Страница 23 из 23
— Могу представить себе, что там записано. — Он взял себя в руки. — Давай поставим точки над «i». Если я не выполню твоих условий, ты проиграешь пленку старушке. Меня выгонят из банка и вычеркнут из завещания… Так?
Шейла кивнула:
— Да.
— Тебе нужно завещание… или что-то еще?
— Ты дашь мне завещание?
— Могу и дать. Послушай, Шейла, ты загнала меня в западню. Я это признаю. Я хочу получить наследство старушки. Не стану отрицать. Деньги эти могут изменить всю мою жизнь. Я готов выполнять твои условия, потому что другого выхода у меня нет. И не будет ли лучше для нас обоих, если ты выложишь карты на стол и объяснишь мне, ради чего все это затеяно?
Шейла замялась с ответом, но тут открылась дверь с пожарной лестницы и вошел Бромхед. В темно-сером костюме, белой рубашке и сером галстуке. Ни дать ни взять — священник, пришедший на заседание опекунского совета.
— Наверное, будет лучше, если объясню я. — Бромхед взглянул на Шейлу. — Мы должны довериться мистеру Паттерсону.
— Да. — Шейла облегченно откинулась на спинку кресла.
Бромхед обошел Паттерсона и сел на кровать.
— Вы просите нас выложить карты на стол, мистер Паттерсон. Позвольте мне это сделать. Вы прочитали завещание миссис Морели-Джонсон. Речь идет о нескольких миллионах. С вашей помощью я предполагаю изменить завещание так, чтобы ее племянник получил полтора миллиона долларов. Ваша доля, разумеется, не уменьшится. Вам достанутся те же ежегодные сто тысяч долларов, вполне приличная сумма. Можно сказать, мистер Паттерсон, что я представляю интересы племянника миссис Морели-Джонсон, которого старушка, по существу, лишила законного наследства, не упомянув в завещании. Все-таки я придерживаюсь мнения, что люди, отписывающие значительные суммы на благотворительность, пусть даже таким уважаемым организациям, как Фонд по борьбе с раком, в первую очередь должны заботиться о родственниках.
Вслушиваясь в этот мягкий, спокойный голос, переваривая новую информацию, Паттерсон уже прикидывал, как ему выйти из этой западни с наименьшими потерями.
— Я не знал, что у старушки есть племянник.
— Есть… уверяю вас. Нельзя сказать, что она им гордится. У него были трения с полицией. Старушка его терпеть не может. Но по мне это и неважно. Мне нравится этот молодой человек. Шейле — тоже. Вот мы и решили изменить завещание таким образом, чтобы он получил полтора миллиона. С вашей помощью все можно сделать так, что старушка ничего не узнает. — Бромхед улыбнулся. — Мертвым все равно… живым же — нет.
Паттерсон задумался, затем кивнул:
— Ясно. Но вы ведь не филантроп? — Он посмотрел на Бромхеда. — Племянник получит не все деньги?
— Нет, мистер Паттерсон, их разделят.
— Так чего вы от меня хотите?
— Вы правильно поняли, что лишитесь вашей доли наследства, отказавшись сотрудничать с нами, — продолжал Бромхед. — Я не хочу создавать у вас впечатления, что блефую. Когда на карту поставлены такие деньги, блефовать опасно. Вы сможете потерпеть еще пару минут? Я хочу, чтобы вы прослушали пленку. — Он кивнул Шейле. — Включите, пожалуйста.
Шейла наклонилась — магнитофон стоял на полу у ее ног — и нажала на кнопку.
«Я, Крис Паттерсон, ответственно заявляю, что из всех женщин, с которыми я спал, Шейла Олдхилл… — услышал Паттерсон свой голос. И так далее, пока не прозвучало: — Ей семьдесят восемь, а она по-прежнему тщеславна, падка на лесть. Наполовину ослепла, но все еще пялится на молодых мужчин…»
Остальное он выслушал безо всякого интереса. Он загнан в угол, и деваться некуда. Если миссис Морели-Джонсон это услышит… не будет ни работы, ни ста тысяч долларов в год.
— Производит впечатление, не так ли? — спросил Бромхед. — Какая чистота записи. Разумеется, у меня есть копия.
Паттерсон достал золотой портсигар, выбрал сигарету, прикурил от золотой зажигалки.
— Так что все-таки вы от меня хотите?
— Прежде всего мне нужно завещание.
— Вы можете его получить, хотя я и не понимаю, какой вам от него толк. Вы же не собираетесь подделать ее подпись?
