на Джереми за другие проступки. Однако это была та ложь, на которую ангелу, ведущему подсчет наших грехов и добродетелей, не стоит обижаться.

– Мне нет дела до того, кто из вас начал первым! – заявил мистер Кардус сердито. – И я сержусь отнюдь не только из-за драки. Ты дискредитируешь меня, Джереми, и свою сестру. Ты грязнуля, ты лентяй, ты ведешь себя не как джентльмен. Я отправил тебя в школу – ты сбежал из нее. Я даю тебе хорошую одежду – ты ее не носишь. Говорю тебе, мальчик, я не собираюсь больше терпеть это. Я хочу поговорить с мистером Хэлфордом, священником из Кестервика, чтобы он занялся образованием Эрнеста. Ты отправишься вместе с ним, и если я не увижу твоих успехов в ближайшие месяцы – я умываю руки. Ты меня понял?

Во время этой суровой отповеди мальчик стоял посреди комнаты, переминаясь с ноги на ногу. По завершении речи мистера Кардуса он встал ровно.

– Ну, – продолжал мистер Кардус, – что ты должен сказать?

– Я хочу сказать, – выпалил Джереми, – что мне вовсе не нужно ваше образование. Вы вовсе не заботитесь обо мне!

Его серые глаза пылали возмущением, а на лице полыхал румянец обиды.

– Никому нет до меня дела, кроме моей собаки, Нейлза! Вы же из меня самого сделали собаку – швыряете мне подачки, как я швыряю Нейлзу кости! Не нужно мне ваше образование, я не буду учиться! И красивая одежда ваша мне не нужна, я не буду ее носить. Я больше не хочу быть для вас обузой. Отпустите меня, я стану рыбаком и буду сам зарабатывать себе на хлеб! Если бы не она, – тут он кивнул на сестру, в ужасе застывшую возле стола, – и не Нейлз, я б давно ушел, вот что я скажу! Но как бы там ни было – я больше не буду вашей собакой. Я буду зарабатывать себе на жизнь – и мне никого не придется благодарить за это! Дайте мне уйти туда, где надо мной не будут издеваться, если я буду честно трудиться! Я достаточно силен для этого, отпустите меня! Вот я и сказал то, что должен был!