Прекрасные разбитые сердца

Если поговорю с мамой, то разревусь, а мне надо держать себя в руках, пока не доберусь до приемного.

– Я в порядке, мам, – кричу я достаточно громко, чтобы она меня услышала. – Просто хочу поехать в больницу.

Тесс возвращается к разговору.

– Твоя мама говорит, что едет.

Боль от падения наконец догнала меня, и все мое тело болит. Веки кажутся тяжелыми, но я стараюсь не закрывать глаза. Не позволю себе расслабиться, пока у машины стоит Рид.

Когда мы отъезжаем, я облегченно выдыхаю, толпа в заднем стекле становится все меньше и меньше. Рид стоит перед всеми и все это время наблюдает за мной.

Я многое хочу сказать Тесс, но нет сил.

Просто на минутку закрою глаза.

Чувствую призрак руки Рида на моей и последний толчок, и мое тело дергается. Адреналин взмывает ввысь, затем снова сходит на нет, как во время сна после работы много ночей напролет.

– Приемное всего в пяти минутах езды, – сообщает Тесс, крепко сжимая руль.

– Он толкнул меня, Тесс, клянусь.

Она смотрит на меня в зеркало заднего вида.

– Возможно, тебе так показалось, потому что ты на него наткнулась, а он попытался тебя схватить. Могло сойти за толчок.

– Но все произошло не так.

– Рид никогда бы тебя не обидел. Он заботится о тебе больше, чем о себе.

Как достучаться до нее?

Критика Рида не помогает, поэтому пробую другой подход.

– Я знаю разницу между тем, когда кто-то меня толкает, и тем, когда пытается схватить меня за руку. Это был толчок. Рид вышел из себя и пришел в ярость.

– Допинг был не его, – твердо говорит она.

– Тесс, все указывает на это…

Она перебивает меня:

– Он такой вредный и импульсивный, потому что устает. Тренируется по девять часов в день, семь дней в неделю. А потом еще четыре-пять часов тренирует других борцов, чтобы мы могли позволить себе еду и электричество.

Мне никак не удастся заставить ее мне поверить.

Тесс заезжает на подъездную дорожку больницы и останавливается у стеклянной двери приемного покоя. Не глушит машину и выбегает.

– Сейчас вернусь.

Когда я остаюсь одна, меня охватывает паника. Некоторая часть шока после толчка Рида выветрилась, и теперь я думаю лишь о своем колене.

Что, если я больше не смогу играть в футбол? Серьезное повреждение положит конец моей карьере еще до того, как она начнется. Время от времени о таком рассказывают по новостям. Спортсмен из старшей школы ломает колено или локоть в выпускном классе, и игра закончена. Чем еще мне заниматься, если футбол больше не вариант?

Ничем. Ничем не буду заниматься.

Стать профессионалом было моей мечтой, сколько я себя помню.

Сложенное письмо о зачислении все еще лежит в заднем кармане. У меня нет плана Б.

Тесс возвращается с двумя медсестрами, и они втроем помогают мне выбраться из машины и сесть в кресло-каталку. Медсестра провозит меня сквозь двойные двери, ведущие к смотровой, где вдоль стены стоят кровати, разделенные занавесками. Когда меня перекладывают на кровать, Тесс садится рядом, а медсестра записывает мою личную информацию.

– Вы можете сказать, где болит, и описать боль? – спрашивает она.

– У меня стреляющие боли, но еще какое-то странное тянущее ощущение. Это плохо? – спрашиваю я.

– Я не доктор, милая. Но не волнуйся. Это отличная больница. – Медсестра заполняет бланк на планшете. – Как вы оцениваете свою боль по шкале от одного до десяти? Один – боли нет, а десять – невыносимая боль.

– Если не двигать коленом, то около пяти. Но если его согнуть, то выстреливает боль до восьми или девяти.

Скорее, даже десяти.

Стараюсь храбриться. Наверное, десятка для тех, кто пережил автокатастрофу, а не свалился с лестницы. Но если медсестра попросит оценить, насколько я сейчас напугана, то это двенадцать.

– Как вы повредили колено? – спрашивает медсестра.

Если я скажу, что это Рид меня толкнул, его могут арестовать. Не касайся все это Тесс, я бы уже вызвала полицию.

