Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 11



Зимой - собачий холод да злющий ветрище. Летом - тучи комаров, мошек и прочего гнуса. В островных дивизионах зимой издалека слышно низкое гудение бытовых дизелей ("бытовой" означает работу дизеля исключительно для обеспечения освещения, работы кухни и котельной). Здесь действуют простые и понятные формулы: дизельные топливо и масло - это свет, это тепло, это жизнь. И если нет электричества, то в разгар северной зимы дивизион обречен на вымирание в течение нескольких часов. Вначале останавливаются насосы на подаче воды в систему отопления, через несколько часов надо глушить котлы в кочегарке во избежание взрыва и сливать воду из системы, бежать на радио и слезно просить прислать вертолет, чтобы вывезти детей и женщин, после чего, стараясь сохранить чувство собственного достоинства, командиру необходимо готовиться к освобождению от занимаемой должности с формулировками в приказе: "...это тяжелое происшествие стало возможным в результате неудовлетворительной работы командира дивизиона..." или "...самоустранился от выполнения служебных обязанностей" и так далее.

Очень все это надоело капитану Волкову.

Дверь "кабины сопряжения" на позиции была открыта, в тихом утреннем лесу далеко вокруг было слышно гудение фона и наводок - навязчивое электронное пиликание в динамиках громкой связи. Вдруг послышались шорох, щелчки (микрофон на командном пункте полка взяли со стола) и резкий, искаженный электричеством голос командира полка подполковника Семендяева разбуравил тишину:

- "Пряжа"?

- Слушаю, "Пряжа"!

- Кто?

- Командир дивизиона майор Петрунько.

Волков наддал ходу, в несколько прыжков преодолел оставшиеся метры до кабины (командир полка очень не любил, если кто-то из командиров опаздывал на "громкую") и с разбегу впрыгнул в открытую дверь. Дежурный телефонист вскочил и начал было докладывать, но он прервал его жестом, уселся на подставленный вращающийся стул с подлокотниками и, кашлянув, взял микрофон.

- "Неустрашимый"? - продолжал свой утренний опрос командир полка.

- "Неустрашимый", слушаю. На рабочем месте командир майор Сахно.

- "Прыжок"?

- Слушаю, "Прыжок", майор Шипунов.

- "Плот"?

- "Плот", на рабочем месте капитан Волков, - стараясь говорить четко, разборчиво, отозвался Волков, он же "Плот", он же командир четвертого зенитного ракетного дивизиона.

- "Гитарист"?

- Слушаю, "Гитарист", - невнятно ответил кто-то, однако сразу было ясно, что как бы ни искажался по "громкой" голос - это не командир. Ну, не командирский голос.

- А где майор Романцов? - грозно спросил командир полка.

- Еще не подошел.

- А с кем я говорю?

- Дежурный телефонист ефрейтор Тонков!

- Немедленно вызвать командира на рабочее место!

- Есть, принято, - с готовностью пропищал далекий голосок, всеми интонациями демонстрируя беспрекословную готовность к исполнению.

- Здравствуйте, товарищи командиры, - продолжал подполковник Семендяев. Петрунько, докладывайте.

Командир первого дивизиона (остров Шухоцкой) бодро начал:

- "Пряжа" - за истекшие сутки нарушений боевой готовности и воинской дисциплины не было. Боеготов тремя каналами, в дежурном пять. На сегодня планируем перевезти оставшийся после выгрузки баржи уголь с причала к кочегарке. Прошу оказать помощь в ремонте автомобильной техники. Доклад закончен.

- Что-то я не понял, Петрунько... Высотомер вы ввели в строй?

- Пока нет, товарищ командир.

- А почему не докладываете? Или я забыл, думаете?

"Громкая" молчала.

- Петрунько, я тебя спрашиваю.



- Товарищ командир, работаем, но результата пока нет, - со всем возможным смирением в голосе отвечал Петрунько.

- А кто конкретно работает?

- Начальник расчета, начальник отделения и командир батареи.

"Не врал бы ты так, Петруха, - подумал Волков, - твой ответ, конечно, идеален: над устранением неисправности должен работать начальник расчета, ему помогает начальник отделения, а командир батареи - руководит. Но - слишком уж это для тебя неправдоподобно".

Это, видимо, почувствовал и командир полка.

- Прямо сейчас работают? - последовал вопрос.

