Страница 21 из 116
На причале находится весьма элегантный, окруженный богатыми арабами господин. Окликнув меня, он спрашивает, не француз ли я. Я подвожу судно ближе к причалу, он перешагивает к нам через борт и представляется:
— Я тоже француз, меня зовут Шушана.
— Шу… ша… Как вы сказали?
— Шу-ша-на, Жак Шушана.
— А! — восклицаю я. — И из какой же вы страны?
— Да из Парижа.
— Понимаю, но ваша фамилия, как мне кажется, происходит не из Иль-де-Франс[29]?
— Дело в том, что я родом из Туниса, моя семья обосновалась в Александрии, но я всегда жил в Париже, главным образом, на Монмартре, оттуда я и приехал.
Его говор напоминает говор левантинцев из Смирны или Каира, а на вид он типичный еврей. Впрочем, этого он не скрывает, и не потому, что это было бы сложно отрицать, а по той причине, что не видит в этом ничего для себя зазорного; данное обстоятельство располагает меня к этому человеку.
Его прислал некто Розенталь с целью приобретения жемчуга, и он щедро сорит деньгами. Уже через минуту мы становимся друзьями, будто знаем друг друга не один год. Он называет меня Анри, а я его — Жаком. Мы вместе сходим на берег и идем к нему. Живет он в арабском доме, точнее, останавливается в нем, так как проводит в Массауа по два-три месяца.
Я откровенно признаюсь ему в том, что ничего не понимаю в жемчуге, и рассказываю о своих планах заняться его добычей.
Как практический человек, он считает, что я могу принести ему пользу, облегчив закупки на островах Дахлак, он предлагает мне провести несколько дней вместе с ним и помочь в оценке партий жемчуга, которые будут ему представлены.
Для меня это слишком большая удача, чтобы я долго размышлял над этим предложением.
На другой день, придя к нему домой, я нахожу его одетым в просторную европейскую рубаху, на ногах туфли без задников. Как всегда неунывающий, он угощает меня роскошным завтраком с фруктами, которые покупает втридорога. Когда еврей решает быть щедрым, его расточительность не знает границ, но стоит ему вернуться к деловым отношениям, как он принимается отстаивать свои интересы с озадачивающей жестокостью.
Наконец стол застилается зеленым сукном, появляются разные инструменты: точные весы, сито, пинцеты, лупы и т. д.
— Присаживайтесь, вот партия жемчуга, купленная мною вчера, сейчас в вашем присутствии я произведу его оценку.
И я узнаю то, чего не смог бы узнать за многие годы. Во время работы входит туземец; это посредник, который привел продавцов. Среди них старый араб, очевидно, накуда, и два других члена экипажа.
Сперва подают чай, рассуждают о чем угодно, только не о жемчуге. Наконец Шушана спрашивает, прибегая к намекам, словно говорить об этом напрямик нельзя:
— Ты что-нибудь принес?
Ничего не говоря, старый араб достает из-за пояса традиционную красную тряпку, в которой лежит сверток размером с яйцо. Он протягивает его с сосредоточенным видом, и ассистенты араба сдвигаются в тесный кружок. В этой тряпице кровавого цвета находится итог усилий, быть может, пятидесяти бедолаг, трудившихся в течение года; многие заплатили своей жизнью или увечьями. Мне понятно инстинктивное чувство, заставляющее этих людей умолкнуть, когда добытое ими сокровище оказывается в руках у чужеземца, которому предстоит сейчас высказать свое мнение.
Шушана с безразличным видом искушенного человека разворачивает сверток, глядит на его содержимое с едва уловимой гримасой, не зная, то ли вернуть назад, то ли получше изучить. Выказывая завидное мастерство, он затягивает паузу и молчит до тех пор, пока, наконец, посредник не произносит:
— Ну, посмотри же, здесь есть великолепные жемчужины, это бильбиль, добытый на больших глубинах.
— О! Ты мне принесешь козий помет и скажешь, что это чудо.
Пошутив, Шушана высыпает жемчуг на сукно и сортирует его при помощи серебряного шпателя.
Три пары глаз, не отрываясь, следят за движениями рук моего друга, можно подумать, что здесь, на этом столе, решается их судьба.
