Вертиго

  Также, практически в первый же день, в дом Кройфов перебралась Хидэ вместе с сынишкой Арлока. Малец оказался очень живым ребенком, который уже успел привязаться к черноволосой алве и практически не отходил от нее.

  ***

  Погода была замечательной и солнечной. Лишь иногда небольшие облака на несколько мгновений скрывали солнечный лик от жителей Ауалура, но легкий ветерок, еще по-летнему теплый, быстро исправлял эту ситуацию. Сейчас была еще та осенняя пора, когда летний зной отступал, а зимний холод еще не вступил в свои права. На Байкальском архипелаге в это время обычно начинался период дождей, когда тяжелые свинцовые тучи заволакивали все небо на несколько декад и орошали землю крупными каплями влаги, но в этой части империи, за счет отдаления от морей и океанов была сухая погода. Днем здесь по-прежнему было тепло, а в некоторые дни даже жарко, и ходить можно было в одной тонкой кофте, а вот по утрам и вечерам уже заметно холодало и без куртки или иной верхней одежды на улице делать было нечего.

  Вот уже второй раз за одну декаду Радмир оказывался на похоронах, и эта тенденция ему очень сильно не нравилась. Он вообще не любил похорон. Не любил, потому что оказывался слаб и беспомощен перед обстоятельствами. А ощущать себя слабым и беспомощным было ужасно тяжело для него. Особенно потому, что слабым-то он как раз не был. Если даже отбросить его собственный, довольно предвзятый, взгляд, то объективно, в этом мире он был одним из самых сильных существ уже сейчас.

  Конечно, некоторые его поступки шли вразрез с этим утверждением, но обладать силой еще не означало, что он может позволить себе какое угодно поведение и не брать в расчет остальных...

  Однажды такой глупый индивид появился в мире. Он считал, что раз сильнее остальных, то имеет право не считаться с их мнением. Это было очень глупо. Общество - это система, сложная и очень сильная. Очень редко индивиду удавалось сломать или же подстроить ее под себя. Все дело было в том, что эта система, сама ее суть, была в какой-то мере бессмертна. На месте одной сломанной появлялась другая или несколько других, но все равно это была система. Может и видоизмененная, но система. Так уж вышло, что разумные, не зависимо от расы и принадлежности народа, были социальными существами. Такими их создали всемогущие боги. А раз есть социум, то есть и определенная система внутри него. Имя того глупца стало нарицательным. Общество его уничтожило. Именно тогда возникла первая мировая война Ауалура. Теперь каждого, у кого не хватало ума сообразить, что творить в мире непотребство нельзя лишь исключительно из своего эгоистичного желания, называли в честь него - Сарух.

  Радмир выплыл из этих праздных размышлений и огляделся. По левую руку от него стояла княгиня Кройф, по правую - мама.

  Несмотря на все возражения, его мама упрямо отказалась оставаться в постели и пришла на похороны Казимира Кройфа. Выглядела она хорошо, но Радмир все равно переживал и поэтому старался не отходить от нее ни на шаг и периодически, в силу своих урезанных целительских способностей старался ее подлечивать, пропуская через нее, то бодрящую волну, то небольшое общее исцеление. За что в самом начале удостоился от нее благодарного взгляда. Одета его мама была в традиционно траурные для империи белые цвета и с огромной повязкой на голове, проглядывающей сквозь кружевную шаль. Повязка, к тому же, практически закрывала левый глаз. Чтобы было удобней, она держалась за его правую руку, практически висела на ней, но спину держала прямо и лишь поджатые губы говорили о том, что ей тяжело делать это. Но он ее не винил в таком упрямстве. Сам бы поступил также. Остается только молиться богам, чтобы он как можно дольше не оказывался на этом месте...

  Снежана Кройф, тоже цеплялась за его руку с другой стороны. Морщины у нее на лице стали заметнее и резче, блеск глаз потух... Смерть мужа сильно сказалась на этой сильной женщине, отчего она сейчас выглядела на свой настоящий возраст. Точную цифру Радмир не знал, а спрашивать не решался. Еще в детстве мама сумела убедить его, что этот вопрос женщинам лучше не задавать. Особенно если многие женщины в мире являются долгожителями.

  Княгиня также была одета в белые траурные одежды, единственное отличие ее было в том, что на голове у нее не было повязки.

