Копье

– У тебя появились какие-то идеи? – спросила она, заинтригованная его молчанием.

– Мы будем ждать, – коротко ответил он. – Гант очень хочет представить меня кому-то сегодня ночью.

Он рассмеялся без тени юмора, к ее удивлению, и неожиданно почувствовал, что ей можно сказать правду. Но сомнения тут же охватили его с новой силой, и он решил, что это может быть ошибкой.

Лицо майора Бренигана сохраняло выражение испуга, смешанного с недовольством, когда он осторожно постучал в дверь. Ему хотелось стукнуть изо всех сил кулаком по деревянной панели, но он знал, что тогда она будет еще больше смеяться внутри себя над его несдержанностью. Ему хотелось распахнуть дверь и одним ударом смахнуть с ее лица всегда присутствующую там самодовольную улыбку. Но он старался сдерживать свой гнев, поскольку, сложные чувства овладевали им: он и боялся ее и безнадежно нуждался в ней.

Наконец через закрытую дверь он услышал голос Кристины:

– Кто там?

– Это я, Эндрю, – произнес он в ответ, почти касаясь губами дерева. Его голос уже потерял всю злобу и раздражение, которые переполняли его. – Можно мне войти?

– Там открыто, Эндрю.

Он вошел и, быстро закрыв за собой дверь, остановился, раздумывая перед тем, как приблизиться к ней. Когда он ее видел, то всегда страдал от невыносимого противоречия: она всегда наполняла его естественным для мужчины желанием и стыдом за желание иметь связь с подобным существом.

Он сидела перед зеркалом, искусно укладывая пряди волос под полотенце, которым была повязана ее голова. Длинный белый халат был расстегнут, и он мог видеть ее гладкую смуглую кожу, которая только усиливала его желания.

Она знала, что он смотрит на нее, и знала, чего он хочет. И смеялась над ним.

А он смотрел на нее сверху вниз и сдерживал себя, чтобы не схватить ее элегантную шею, которую он столько раз с вожделением целовал, и сжимать до тех пор, пока жизнь не начнет покидать это тело. Его руки будут сжимать ее, пока не побелеют пальцы, пока ее глаза не станут безумными от страха, когда веселье навсегда исчезнет из них. Тогда его хватка ослабнет, руки будут опускаться, скользить по ее бархатистой коже, пока не доберутся до груди с удивительно твердыми сосками, а поднимающийся в ней страх пробудит в ней желания, такие же сильные, как и у него. Вот таким извращенным созданием была Кристина. И ее страх будет питать его собственную страсть к ней. Таким же, не менее извращенным созданием был и он сам. И лишь пройдя через все это, они оба могли познать любовь таким неестественным путем.

– Нет, Эндрю, – сказала она, читая его мысли.

Она отвернулась от него, продолжая укладывать свои волосы и наблюдая в зеркало, как у него сжимаются кулаки, и посмеиваясь над той борьбой чувств, которая происходит внутри него.

– Кристина, ну пожалуйста. Я...

Он упал на колени и прижался щекой к тому месту, где сейчас распахнулся халат, и нервно гладил ее бедро.

Она оторвала его руки и запахнула халат.

– Ты прекрасно знаешь, что должно произойти позже, – насмешливым, почти презрительным тоном заговорила она. – У нас нет времени для посторонних занятий.

– Почему? – скучным голосом спросил Брениган. – Почему для этого нужна именно ты?

Ее глаза стали наполняться гневом.

– Ты сам знаешь, почему. Он должен быть унижен.

– Так же, как был унижен я? Или как я унижаюсь сейчас?

– Это совсем не то, Эндрю. Это не имеет ничего общего с...

Она неожиданно засмеялась, но он продолжил эту фразу за нее.

– Шантажом? Нет никакого смысла шантажировать его также, как ты это делаешь в отношении меня.

– Это только в начале кажется шантажом, а на самом деле это нечто иное. Но ведь сейчас ты веришь в успех нашего дела? Ведь ты не раз говорил мне, что готов многое сделать для нас.

– Безусловно. Но почему именно Стедмен? Кристина, ради Бога...

– Ты упоминаешь Бога? Но какое отношение он имеет к всему этому?