Бромхед кивнул:
— Именно таковы мои намерения.
— Возможно, вы думаете, что вам это удастся, но Уэйдмана, ее адвоката, на мякине не проведешь. Уэйдман и я прекрасно знаем ее роспись. И сразу заметим подделку.
Бромхед вытащил из кармана блокнот, паркеровскую ручку.
— Мистер Паттерсон, позвольте дать вам наглядный урок. Вас не затруднит расписаться в этом блокноте?
Паттерсон помялся, затем взял блокнот, ручку, нацарапал свою подпись и отдал блокнот. Бромхед всмотрелся в его каракули.
— Это, конечно, посложнее росписи миссис Морели-Джонсон. Но…
Он вырвал страницу, на следующей расписался сам, вырвал вторую, потасовал листки, а затем протянул Паттерсону.
— Где расписывались вы?
Паттерсон вгляделся в обе росписи, и по спине его пробежал холодок. За долгие годы работы в банке ему приходилось сверять десятки тысяч подписей, но сейчас он не мог сказать, где расписался он сам, а где — Бромхед.
— Это искусство, — улыбнулся Бромхед. — Теперь вы понимаете, мистер Паттерсон, что я без труда воспроизведу роспись старушки. — Он что-то написал на чистой странице и протянул блокнот Паттерсону. — Я внимательно изучил ее подпись. Смотрите сами…
Паттерсон взглянул на нее, вырвал страницу, разорвал ее на мелкие кусочки, бросил в пепельницу.
— Да… вы сможете подделать подпись старушки. С этим все ясно, но нужны свидетели.
Бромхед кивнул.
— Разумеется. Но и это не проблема. У меня есть два человека, которые за скромное вознаграждение поклянутся, что засвидетельствовали подпись миссис Морели-Джонсон.
Паттерсон покачал головой:
— Нет… ничего не выйдет. Ее адвокат никогда с этим не согласится. Он начнет расследование.
— Мистер Паттерсон, я позаботился и об этом. Вы прочли завещание. Обратили, наверное, внимание, что мистер Уэйдман, ее адвокат, ничего не получает. Теперь я сделаю так, чтобы старушка его не забыла. Мистеру Уэйдману отойдут три картины Пикассо. Я знаю, как ему хочется иметь их у себя. Каждый раз, заходя к старушке, он пожирает их взглядом. И объяснение будет предельно простым. Она хочет преподнести ему сюрприз. Поэтому пишет новое завещание, пользуясь услугами другого адвоката. Отписывает племяннику полтора миллиона долларов, а прежнему адвокату — три картины Пикассо, стоимость которых никак не меньше пятисот тысяч. Как по-вашему, будет мистер Уэйдман оспаривать такое завещание?
Паттерсон затушил в пепельнице окурок.
— Так что вы от меня хотите? — вновь повторил свой вопрос.
— Вы отдаете мне завещание, чтобы я мог переписать его. Затем говорите мистеру Уэйдману, что старушка хочет составить новое завещание при помощи другого адвоката, потому что хочет оставить кое-что и мистеру Уэйдману. Кроме того, она изменила свое мнение о племяннике и решила завещать ему крупную сумму. Мы должны сделать все возможное, чтобы нейтрализовать мистера Уэйдмана.
— Вы так говорите, будто миссис Морели-Джонсон должна умереть со дня на день, — заметил Паттерсон.
— Операция рассчитана на долгий срок, — губы Бромхеда изогнулись в улыбке, — но никто не живет вечно.
— И я получу пленку, если сделаю все, что вы просите? — осведомился Паттерсон.
— Нет, пленку вы не получите, но будьте уверены, мы ею никогда не воспользуемся. Повторяю, операция рассчитана на долгий срок. Передайте мне завещание, убедите мистера Уэйдмана и можете не беспокоиться из-за пленки. Не в наших интересах отдавать ее старушке… Так что волноваться вам не о чем.
Паттерсон закурил новую сигарету. Он в ловушке. Если обратиться в полицию, не видать ему ни работы, ни наследства. А мертвым действительно все равно. Тут Бромхед прав. И какое ему дело до остального, если свои сто тысяч он получит? С Фонда по борьбе с раком не убудет, если он недополучит полтора миллиона…
— Хорошо. — Паттерсон встал. — Я поговорю с мистером Уэйдманом. А запечатанный конверт с завещанием оставлю у портье с надписью: «Мисс Олдхилл».
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.