Мерзавец Бэдд (ЛП)

Люди были растолканы по сторонам и женщина, пройдя сквозь созданный ею проход, опустилась на колени перед Баксом. Я отошел в сторону, давая ей больше пространства, и она быстро провела осмотр.

‒ Оу, не так уж и плохо. Не фонтан, конечно, но с тобой все будет хорошо. Просто замри, хорошо?

‒ Да я-то замер! ‒ проскулил Бакс. ‒ Это ты тут двигаешься.

Она взглянула на меня.

‒ Зафиксируй его ногу для меня.

‒ Да, мэм, ‒ сказал я, потому что у нее был властный голос, а я солдат, обученный подчиняться подобному. Я схватил бедро Бакса возле паха и у колена и прижал его к полу. ‒ Что теперь?

‒ А теперь я выдерну это и надеюсь, он ударит тебя вместо меня, ‒ сказала она с кривой усмешкой, выбившей воздух из моих легких.

Черт, умереть не встать, эта девочка была великолепна. Немного низковата, но чертовски фигуристая. Светлые волосы были туго заплетены сзади, а хвостик свисал через плечо, яркие зеленые глаза цвета травы с бликами летнего солнца на ней, и ухмылка, черт, эта ухмылка. Односторонняя, милая, уверенная, сексуальная, приоткрывающая белые зубы, а чувственные губы накрашены алой помадой. Эта ухмылка выбила из-под меня почву.

И она справлялась со всем с легкостью человека, видевшего вещи намного, намного более ужасные.

‒ А ему не навредит, если ты это выдернешь?

Она покачала головой и коса соскользнула с ее плеча.

‒ Да нет. Не в этом месте. Угрозы для бедренной нет. Там только мышцы и кровь. С ним все будет в порядке. Будет очень больно, когда я извлеку стекло, но серьезного ущерба это не нанесет. В этом вся разница, ‒ она взглянула на Бакса. ‒ Тебе нужен ремень, чтобы закусить, большой парень? Или ты умеешь терпеть боль? ‒ я понимал, что она его специально задирает.

‒ Да я, бл*дь, потерплю, идет? Просто достань уже эту хрень из меня, ‒ прорычал Бакс.

‒ Держись за меня, Бакс, ‒ сказал я, ‒ можешь сломать что-нибудь, если хочешь.

‒ О да, я сломаю что-нибудь, ‒ зарычал Бакс на меня, ‒ ты, черт, только дождись.

‒ Мне нужно, чтобы ты прижал его ногу, ‒ сказала сексуальная лекарка, ‒ так, чтобы он не дернулся и не усугубил ситуацию.

‒ Принято, ‒ ответил я. Я слышал звук сирены в отдалении, значит, кто-то вызвал скорую. Крепко удерживая ногу Бакса, я приготовился к моменту, когда она вынет неровный осколок бутылки. Бакс тоже готовился: зубы сжаты, обе руки вцепились в мое плечо, и хватка была действительно сильная. Я заслужил это, так что терпел. Но это охренительно больно, и вкупе с порезом на ребрах, который все еще кровоточил, я оказался в мире боли.

Но Бакс был ранен сильнее, так что я задвинул боль на задний план и сосредоточился.

Лекарка бросила на меня быстрый взгляд.

‒ На счет три, хорошо? Готовы? Раз... два... ‒ и тут она выдернула осколок одним быстрым движением, ‒ три.

‒ Ха-ха, ‒ проворчал Бакс, его голос был заметно слабым и невеселым, ‒ очень, бл*дь, оригинально. О черт... черт, как же больно.

Доктор посмотрела на Брока, который нависал над нами.

‒ Ты. Нужна твоя рубашка и ремень.

Брок исполнил все незамедлительно, снял пиджак, развязал галстук и расстегнул рубашку. Меньше, чем через тридцать секунд, он отдал ей свои рубашку и ремень. Лекарка обернула рубашку вокруг бедра Бакса, удерживая толстый ком ткани на месте раны, а затем обмотала все это ремнем и туго затянула. Подъехала скорая, и команда врачей взяла на себя остальное. Сексуальная докторша ввела их в курс дела, и Брок забрался в скорую следом за Баксом, лежавшим на носилках. И они уехали. А я остался стоять там с рукой, прижатой к боку, а рядом стояла лекарка с окровавленными руками.

‒ Военный? ‒ посмотрела она на меня.

‒ Морской пехотинец, ‒ кивнул я. ‒ Ну... теперь видимо бывший, ‒ я посмотрел на нее и потерялся в этой зелени. ‒ Полевой врач?

‒ Армия. Три тура. Один в Ираке и два в Афганистане.

‒ Спасибо, ‒ я протянул руку, ту, что не была прижата к моим ребрам, ‒ Зейн Бэдд.

Она протянула руку, чтобы взять мою, но заколебалась.

‒ Я бы пожала, но у меня руки грязные.

