Не потревожим зла

Ну, началось.

Люк ухмыльнулся себе под нос, однако его внимание неизбежно переключалось на Алису.

— И какой профиль?

— Аутопсия.

— У тебя, видимо, крепкие нервы и желудок.

— А у тебя нет? Для тебя так близки все эти… трупы.

Тени под его глазами словно стали резче, но он только ей улыбнулся вместо ответа.

— Ты хоть одного видел? — решила поддеть его Алиса. — Или так… мертвечина — твой эстетический концепт? Как-никак готика.

— Я видел, — сдержанно ответил он. — Не так много, как ты. Но видел.

В его словах мелькнуло что-то странное.

Люк усмехнулся с полузакрытыми глазами и протянул безо всякой обиды:

— Тебе не нравится мое творчество.

— Не обижайся, но мне кажется, что твои эмоции так наигранны. Хотя твои ранние песни меня действительно тронули, — с усмешкой ответила Алиса, сама не понимая, откуда возникло желание легкой конфронтации. — В чем перемена? Шоу-бизнес и разврат?

— Типа того.

Силы вернулись к Оле или же это была вторая волна опьянения, но она вдруг встряла в их разговор.

— Люк, не слушай ее, она не в теме. Главное — любовь и преданность тех, кто тебя понимает, — выдала она, подвигаясь к нему все ближе и ближе.

Заодно ее рука выдрала из бара еще какую-то маленькую бутылку. Кажется, это была фруктовая водка.

Люк хохотнул и переспросил:

— Любовь? Да брось, это остервенелое обожание — просто временное помешательство. Девочки и мальчики, обнаружившие в себе смутную потребность любить, направляют ее на своего кумира. Я — ваш символ.

— Символ чего? — не поняла Оля, не зная, как реагировать на его странную откровенность.

— Чего хочешь, — ответил Люк. — Ты вольна вложить в меня любой смысл.

«А не дурак он, этот Янсен», — подумала Алиса.

— Как бы то ни было… есть те, кто будет любить тебя до конца жизни! — упрямо заявила Оля, так ничего толком и не поняв.

Люк неожиданно ей улыбнулся и сказал:

— Это пройдет. Твой идеал в реальной жизни — занудный тип, да еще и алкоголик.

И снова наступило молчание, быстро наполнившееся шумом несмолкающего дождя. Ночник освещал лицо лежащего Люка и обрисовывал контур Оли, застывшей подле него. Где-то поодаль от света угадывалась фигура Алисы. Так, втроем, они пребывали в этой комнате в полном молчании, и каждый нашел здесь свое место.

— Зачем же тогда ты продолжаешь играть? — решилась спросить Алиса, уже без враждебности.

Люк словно вышел из транса. Его взор медленно скользнул в сторону Алисы. Что это за девушка такая? Ее вопросы точно по лбу били.

Оля некстати икнула и зажала рот ладошкой. Лицо Люка перед глазами делало сальто. Под тяжелыми слоями дурмана она почему-то подумала, будто нога судьбы, приведшая ее сюда, теперь делает все, выпинывая ее как третью лишнюю.

— Я сейчас… — пробормотала она и пошла к выходу, сбив по дороге пару ночников.

Теперь Люк и Алиса остались в комнате вдвоем.

Некоторое время до них еще доносились ее удаляющиеся шаги. А пауза затягивалась. Казалось, вместе с Олей пропал удобный фон, с которым в случае чего можно было слиться и скрыть внезапно проклюнувшуюся личную направленность этого разговора.

Как это замечательно — все трое друг друга используют, лишь бы не быть откровенными.

Украдкой Алиса следила за этим человеком, лениво пускающим кольца дыма в потолок. Затем с несколько картинной пластичностью Люк встал с кровати и перетек в кресло напротив нее.

Раз у него вдруг появился разумный собеседник, то надо хотя бы видеть его вблизи.

— Так… — начала она снова, — зачем ты играешь? Если тебя все достало?

— Ну, я уже из этого поезда не выпрыгну. Я стал и вагонами, и рельсами. — Уголки его губ дрогнули в еле заметной усмешке.

— И тебе это не нравится, — утвердительно сказала Алиса.

Зеленые глаза полыхнули легкой вспышкой.

— Нет.

— А зачем ты мне это рассказываешь?

— Потому что ты спрашиваешь.