Петрунько представилась возможность хотя бы немного отработать назад, но ложь, как и любой наркотик, затягивает.

- Прямо сейчас, - отважно ответил он.

- Пригласите начальника расчета к микрофону!

"Громкая" опять затихла.

- Ну что, идет? Где же он? - четко рубил фразы командир полка. - Если он не возьмет микрофон через две минуты, значит, его на позиции нет. Значит, вы меня обманываете со всеми вытекающими последствиями.

- Товарищ командир, - упавшим голосом после продолжительной паузы начал выкручиваться Петрунько, - я уточнил - он ушел на завтрак.

- Ну а кто там у тебя еще в поте лица работает над устранением неисправностей? - язвительно продолжал Семендяев. - Начальник отделения? На "громкую" его!

На этот раз молчание затянулось сверх всяких приличий.

- Петрунько, ты только не молчи. Еще соври что-нибудь, - совсем уже весело проговорил Семендяев.

- Начальник отделения тоже ушел на завтрак, - совсем уже уныло отозвался Петрунько.

- Все, фантазия иссякла. В дивизионе товарища Петрунько повальный завтрак. Петрунько, ну, объясни мне, кто тебя только за... за хобот тянет врать? А?

Ответа не последовало. Бывают вопросы, на которые нет ответа при всей их очевидности. После небольшой паузы командир полка подвел итог:

- Значит, слушай, Петрунько, смотри, что получается: все работают, не щадя живота своего, - это по твоим бравым докладам, естественно, - а высотомер как смотрел рогом в землю, так и смотрит. Если до завтра, до утра высотомер не будет введен в строй, я выезжаю к тебе, готовь осциллограф и дубину, буду сам устранять твои неисправности. Но если устраню, то приеду через день еще раз уже с представителем отдела кадров армии. Заодно проведем в твоем дивизионе выездное заседание партийной комиссии полка. А как ты думал? Ты меня понял?

- Понял... - убито ответил Петрунько.

- Тогда работай. И не ври больше, я этого почему-то не люблю. Так-то. Теперь - "Неустрашимый", докладывайте.

"Неустрашимый" (остров Кривая Стрежь) бодро начал перечислять обычные формулы утреннего доклада, однако в голосе чувствовалась плохо скрываемая тревога. Вопросы со стороны Семендяева не заставили себя ждать.

- "Неустрашимый", я что-то не понял, - спокойно начал Семендяев, - вчера у вас работала группа офицеров по проверке боевой готовности, и были-то они у вас в течение всего сорока минут - а что же это такое? Читаю: нет того, нет другого, нет автосопровождения в режиме "узкий луч", нет подавления по местным предметам и по "звону", не выставлено усиление ПУПЧей по обеим плоскостям... Не много ли, товарищ Сахно, для сорока минут-то, а?

"Громкая" молчала.

- Сахно, у тебя что-нибудь со слухом? Есть проблемы?

- Никак нет, товарищ командир, - обрадовался возможности что-нибудь сказать Сахно.

- Сахно, ты признайся - ты что там со своим дивизионом? Хочешь рассеять миф о советской военной угрозе?

"Громкая" опять замолчала.

Волков вспомнил своего однокашника, командира дивизиона с полуострова Средний капитана Охрименко. "Ты знаешь, Игорь, - посмеивался Охрименко, - я представляю, как трясутся от так называемой советской военной угрозы норвеги и разные прочие шведы, глядя на нас из-за бугра. Они, думаешь, оружия нашего боятся? Тактики и стратегии? Чепуха! Они больше всего нас как людей боятся! Фанатизма нашего боятся! Потому как видят - мы сидим на своих скалах и в болотах без тепла, света, канализации - и нам все по фигу! Все по барабану! Нам ничего не страшно и хуже даже на войне уже не будет! И представь, Игорь, у них там жизнь - масло масляное, сахар с утра до вечера, огорчиться не с чего, и вдруг - бац! Трах-тара-рах!!! Орда чурок с Востока нахлынула! С раскосыми и жадными глазами! Дикари-людоеды! Даже с туалетной бумагой не знакомы обходятся газетами типа "Часовой Севера"! Вот чего они боятся. Тут, брат, страх почище призрака коммунизма - навалятся гунны в неслыханном количестве и их сладкую жизнь в минуту изговняют! Понял? То-то!"