Но миссис Майклс не может сама содержать себя и Тесс. Она пыталась прежде, и все прошло не очень хорошо. Казалось, что они каждый год переезжали в другую замызганную квартирку. Когда у миссис Майклс закончились друзья, у которых можно переночевать, Рид начал работать дополнительно, чтобы помочь ей.

– Я упала с лестницы, – отвечаю я.

– Вы обо что-то ударились коленом? – Она записывает.

– Коленная чашечка ударилась о землю.

– О тротуар, – добавляет Тесс, заламывая руки.

Медсестра заканчивает писать.

– Доктор придет и осмотрит вас. Кому-нибудь надо позвонить?

– Я уже поговорила с ее мамой, – говорит Тесс. – Она в пути.

– Через несколько минут приду вас проверить.

Медсестра задергивает занавеску, и мы с Тесс остаемся наедине.

– Спасибо, что ничего не рассказала, – говорит она.

– Знаю, что ты мне не веришь, но я говорю правду.

Тесс прижимает руки к вискам, будто сражается с сильнейшей головной болью.

– Не знаю, что ты хочешь от меня услышать. Ты моя лучшая подруга. Я хочу тебе верить. Но мы ведем разговор о Риде. Он мой брат. Он бы мне не соврал. И он тебя любит. Он никогда бы тебя не обидел.

До сегодняшнего вечера я думала то же самое.

– Знаю, что ты хочешь верить ему, но он признался, что это его допинг. Именно из-за этого мы ругались перед тем, как он…

– Это непонимание. – Тесс начинает разговаривать резким тоном. – Это единственное объяснение.

Не единственное.

Не успевает спор перерасти в нечто большее, как слышу за занавеской маму, которая спрашивает про меня.

– Я ищу свою дочь, Пейтон Риос.

– Мам? – зову ее.

Через мгновение она отдергивает ткань и, подбежав ко мне, заключает в объятия.

– Слава Богу, ты в порядке. Что случилось?

Мама выпрямляется и переводит взгляд с меня на Тесс.

– Пойду в комнату ожидания. – Тесс пытается раздвинуть занавеску, но не может найти выход, поэтому ей приходится обойти маму, чтобы добраться до другой стороны. В обычной ситуации Тесс обняла бы ее, но не сегодня.

Мама берет меня за руку.

– Что происходит?

Я стараюсь сдерживать слезы.

– Мы были на вечеринке, и я пошла к машине Рида, чтобы найти телефон. Но нашла кое-что другое.

– Что? – Мама наклоняется ближе, и ее темные волосы падают вперед.

– Мам, он употребляет допинг. Я нашла стероиды в его спортивной сумке.

– Не понимаю. И как это связано с твоим коленом? – Как только мама задает этот вопрос, в ее глазах мелькает понимание. – Что случилось с твоим коленом? – Она произносит каждое слово медленно, подчеркивая их значение. – Тесс сказала, ты упала с лестницы.

– Это так. – Киваю, и по моей щеке течет слеза. – Рид меня толкнул.

Мама прищуривается.

– Это сделал Рид? – Выражение ее лица становится каменным, как у жены разведчика морской пехоты. – Я сейчас вернусь.

– Мам не надо! – Пытаюсь приподняться на кровати. – Мам!

Она проносится мимо других кроватей и проходит через автоматические двери, ведущие к комнате ожиданий. Я начинаю паниковать. Что, если она сделает что-то глупое, и Рид разозлится и ее тоже обидит?

В мыслях всплывает картинка, когда она стояла у окна в одной лишь ночной сорочке.

Мне было восемь или девять. Папы не было, и мама кого-то услышала снаружи. Она сказала мне спрятаться под кровать, и я подчинилась минуты на две, но потом поспешила вниз посмотреть. Она стояла у эркерного окна нашей гостиной с битой на плече и телефоном в руке. Она позвонила 911, и приехала полиция. Ничего не случилось, но той ночью, наблюдая за ней, я поняла – если бы на улице кто-то был, мама бы нас защитила.

Смотрю на двери, ведущие в коридор, и жду, когда вернется мама. Но вместо нее заходят Люсия и Гвен.

– Сюда, – машу им.

Обе выглядят напуганными.

– Что там происходит? – спрашиваю я.

Гвен присаживается на край кровати и кусает ногти.

– Твоя мама только что обматерила Рида.

– Она выгнала его из приемного. – Люсия впечатлена. – Сказала ему валить из больницы, не то она переедет его на машине.