Они таращились друг на друга в полутьме, и каждый пытался понять своего собеседника. Впервые эти двое встретили того, кто интересовал их больше, чем мертвецы.

— Раньше твои песни были хорошими. Даже… мне они понравились, — осторожно произнесла она.

— Даже тебе? — Люк суховато рассмеялся. — Передо мной сидит либо тонкий ценитель, либо девушка с кошмарной манией величия.

— Уверена, что у этих песен была причина, — проигнорировала его реплику Алиса. — Что же произошло теперь?

Почему-то ей хотелось узнать правду, и она сама не понимала, откуда иногда берется это желание — понять другого. Но к Янсену появлялось неожиданное расположение. С ним хотелось говорить.

Сейчас в Люке не было и капли того мистицизма, что бил с каждого плаката. Он недоуменно улыбнулся ее вопросу, слегка сведя брови.

— А ты не знаешь? Алиса, откуда ты взялась? Из какой Страны чудес?

Внезапно он наклонился к ней так близко, что она могла разглядеть темную подводку, повторяющую форму его глаз, и почувствовать, как циркулирует воздух между ними… Некоторое время он взирал на нее в абсолютной тишине, а потом отчетливо вдавил в нее:

— Сабрина… умерла.

Он не сказал, кто такая Сабрина, да это было и неважно. Но она заставила его петь, и мир принял его музыку, словно жертву, отобрав все до последней капли. У него ничего не осталось. Он пуст.

«Человек-загадка», «кумир молодежи», «Орфей нового поколения» — все это оказалось безбожными медийными клише.

Перед Алисой сидел одинокий, выпитый до дна человек.

Старая боль вдруг проснулась и кольнула его так, что стало трудно дышать. Он с трудом верил, что это его такой надломленный голос сейчас сказал: «Сабрина… умерла». Стыд, да и только. Момент был чудовищный, а темнота и плохая видимость усилили это чувство в сотни раз.

Сидящая перед ним девушка спросила:

— Им пришлись по вкусу твои страдания?

Он испытал к ней секундную ненависть. Потому что она каким-то образом поняла больше, чем он сказал.

— Ну, когда-то мне было хреново, — тем не менее сдержанно отозвался он. — Моя девушка вроде как умерла.

Первичный интерес к ней сменился растущей настороженностью.

Что-то в груди Люка все еще стремительно сокращалось, пуская круги дрожи по всему телу. Взор не отпускал странную гостью напротив него. Много не говоря, она обладала жутковатой особенностью настраиваться на одну волну с собеседником. Как если бы кто-то деликатно забрался к тебе в душу и начал осторожно разбирать ее на части.

— От чего она погибла?

— Автомобиль, — чуть помедлив, стал рассказывать он. — Ее сшибло прямо на моих глазах, и я был с ней до приезда скорой помощи. Об этом, если честно, никто не знает. Всем известно, что ее просто сбила машина.

— И ты видел ее смерть?

— Да. Скорая опоздала. Ей в живот очень неудачно воткнулась какая-то железка. Фонтан крови. Мы оба были в ней, просто финал фильма «Пила» какой-то… Она цеплялась за мою майку и могла только смотреть мне в глаза. Собственное бессилие — настоящий кошмар.

Сейчас он снова был прежним. Иронизировал даже на больную тему и отмазывался не очень умными шуточками. Но в тот момент что-то в беседе стало для них общим, какая-то невысказанная мысль.

— And all I loved, I loved alone, — протянула Алиса.

Люк с ухмылкой потер свою татуировку на ребрах. Напряжение стало спадать, и между ними вдруг заструилось доверие.

— Складно вышло, не правда ли? Я набил себе его фразочку, а теперь с ней по земле ходит еще миллион людей. Я всегда говорил, что я — просто икона безвкусицы.

— И разумеется, у тебя одна любовь на всю жизнь? — ровно спросила она.

— А можно ли считать привязанность к мертвецу любовью? — парировал Люк. — Может, это просто… память?

В лице Алисы что-то изменилось. Это было заметно даже в полумраке. Или же перемена произошла в воздухе, в котором витало их настроение. Но Люк понял: сейчас уже он задел ее.

— Кто знает? — уклончиво ответила она наконец. — Хотел бы ты увидеть ее снова? Что бы ты сделал, если бы вместо меня здесь была она?