Страница 115 из 116
Я жалуюсь капитану, что на фелюге могут возникнуть поломки из-за отсутствия на ней экипажа.
— Оставьте, это не имеет значения. Все утрясется в свое время, материальные потери восполнимы.
Наконец вечером второго дня Винсент сообщает, что меня сейчас доставят на берег.
— Запаситесь терпением, — говорит он, — все кончится хорошо для вас.
— Но что им от меня нужно, в чем суть обвинений?
— Я не знаю. Господин Джебс держит это в секрете, но, по-моему, речь идет лишь о том, чтобы облечь допущенную оплошность в достойную оболочку. Признаваться в ошибках всегда неприятно… тем более что ошибка ни к чему не привела…
Винсент и господин Камарон сопровождают меня к господину Джебсу, пленником которого я отныне стану.
Когда мы проходим мимо белых стен тюрьмы, Камарон, как всегда ироничный, показывает на нее рукой и говорит мне:
— Господин Джебс отвел для вас небольшую комнатку в этом заведении, но потом передумал и решил принять вас у себя.
Резидент сидит в своем рабочем кабинете с непокрытой головой, под панкой, но и в таком виде он не более интересен, чем в каске. Однако здесь, в этом кресле, его истинное место — он прекрасно дополняет мебель. Камарон представляет меня таким тоном, будто хочет сказать: «А вот и тот тип, который вам нужен, забирайте его!»
Но, кажется, господин Джебс не очень торопится меня заполучить.
Он сокрушается, что не может предоставить мне комнату у себя: в квартире просто нет места. Извиняется за то, что велел раскинуть для меня небольшую палатку в своем парке. Я же вспоминаю о той укромной комнатке, которую он присмотрел для меня три дня назад в доме с высокими стенами… и за которую не стал бы извиняться.
Меня отводят в просторную палатку с двойной крышей, поставленную в удаленном уголке парка. Там есть стол, раскладные стулья, кровать и лампы с рефлекторами.
Комфортабельное пристанище английского путешественника-исследователя.
— Здесь не хватает только ружей для охоты на слонов и охотничьих трофеев, — говорит мне Камарон.
К моим услугам бой, который приносит мне еду от резидента. Изысканная английская кухня.
Я соскучился без вина и нагло требую удовлетворить свою прихоть. Где-то находят ящик, каким-то образом попавший к индийскому коммерсанту, с бутылками очень старого бордо. Вино просто чудесное.
Я гуляю по парку и даже в его окрестностях. Поскольку англичане не установили за мной наблюдение, я не хочу злоупотреблять предоставленной мне свободой и провожу большую часть времени в палатке, изучая английский язык, которым решил как следует овладеть.
«Минто» ушел в море на десять дней, на нем уплыли мои друзья, и я чувствую себя очень одиноко.
Один вопрос не дает мне покоя: почему меня до сих пор задерживают, не объясняя причин ареста и не задавая мне никаких вопросов. К чему я должен приготовиться?
XXXV
Очень милый молодой человек
Никто в Бербере не знает французского, а я, разумеется, отказываюсь объясняться на арабском языке. Поэтому посылают за переводчиком. Похоже, англичане хотят начать разговор о моем непонятном деле.
Дни тянутся мучительно долго.
Наконец однажды утром появляется высокий молодой человек, одетый в мундир цвета хаки. Добродушное лицо молодого пса, очки в золотой оправе с очень толстыми стеклами, за которыми его близорукие глаза становятся совсем крохотными.
Светлый пушок, еще не знакомый с бритвой, покрывает подбородок и щеки.
Милый молодой человек, прилежный ученик. Безупречная французская речь с легким английским акцентом. Он чуть заикается, может быть, умышленно, давая себе время подумать.
— Прошу извинить за беспокойство, я прибыл сегодня ночью из Адена, чтобы выступить в качестве вашего переводчика, и мне захотелось сразу же познакомиться с вами.
Он представляется, но его имя я теперь не помню, оно было в моих украденных записях.
Я предлагаю ему сесть на другой стул. Бой приветствует его и обращается к нему по-сомалийски. Мой переводчик отвечает на том же языке с поразительной легкостью. А ведь сомалийский язык чрезвычайно сложен. До сих пор я знал только одного человека, который хорошо говорил на нем, — Хейдина, но в этом не было ничего удивительного, поскольку он вырос среди сомалийцев.
