Страница 1 из 2
Месть ведьмы
Действующие лица.
Афанасий, леший.
Ульяна, кикимора, жена Афанасия.
Никодим, полевой.
Марина, городская ведьма.
Постень, домовой, оберегает дом Марины.
Прошка, обращенный в человека старый леший, служит пономарем в церкви.
Доможил, домовой при церкви.
Георгий, старый охотник.
Петр, охотник средних лет.
Иван, молодой охотник.
Дух-хранитель клада в образе ведуна Силантия, отца Марины.
1-й домовой.
2-й домовой.
3-й домовой.
Комментарии автора, необходимые для лучшего понимания пьесы.
Леший – лесной дух, вынуждающий людей плутать по лесу, при этом он нем, но голосист, поет без слов, свистит, аукает и т.п.; может принимать образ человека, и тогда одежду запахивает направо, а волосы зачесывает налево, бровей и ресниц у него нет; считается, что он любит пасти зайцев.
Лесная кикимора – леший женского рода, лешачиха.
Полевой – дух полей, лугов, степей и прочих равнинных низменностей.
Ведьма – женщина, спознавшаяся с нечистой силой; колдует во зло другим и чаще всего вредит людям.
Домовой – дух домашнего очага и любого строения; при нежданной встрече лишает человека памяти, и все другие приметы, кроме той, что он космат, забываются.
Дух-хранитель клада – дух, призванный на помощь при заклятии владельцем клада с целью защитить сокровища от кладоискателей; принимает самые разные обличия.
Ведун – знахарь, колдун, сведущий в деле врачевания; залечивает (заговаривает) болезни и раны, насылает и снимает порчу, может изгонять ведьм и т.п.
Понома́рь (официально парамона́рь) – служитель православной церкви, обязанный звонить в колокола, петь на клиросе, прислуживать при богослужении и т.д.
Морокуша – лесная птица, поет на все голоса.
Пролог.
Жилище лешего. Вход в него через дупло огромного старого дуба, окруженного непроходимым для человека буреломом. Внутри напоминает обычный деревенский дом, но без окон, освещается горящей лучиной. Вся мебель – кровать, стол, табуретки и прочее, необходимое в обиходе, – изготовлена из дерева без единого гвоздя, скреплена корой. По стенам развешены связки грибов и трав, своеобразные натюрморты, призванные украсить жилище. Под одним из них установлена старинная прялка, за которой сидит и сучит пряжу Ульяна в простом домотканом платье. Невидимый сверчок наигрывает незатейливую мелодию.
Ульяна. (Поет).
Дитятко мое качаю,
Колыбеленку спеваю.
Баю, баю, баю-бай,
Засыпай мое дитя,
Ноченьки не боитя.
Солнышко взойдете,
Красное взойдете,
Буде добрый день.
Баю-бай.
Входит Афанасий. Он в лаптях, длинной домотканой рубахе с вышивкой и штанах из той же ткани.
Афанасий. Здравствуй, свет мой, Ульянушка.
Ульяна. Здрав будь и ты, Афанасьюшка. (Подходит и целует мужа). Поди, устал да оголодал, по лесам-то плутая?
Афанасий. И то верно, Ульянушка. (Садится на табурет за стол). Вчерашняя буря всех зайцев разогнала. Пока вновь в стадо сведешь – ноги обобьешь. Разбежались по оврагам да буреломам, безмозглые. А там волки и лисы притаились, только и ждут поживы.
Ульяна. (Отходя). А был бы сын, помог бы…
Афанасий. О чем ты, Ульяна? Прости, не расслышал.
Ульяна. Да говорю, не пойти ли мне поутру с тобой? Вдвоем оно и веселее будет.
Афанасий. Незачем, Ульянушка. Тебе ли по лесам шастать? Сиди да пряди себе тихонько, как вам, кикиморам, на роду написано. Оно и мне спокойнее.
Ульяна. Ай не пригожусь ничем муженьку?