  Позади их, в следующем ряду, стояли Власта с накинутой его бывшей курткой на плечах, чтобы скрыть обрубок правой руки и Керей со своей невестой Люциной. Несмотря на то, что вайла сейчас выглядела не так бледно, как в ту ночь, сказывалось действие кровотворящих микстур и пилюль, Радмир попросил друга быть рядом с Властой на всякий случай, вдруг той понадобится помощь. Сам он оказать ее не мог, потому как уже был занят мамой и княгиней.

  Что примечательно, руку вайлы так и не нашли, хотя искали ее очень хорошо в течение двух дней.

  Верховный жрец Варнола звучным, хорошо поставленным голосом читал какую-то молитву о том, что 'пасть в бою есть слава воина', а Радмир, стараясь отвлечься, рассматривал прибывших на старое кладбище высокородных гостей. Он впервые был на имперских похоронах и, хотя со слов матери он знал всю процедуру от и до, для него все это было внове.

  В империи не было принято сжигать своих покойников. Их хоронили в обычных могилах, завернув тело в белую особую ткань. Видимо сказывалось, что долгое время в Азарской империи основным населением были иланийцы. Но были и отличия. Например, вот этот ритуал, когда тело покойника укладывали на специальное ложе и все близкие и родные стояли вокруг, пока жрец читал молитвы. Мертвый камень, так называли это ложе, на котором лежало тело покойника был светло серым и каким-то пористым на вид, словно губка. На новом кладбище, как знал Радмир Мертвый камень был иным и сделан он был из гранита. Сам камень находился на небольшом возвышении, вокруг которого была площадка, сложенная из брусчатки, около четырех метров в диаметре. На эту площадку вело две небольшие, всего пять ступенек, лестницы. Одна у изголовья, вторая у ног. Сами ступени были низкие и очень широкие. Это было специально так сделано, чтобы было удобно спускаться и подниматься носильщикам.

  Носильщики. Это была еще одна имперская традиция. Восемь разумных, чаще всего мужчины, несли тело покойного на специальном ложе к его могиле. Это было актом уважения к покойному и возвышения его над всеми остальными, показывая, что тот стал ближе к богам, чем к смертным.

  Метрах в ста тридцати находился семейный склеп семьи Кройфов. Это также было показателем статуса и родовитости, потому что в такой близи от Мертвого камня могли ставить свои семейные склепы только самые древние и родовитые семьи. А уж на старом кладбище это могли себе позволить только семьи основателей Азарской империи.

  Радмир огляделся. Вон там стоит императорская супружеская чета с кронпринцем Велиславом и Ярославой Кройф. У девушки были красные глаза и нос, и никакой макияж не мог это скрыть. Это было вполне логично, князь практически удочерил малютку, когда она осиротела, и вырастил ее. Но Радмира удивляло, что та не воспользовалась услугами целителя и озаботилась, как та же княгиня Кройф, тем, чтобы предстать перед остальными в более подобающем виде. Даже такой недоцелитель как он, мог снять эти свидетельства слез на лице девушки.

  Дальше, чуть правее в стороне стоял старший сын императора, Прозор. Он уже давно прославился как один из самых искусных воинов империи и к огромной радости большинства аристократов, пошел по военной стезе, не претендуя на трон. Даже сейчас, в свои восемьдесят лет он выглядел сильным и очень опасным. Позади Прозора стояла его семья, дети и даже несколько внуков, из тех, что постарше.

  С правой же стороны стоял князь Джоас со своей супругой Искрой. Княгиня Джоас время от времени смотрела в его сторону и разглядывала, а потом переводя взгляд, либо на княгиню Кройф, либо на его мать. Впрочем, за все время его пребывания здесь, на старом кладбище, он ощущал заинтересованные взгляды от многих. Уж слишком было сильно его сходство с князем Джоас, который стоял в парадном мундире, с прямой, как палка, спиной и хмуро слушал речи жреца. Весь его вид говорил о том, что он скорбит о потере своего давнего друга, и Радмир был уверен, что это не игра. Патрик Джоас действительно был сильно расстроен, отголоски его чувств умудрялись долетать и до него сквозь весь непонятный фон эмоций остальных. Это ощущалась так, будто рассеянный свет ручного фонаря пытался пробиться сквозь туманные сумерки.