Брениган затих.

– Доктор Шеер считает, что легенда должна быть переиграна, – нетерпеливо продолжила Кристина.

– И Гант верит в этот вздор?

– Вздор? И ты говоришь это после всего, что ты видел?

– Я... Я не понимаю этого, Кристина. Я не понимаю, как... как происходят эти вещи. – Его голос звучал вопрошающе. – Ты говорила, что любишь меня. Так значит, это было только ради дела?

Она резко положила руку на его голову, ухватив его за волосы. Ее голос стал более мягким.

– Конечно, нет. Ты знаешь, как я привязана к тебе.

К счастью, майор не мог видеть ни ее улыбки, ни ее отражения в зеркале.

– Я должна сделать это, Эндрю. Наш Парсифаль должен быть совращен.

Почти не прикладывая усилий, она отстранила Бренигана, затем повернула свою голову так, чтобы можно было заглянуть в его глаза.

– А теперь иди и проверь, все ли меры безопасности приняты для сегодняшней ночи. Наступает наш час, Эндрю, и ничто не должно помешать этому великому моменту.

Она поцеловала его в губы, по-прежнему не разрешая прикоснуться к себе.

– А теперь я должна отдохнуть, – сказала она. – Эта ночь – самая важная для всех нас.

Майор Брениган неуклюже поднялся с колен и, бросив последний проницательный взгляд на Кристину, вышел из комнаты. Он направился в правое крыло дома, и вошел в комнату, расположенную рядом с той, где находились Холли и Стедмен. Там около магнитофона сидел оператор в зеленой форме, придерживая на голове наушники. Увидев майора, он приветствовал его кивком головы.

– Есть что-нибудь? – спросил Брениган.

Оператор отрицательно покачал головой.

– Они еще не так долго находятся вместе. Он спросил ее прямо, не работает ли она на Моссад. Все выглядит так, как будто она действительно ни с кем не связана.

– Если только она не подозревает, что комната прослушивается. Что еще успел сказать ей Стедмен?

– Он рассказал ей очень немного. О мистере Ганте и об организации, о сегодняшней ночной операции, но как следует из услышанного, он не знает ее истинного смысла, и, как следствие, не понимает основной цели всего происходящего.

Брениган оживленно кивнул и направился к выходу.

– Продолжай слушать, пока его не заберут оттуда. Если услышишь что-то важное, дай мне знать немедленно.

– Хорошо, сэр.

Оператор отдал честь по всей форме, и майор покинул комнату. Теперь он должен был проверить охрану и ракетную установку. Наконец тот путь наверх, к которому Орден готовился так много лет, находясь в тени, начался. Пришло время, чтобы сильные лидеры взяли в свои руки судьбу страны. Теперь они будут управлять всем и всеми, и армия перестанет быть игрушкой в руках слабых безвольных людей, чья беспринципная политика, основанная на разрушительной свободе, будет закончена, по крайней мере в Англии. Конечно, здесь есть определенные трудности, и поэтому личность их настоящего вождя не может быть открыта, так как массы не пойдут за тем, против кого они так упорно сражались в последней войне, и кто, по их мнению, давным давно превратился в прах.

Ночь опускалась на побережье, и дом затихал, превращаясь в белый необитаемый остров, погруженный в океан мрака. Мелкий дождь прекратился, но оставшаяся влага, казалось, пропитала все, даже воздух, не оставляя ни единого сухого места для приюта живого существа. Кругом стояла тишина, которую нарушал лишь шум, доносившийся с океана. Суровые волны Атлантики бились о берег, обдавая брызгами и потоками пены его скалистое пространство, или плавно накатывались на покрытые травой пологие склоны.

Ночной мрак медленно покрывал всю усадьбу, и белый цвет дома постепенно становился серым, лишь только окна оставались черными и недоступными. Холодный сильный ветер волновал траву, образуя островки зыби, и раскачивал ветви деревьев, как бы стараясь уничтожить последние остатки жизни.

Темнота становилась плотной, и несмотря на только что закончившийся дождь какая-то неестественная тяжесть висела в воздухе. Казалось, эту ночь ожидали, а время, как всегда в таких случаях, тянулось крайне медленно.