Афанасий. Рубаху сшей. Не то порву о сучья, что надену?
Ульяна. Рубах и порток у тебя ни на один век хватит. Иль думаешь, пока муж в заботах, жена от дела отлынивает?
Афанасий. Что-ты, Ульянушка, и в мыслях не было так тебя обидеть. Ладушка ты моя работящая!
Афанасий пытается обнять жену, но та уворачивается, грозит ему пальцем и начинает расставлять на столе изготовленную из бересты посуду.
Ульяна. Откушай на здоровьице!
Входит Никодим. Он одет так же просто, как и Афанасий, но поверх рубахи на нем еще и пиджак, а вместо лаптей – сапоги.
Никодим. Здравия вам, хозяева, и долгих веков жизни!
Афанасий. Никодим! Друг милый! (Обнимает Никодима).
Никодим. Не то не забыл еще? Почитай, полвека не видались! С тех самых пор, как ведьму да ее подручного, старого лешего Прошку, прогнали из леса…
Афанасий. (Перебивает его, незаметно от Ульяны делая предостерегающий знак). Каким ветром занесло в наши лесные края степного духа?
Никодим. Да отпусти, медведь, задушишь ненароком! (Освобождается из объятий друга). Дай с женушкой твоей поздоровкаться. Доброго здоровья, тебе, Ульяна!
Ульяна. И тебя пусть хранят в ночи духи, полевой. Поснедаешь с нами?
Никодим. А не откажусь!
Афанасий и Никодим садятся за стол. Ульяна приносит тарелку для полевого.
Афанасий. Ульянушка! Гость дорогой в нашем доме. По чарочке бы. Или ты, Никодим, откажешься от перебродившего березового сока?
Никодим. Обидеть хочешь, Афанасий? Что может быть слаще твоей браги?! Под нее и беседа развязнее, и думы веселее. Не то еще и споем.
Афанасий. Окстись, Никодим. Какой из лешего певун?
Никодим. Не ври, леший. Вот уж не поверю, что ты Ульяну своей немотой прельстил. Небось, пел, как морокуша, когда в жены из девок сманивал? Было, Ульяна?
Ульяна. Не за песни я его полюбила, гостюшка дорогой, а за доброту и ласковый нрав. Будто и не леший вовсе. (Целует мужа). Хлеб да соль! Пити во здравие!
Ульяна ставит на стол деревянный жбан с березовым соком и отходит к своей прялке. Садится и начинает прясть.
Никодим. Славная кикимора!
Афанасий. Не сглазь только. (Наливает из жбана и поднимает стакан). За встречу!
Никодим. Я не глазливый. (Три раза сплевывает через левое плечо, стучит о столешницу и тоже поднимает стакан). За нашу вечную дружбу!
Пьют и закусывают.
Никодим. Вижу, дом у тебя полная чаша, Афанасий.
Афанасий. Все есть. Только счастья нет.
Никодим. Что так?
Афанасий. Мне-то грех жалиться. За Ульяну болею.
Никодим. Отчего?
Афанасий. А вот сам погляди. (Встает). Ульянушка, иль почудилось мне – невдалеке будто заяц всплакнул? Выглянуть надо бы.
Ульяна. Сама гляну. Негоже гостя одного оставлять. (Выходит).
Афанасий подходит к прялке и показывает Никодиму, что прядет Ульяна. Это крошечная рубаха.
Никодим. Ай да Афанасий! Неужли?..
Афанасий. Окстись, Никодим. Сам ведаешь, бесплодна нежить. Нет и не может быть у нас с Ульяной лешачонка.
Никодим. Так что же Ульяна тогда… (Осекается).
Афанасий. Теперь уразумел?
Никодим. Вот беда так беда!
Афанасий. Втемяшилась в ее бабью башку блажь о ребенке. Кикимора она и есть кикимора, что с нее взять? (После паузы). За то и полюбил я мою Ульянушку.