‒ Нам обоим не впервой видеть кровь на руках, ‒ я преодолел остальное пространство, беря ее руку своей. ‒ Как твое имя, дорогая?

Она пожала мне руку уверенно и твердо.

‒ Мара Куинн.

Обе наши руки были скользкими и липкими от крови. На ее руке ‒ кровь Бакстера, на моей ‒ его и моя вместе.

Я не болтун, как некоторые из моих братьев, но я не замкнутый и не ворчливый, как Лусиан или Себастиан, тем не менее, у меня никогда не было проблем в общении с женщинами. Полагаю, главным образом потому, что мой внешний вид говорил сам за себя, и фактически мне не приходилось много говорить после фразы «Я морской пехотинец». Но по какой-то причине рядом с Марой Куинн я не мог связать и двух слов.

‒ Что ж, ‒ я почувствовал, что мой язык прилипает к небу, а слова застревают в горле.

‒ Светские беседы ‒ отстой, и мне нужно выпить, ‒ она снова одарила меня своей однобокой усмешкой и внутри меня что-то затрепетало, словно у меня в груди поселилась колония летучих мышей. ‒ Может, ты знаешь какое-нибудь местечко... тихое... где мы могли бы пропустить по одной?

‒ Вполне, ‒ усмехнулся я в ответ, ‒ так сложилось, что рядом бар, названный в честь меня...

‒ Бар в честь тебя, или ты в честь бара?

‒ Без разницы. Он принадлежал нашему отцу, а теперь он наш, ‒ сказал я, указывая ей путь, по направлению к Бэддам.

‒ Говоря «наш», кого именно ты имеешь в виду? ‒ спросила Мара.

‒ Себя и своих семерых братьев, ‒ сказал я. ‒ Себастиан, тот, что сегодня женился, старший. Потом я, Брок, чью рубашку ты намотала на ногу Бакса. Следующим идет Бакс, потом Канаан и Корин, следом Лусиан и затем Ксавьер.

Брови Мары поднялись.

‒ Черт, как много братьев.

‒ Так и есть, ‒ кивнул я, ‒ но это значит, что здесь никогда не бывает скучно.

Мы взяли два стула у бара, и к нам немедленно подошел временный бармен.

‒ Что вам предложить, мистер Бэдд?

‒ Мое имя Зейн, ‒ нахмурился я, ‒ мистер Бэдд был моим отцом, и он умер. Бурбон со льдом для меня, ‒ я взглянул на Мару, ‒ а тебе?

‒ То же, что и ему.

‒ Вы предпочитаете какой-то конкретный бурбон, сэр?

‒ «Мэйкерс Марк» подойдет, ‒ сказал я.

‒ Хороший выбор, ‒ сказала Мара, улыбнувшись, ‒ хотя я обычно предпочитаю «Блантон», как более изящный и женский, но он есть не везде.

Когда подали наш «Мэйкерс», какое-то время мы пили в странном дружелюбном молчании, а потом Мара повернулась на стуле лицом ко мне.

‒ Что ж, гм... ‒ она посмотрела на меня поверх своего стакана со льдом с легкой лукавой улыбкой на губах, ‒ говоря о тихом месте, я не совсем это имела в виду.

То, как она приблизилась ко мне, позволяя своему колену потереться об мое, сказало мне о том, что же она, вероятно, подразумевала, но я был не из тех, кто любит играть в игры или сорить словами. Я люблю знать наверняка, во что ввязываюсь и люблю, когда девушки честны в том, чего они хотят от меня. Я слишком много раз был на волосок от смерти и слишком много раз видел, как обрываются жизни моих товарищей, чтобы ходить вокруг да около и играть в эти игры разума.

‒ Хм. Ну... так что ты там имела в виду, Мара? ‒ Я скользнул к ней ближе, теперь уже почти стоя, прижал ее колено своим и скользнул ладонью вверх по ее бедру. Она допила свой напиток одним глотком и встала, прижимаясь ближе ко мне. Ни колебаний, ни игр.

‒ Ты и я где-нибудь наедине с кроватью, ‒ сказала она, ‒ или с диваном. Ну или с прилавком.

‒ В моем распоряжении есть все три варианта, и в обозримом будущем все будут заняты здесь внизу.

‒ Тогда показывай дорогу, ‒ сказала Мара, проскальзывая своей рукой в мою. Я повел ее наверх, в квартиру, и указал на свою комнату. Как только дверь за нами закрылась, Мара набросилась на меня. В буквальном смысле слова, она подпрыгнула в воздух и врезалась мне в грудь, позволяя удерживать ее вес, ее рот накрыл мой рот, а ее язык нашел мой язык.

Несколько долгих минут мы, затаив дыхание, целовались. Обе мои ладони были на пухленьком сочном персике ее обтянутой джинсами задницы, сжимая ее, удерживая девушку тем самым на весу. Я сместил ее выше, и она обвила свои короткие сильные ножки вокруг моих.