Что до меня, то я восхищен великолепной окраской жемчужин самых разных размеров. Собранные вместе, они оттеняют одна другую, кажется, что все они правильной формы и блеск их дробится.
Однако начинается хладнокровный отбор, сперва откладываются в сторону круглые, затем «бутоны» и, наконец, «барокко». Одним движением сита отбракована дугга — россыпь мелких жемчужин, из которых жители Востока изготовляют кухол, служащий для ухода за веками и нанесения теней.
Потом я приобщаюсь к процессу взвешивания, расчетов, и вот мнение о жемчуге составлено, и Шушана задает вопрос:
— Кам? (Сколько?)
— Двадцать тысяч рупий, — отвечает накуда. Это приблизительно две тысячи фунтов стерлингов.
— Сто фунтов, — произносит бесстрастным тоном Шушана.
Начинается торг, разница между спросом и предложением колеблется от двух тысяч до ста!
После двух часов стороны едва продвинулись, накуда снизил цену до тысячи пятисот фунтов, а Шушана остановился на трехстах. Есть надежда. Но тут в дело вступает посредник.
Он набрасывает свой развернутый тюрбан на руку продавца, и две ладони, скрывшиеся под тканью, ведут безмолвный разговор. Вот его шифр: если собеседник берется за один палец, это означает: 1 —10 —100 — 1000 и т. д.; если он дотрагивается до двух пальцев, это означает: 2 — 20 — 200 и так далее — до десяти.
Понятно, что этим способом можно сообщить любые числа, но с точностью до десятков, однако обсуждаемая цена подсказывает обоим, идет ли речь о сотнях, тысячах или десятках тысяч.
При помощи жестов клиент протестует, делает контрпредложения, в свою очередь, касаясь пальцев посредника, и это продолжается в течение получаса.
Тогда посредник, получив тайное предложение, вступает в подобную дискуссию уже с покупателем.
Наконец, когда ему кажется, что устраивающая всех сумма найдена, продавец и покупатель призывают его в судьи.
Он берет руку покупателя и силой вкладывает его ладонь в ладонь продавца.
— Скажи: «Я продаю».
Вначале тот отказывается, ломается, но в конце концов произносит сакраментальные слова. Сделка заключена; посредник объявляет определенную им цену. И с обеих сторон тут же обрушиваются проклятья.
Продавец:
— Ты отнял у меня состояние, ты вор, Бог покарает тебя — и т. п.
Покупатель:
— Безумец, ты разорил меня, быть тебе в аду из-за твоих услуг — и т. п.
Нередко на бесстрастного посредника сыплются удары. Таков обычай. Но все это не более чем театр; как только продавец уходит, посредник заливается хохотом, потирая руки:
— На сей раз я облапошил этого старого скрягу, можешь дать мне хорошее вознаграждение — и т. д.
Через минуту он отправляется в кофейню, где его поджидает накуда. Следует очередной взрыв хохота:
— Ты видел, как я перехитрил этого несчастного еврея, он не хотел платить больше четырехсот фунтов, а, между нами говоря, твой жемчуг большего и не стоит, говорю это по-дружески, но я вытянул из него шестьсот.
За подобные услуги посредник получает один процент от стоимости партии жемчуга, и ни одна сделка не обходится без его участия. У Шушана есть постоянный посредник, благодаря которому он проворачивает удачные дела. Это великое искусство — создать у каждого впечатление, будто он обманывает противную сторону.
Тут присутствуют и несколько покупателей, живущих в здешних местах, они перепродают жемчуг тем, кто, как и Шушана, приезжает из Европы. Я знакомлюсь с одним из них, греком с острова Лесбос по имени Занни. Он владелец небольшой фабрики по изготовлению сигарет, в которой работают за сдельную оплату восемь или десять туземцев. Сам же он, сидя за маленьким столом, заваленным старыми часами, исполняет обязанности часовщика.
Спит он в углу или на улице, расположившись на подстилке, а питается, покупая за несколько су традиционные местные блюда. Ему нет и тридцати. Кроткое милое лицо, тускловатые серые глаза, прикрытые длинными ресницами. Он всегда готов помочь и на редкость услужлив.
29
Иль-де-Франс — территория старой Франции, преобразованная в XV веке в провинцию. (Примеч. пер.)