Порочная игрушка (ЛП)

— Жду не дождусь встречи с ним, — говорит она с искренней улыбкой на лице, и моя грудь немного раздувается от гордости. — Как думаешь, я понравлюсь ему? Я имею в виду, он знает о твоем «игрушечном» фетише?

— Папа полюбит тебя, это я могу гарантировать. Я никогда не знакомлю его с людьми, в которых не уверен, — говорю я с намеком. — Но послушай, Джесс, он не знает о некоторых аспектах моей жизни. Я каждый год езжу к нему на Рождество, и мы встречаемся в Лос-Анджелесе, когда я бываю там. Он занят своим благотворительным клубом и обществом любителей орхидей, но он никогда не был здесь. Мой папа из тех людей, которые видят хорошее в каждом, даже в таком уличном мусоре, как я.

Банни удивленно округляет глаза, и я сразу понимаю свою оплошность. Но прежде, чем могу отвлечь ее, моя любопытная Банни выдает еще больше вопросов.

— Брэкстон Кеннеди, ты самый утонченный, изысканный и потрясающий мужчина, которого я когда-либо встречала, и ты, определенно, не уличный мусор. Мусор — это я, красавчик. Так, значит, твоя история подобна истории «из грязи в князи»? А что насчет твоей мамы? Где она?

При упоминании матери мой мир переворачивается. Тепло, в котором я так стараюсь укрыться, исчезает, и жуткие воспоминания атакуют меня. Мне все еще горько от ее потери.

Стараюсь думать о чем-то другом, чтобы отогнать воспоминания, особенно самые последние, и представляю треск черепа Корги, снова и снова; и каждый следующий раз громче предыдущего, пока он не звучит в моей голове, как взрывающийся попкорн.

Но я не могу выбросить ее из головы.

Грустные больные глаза мамы появляются перед моими глазами.

Я моргаю и моргаю, чтобы избавиться от этого воспоминания, но оно не исчезает.

— М-м-мистер Кеннеди, — плачу я в трубку. Визитка, которую он дал мне, смялась от того, что я часто держал ее в руках. Она уже не такая красивая и чистая, как он, но такая же грязная и темная, как и я.

— Бракси? Боже мой! Где вы? Я вернулся со встречи в прошлом месяце, а вы, ребята, пропали. Где, черт возьми, вы сейчас? Я обыскал весь этот проклятый город в поисках вас двоих!

Я прекрасно это помню. Мама вытащила нас из его роскошной квартиры. Не прошло и получаса, как он ушел на встречу. Она сказала, что Ричард заслуживает лучшего, чем она. Мне было грустно оставлять его и его теплый дом, но в глубине души я был рад, что мама не считает, что я заслужил больше, чем она.

У меня вырывается сдавленный всхлип, и я хватаю ртом воздух, пытаясь сделать следующий вдох. Не могу это сделать. Не могу сделать это без нее.

— Мистер Кеннеди…

На другом конце линии наступает тишина, и на мгновение я чувствую, будто я один на этой Богом забытой планете.

— Зови меня Ричард. Где ты?

— В квартире в китайском квартале. Они оба… — Я не могу сказать это.

— Черт!

Мы оба молчим, но я слышу, как он крушит вещи вокруг себя. Мы пытаемся скрыть друг от друга слезы. Наконец, через несколько минут, он вновь говорит:

— Бракс, я еду за тобой. Сяду на самолет из Лос-Анджелеса сегодня же, и буду там к утру. Ты можешь оставаться на месте? Можешь подождать меня, сынок?

Моя душа радуется, услышав его уверения, что он идет за мной. Я чувствую себя настолько потерянным, и самой мысли о том, что он найдет меня, достаточно, чтобы продолжать жить.

— Да, я могу.

Он просит адрес, я нахожу его на одном из конвертов и диктую ему.

— Ричард, — спрашиваю я, — вы можете поторопиться? Тут нет еды, и я голоден.

Его голос полон эмоций, когда он говорит:

— Запомни мои слова, сын. Пока я жив, ты никогда больше не будешь голодать. Теперь ты — мой мальчик.

Не хочу вешать трубку, его голос успокаивающий и сильный. Хочу зацепиться за него и никогда не отпускать. Я никогда не знал своего «сукиного сына» — отца. Так его называла мама. Но за четырнадцать лет моей жизни, Ричард стал для меня самым близким человеком. Даже тот старик в приюте, что учил меня читать, когда я был младше, не заполнил эту нишу.