— Где вы овладели этим языком? — спрашиваю я с изумлением.
— Как где? В Лондоне. Чтобы получить место в колонии, надо сдать экзамен. И студент специализируется в том или ином туземном языке, в зависимости от выбранной им колонии. Я усовершенствовал свои знания уже здесь.
Черт возьми! Вот тебе и милый молодой человек! Под внешностью этого неуклюжего начинающего чиновника, близорукого и застенчивого, скрывается весьма образованный человек. Он пишет на арабском и абиссинском языках, говорит на них так же хорошо и бегло, как и на сомалийском и на диалектах племен, населяющих африканский восток. Я невольно сравниваю его с нашими убогими колониальными функционерами, которые после десяти лет пребывания в Джибути умеют сказать только «йяулед»[76] и «фисса»[77]!..
— Я видел в Адене, — добавляет он, — господина Бесса и Хейдина, которые говорили мне о вас. Представьте себе, распространился слух, будто вас расстреляли. Господин Бесс поверил в это и, кажется, был потрясен. Он не знал, как сообщить эту ужасную новость вашей жене, к которой относится с большим уважением.
— Ах! Очень рад это слышать… Это удивительный человек. Но откуда такой слух?
— О, всему виной россказни туземцев, которые были неверно истолкованы, да еще желание некоторых бездельников чем-то поразить знакомых, собравшихся в узком кругу…
Я погружаюсь в раздумья. Похоже, они делят шкуру неубитого медведя. Если бы не твердость, проявленная Кроуфордом, которой никто от него не ожидал, слух, возможно, оказался бы правдой…
— Скажите, вы не знаете, чего от меня хотят?
— Нет. Господин Джебс еще не говорил со мной об этом. Как я уже сказал, я виделся с ним до того, как покинул Аден… Хейдин — славный парень, я его очень люблю. Он рассказал об истории, приключившейся с Абди, и мне только что стало известно, что Аджи Нур находится здесь с еще одним человеком подобного же сорта… На мой взгляд, они сыграли некую роль в этом деле, и вы догадываетесь, какую. Можете ли вы сообщить мне какие-нибудь детали?
Я подробно рассказываю ему обо всех происшествиях, которые случились на протяжении всего плавания, в том числе об обнаружении пустых ящиков в Маите и встрече с фелюгой у Рас-Кансира.
— Вы позволите мне сослаться на ваши слова?
— Но я именно для того и рассказываю.
На другой день юного полиглота и след простыл. Я не знаю, что и думать. Вечером никак не могу уснуть. Я раскачиваюсь между оптимизмом и пессимизмом, причем в обоих случаях аргументы в равной степени убедительны.
Утро — а оно начинается для меня в пять часов — тянется бесконечно долго до девяти, когда оживают английские чиновники.
А вот и молодой человек, розовый, свежий, с радостным блеском глаз под стеклами очков.
Он повидался с господином Джебсом, затем сам провел небольшое расследование, оказавшееся весьма плодотворным. Вот его результаты.
Господин Джебс сказал, что два туземца, Аджи Нур и Али Неман (о последнем говорил Хейдин), явились к нему и сообщили, что с трехпарусной фелюги[78]были выгружены в Маите пулеметы и боеприпасы для Мальмуллаха.
Состоялся обмен радиограммами. «Минто» и «Джуно», крейсирующие возле Маската, получили приказ прибыть в Аденский залив, чтобы найти меня и задержать любой ценой.
— Ваше простодушное признание капитану Кроуфорду в том, что вы видели ящики из-под патронов, разрушило то, что могло бы обернуться ужасным обвинением против вас. И наконец (а именно это и служит причиной проволочки): оба свидетеля исчезли…
76
Йяулед — искаженное слово, которым европейцы называют юного туземца; оно происходит от «йя улед» (скажи-ка, малыш!). (Примеч. авт.)
77
Фисса — быстро, скорей. (Примеч. авт.)
78
Помимо грота и бизани, «Фат-эль-Рахман» был оснащен еще и фок-мачтой, которой нет ни на одной фелюге в этом районе, и данное обстоятельство служило весьма важной приметой. (Примеч. авт.)