Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 116 из 120

Игорь допивает остатки остывшего кофе. С утра ничего не ел толком. Да и накануне всю ночь сидел в библиотеке. Невыносимо, больше месяца душу наизнанку, отец в гробу раз сто перевернулся от того, сколько он его проклинал. И Анька, бедная, еще худее стала.

Рассказать о матери? Пусть хоть ненавидит его, а не плачет. Он сидел с ними в домике охраны, сидел на постели и смотрел. Криська, родная, несчастная, настрадавшаяся. Обнимала свою собаку, жалась к ней и Аньке. А та плакала во сне. Даже не проснулась, когда он ее коснулся, только потянулась к руке, как кошка к ласке.

Пусть хоть ненавидит. Ненависть убивает меньше неразделенной любви. А там пройдет потихоньку. Только бы Крис не оттолкнула.

Расскажет. Сегодня вечером и расскажет...

- Можно? - Стася несмело входит в кабинет.

- Заходи, что такое?

Он смотрит в окно, вниз, на пробку. Народ спешит по домам, суббота все-таки. А может, едут развлекаться. На свидания, в бары, в рестораны. С девушками или друзьями. Когда Игорь в последний раз выбирался куда-то? Только с Анькой. С ней было интересно, она как ребенок, способный радоваться простым вещам. Он чувствовал себя принцем, покупая ей подарки или показывая новые места. Ни одна из его девок не улыбалась, получив от него замороженный йогурт во время прогулки. Они и за брюлики-то благодарили скупо и в основном минетом.

А эта сияла, как будто ей самолет подарили. Ненормальная.

- Я домой собираюсь. Все в порядке?

- Да, ступай.

Стася не уходит, останавливается рядом с ним.

- Может, расскажешь? Я же не чужая.

- Все нормально. Дела семейные.

- Связанные с Аней?

- Со всеми. Со всей семьей.

- Я думала, она не ваша семья.

- Теперь наша. Она сестра Крис. Их перепутали в роддоме.

Он никому не расскажет о том, что сделал отец.

Стася ахает. А потом... вдруг обнимает его за шею и прижимается губами. Они у нее сладкие, пахнут яблоком и корицей. Несколько секунд Игорь растерянно прислушивается к себе: чувствует он хоть что-то? Мужик он, в конце концов, порой Стаська перегибала с соблазнением и вызывала у него вполне естественную реакцию. Но трахать дочку друга это слишком.

Нет. Не чувствует. Добровольно выжег себе все нахрен, сначала пустил Аньку, а потом, когда ее выбросил, так и оставил пустоту.

- Стась... - Крестовский отстраняет помощницу.

- Ну что?! Игорь...

- Иди домой, Стася.

- Да брось, мы взрослые люди, неужели я тебе не нравлюсь...

Она быстро расстегивает верхние пуговички на платье, на ней нет белья, и аккуратная упругая грудь должна его завести, но... может, в другой раз он бы и повелся.

Сейчас не может. От необходимости все это объяснять Игоря спасает звонок.

- Герман?

- Игорь Олегович... Кристина Олеговна с вами?

- Взяла мою машину и уехала, что такое?

Блядь. Только не Крис. Она клялась, что будет осторожна! Она клялась, что ей стало легче! И он, дурак, дал ей машину.





- Машина сгорела, мы тут... ищем... но... не знаю, надо людей, я вызвал пожарных и скорую...

- Где вы?

- Сброшу адрес.

Это проклятье? Оно не успокоится, пока каждый Крестовский не окажется в могиле?

Несется, как псих. Последнюю наличку отдает какому-то гаишнику, тормозящему его в самом начале. Хорошо, что машина запасная всегда на парковке.

Мыслей нет, вообще, пока едет, ни о чем не думает. Холодный, сосредоточенный. Испугается он потом, сначала разберется и накажет виновных.

Дым видит издалека, кучу машин тоже. Скорая, пожарные, какие-то любопытствующие мимопроезжалы. От машины только каркас, обгоревший. Лихорадочно пытается вспомнить, сгорает ли человеческое тело полностью? Или что-то должно остаться?

Оставляет машину на обочине, выходит. Из скорой вылезает Аня, бледная, как мел. Сначала она его не видит, а потом срывается и бросается на шею. Боже, какая маленькая, хрупкая. Ее трясет, она утыкается носом ему в шею и рыдает, так отчаянно, словно он ее единственная опора.

- Ты живой!

- Конечно, я живой.

- А трубку почему не брал?! Я чуть с ума не сошла!

- Оставил в кабинете, совещание проводил. Ань... Кристина?

Впервые за много лет ему по-настоящему страшно. За Криську, которая настрадалась и не заслужила погибнуть так страшно, за Сержа, который только избавился от груза на душе, за Аньку, нашедшую сестру и потерявшую ее почти сразу. Даже за себя, потому что ближе них у него просто никого нет. И, возможно, не будет.

- В скорой. Сейчас увезут.

Мир качается. Переворачивается раз за разом.

- Что с ней?

- Была без сознания, замерзла. Успела выскочить из машины. У нее отказали тормоза. Сейчас они повезут в больницу, поедешь?

- Конечно. Иди в машину, малыш, холодно. Сейчас приду, только отдам распоряжения.

Он идет ко Льву, который разговаривает с пожарными.

- Значит, так, я в больницу с девчонками. Сержу позвонишь, чтобы летел обратно и был осторожен. Расскажешь, что стряслось. Потом звонишь Игнату, пусть достанет мне Селехова из-под земли.

- Это он? Селехов? Серьезно?

- Уверен. Пересрал, мудак, не думал, что Крис за руль сядет. Пусть допросят. Если он, переломайте ему ноги, чтобы без долгосрочных перспектив восстановления. И оставьте без штанов. Пусть бомжует.

Когда он залезает в машину, смотрит на Крис и жалеет, что остался слишком мягок с Селеховым. Она завернута в одеяло, исцарапанная, с обожженной рукой. Не спит, но очень слаба, едва открывает глаза.

- Ну привет, - говорит он.

- Привет, - облизывает губы, кашляет.

- Ну что, не будешь больше мою машину брать?

Она смеется, но морщится.

- Так, - фельдшер закрывает двери, - девушку не смешить, у нее сотрясение и сломаны ребра. Едем куда?