— Мне нужно купить билет, — расстроено говорит он, его слова отражают мое настроение.

Я киваю, но слезы катятся, потому что я не хочу, чтобы он заканчивал разговор, но хочу, чтобы он пришел ко мне. Скольжу взглядом по маме и ее клиенту — они лежат в постели. Их тела уже были холодными и твердыми, когда я прикоснулся к ним. Причины их смерти валялись вокруг: иглы, пакетики с наркотиками и грязные ложки.

Моя мама была очень больна.

Но теперь она не больна.

— Почему она оставила меня?

Ричард вздыхает, но его голос тверд:

— Брэкстон, она не могла помочь себе. Твоя мама оказалась на ложном пути и никак не могла найти путь обратно. Такие люди, как твоя мать, заслуживают больше, чем та плата, за которую они продают себя. Иногда они нуждаются в ком-то сильном и способном показать им другой путь. Теперь твоя мать свободна от своей болезни и наркотиков. Однажды ты увидишь ее снова, сын — в другой жизни, где она опрятная и здоровая. И не мучай себя вопросом, любила ли она тебя. Потому что, несмотря на ваше положение и ваши проблемы, кое-что всегда было неизменно. Ее любовь к тебе.

Его слова успокаивают меня, и я становлюсь на колени рядом с ее телом. Оставляю поцелуй на ее холодной коже и сглатываю слезы.

— Я не хочу быть один.

— Брэкстон Кеннеди, — говорит он авторитетным голосом. Я вздрагиваю, услышав свое имя с его фамилией. Мама сказала, что у нас нет фамилии. Фамилии нужны, когда ты принадлежишь кому-то, кто заботится о тебе, а мы заботились о себе сами. — Ты никогда не будешь одинок. Даю слово, сынок.

После разговора с Ричардом, я нахожу одеяло и накрываю им свою голую маму. Забравшись под него рядом с ней, я обнимаю ее застывшее тело и целую ее в лоб.

— Мама, — шепчу я, — теперь Ричард будет заботиться обо мне. Тебе не придется снова работать.

— Брэкстон, поговори со мной.

Всхлипы вытаскивают меня из воспоминаний, и я рад увидеть Банни. Вот только она тоже плачет. И не просто плачет, а рыдает. Я мгновенно осматриваюсь.

Ее ноги обернуты вокруг моей талии, а ладони покоятся на моих щеках. Я по яйца глубоко в ней и не помню, как оказался там. Ожидаю увидеть страх в ее глазах. Ненависть. Что-то кроме слез, которые крадут мою душу прямо из моего чертового тела.

— Джессика, — рычу я и пытаюсь выйти из нее, — Господи, что за хрень?

Она поднимает голову и успокаивающе целует мои губы. Всем телом извивается подо мной, настоятельно призывая продолжить. Мое сердце замирает, и мир на мгновение останавливается.

С ней.

Только с ней.

Целую ее так, чтобы она поняла, как необходима мне. С каждым толчком в ее тугой жар, я позволяю ей владеть мной так, как никто никогда не мог.

— Ш-ш-ш, — бормочет она мне в рот, — теперь у меня есть ты.

От этих слов я хочу ее еще больше. Слов, которые я сказал ей несколько недель назад в кабинете, когда показал свою самую жестокую сторону. Когда ее мышцы напрягаются вокруг моего члена, я кончаю. Не уверен, что она кончила, потому что я потерялся в ней — в ее запахе, вкусе, голосе, во всей ней. Джесс кажется абсолютно довольной, поглаживая мою спину и целуя так, будто ее губы имеют силу исцелять.

И прямо сейчас она исцеляет каждую чертову часть меня.

Я не отстраняюсь от нее, просто смотрю в ее глаза. Ее теперь уже безмятежное лицо блестит от слез, а ее розовый носик ужасно мил. Как она так легко околдовала меня?

— Итак, что произошло между тобой и твоей мамой? — спрашивает она мягким тоном.

— Ненавижу ее.

Яд, которым я старался напитать свои слова, не произвел должного эффекта. Даже я знаю, что это ложь.

Она хмурится, чем портит свое совершенное личико.