Страница 4 из 54
‒ Я всю жизнь провела здесь. Здесь пошла в колледж, пошла на первую работу, встретила Майкла. Как я могу начать жизнь заново в том месте, где всегда жила? ‒ В глазах начало двоиться, но я понимала, насколько глубоко в душе эти слова были правдивы.
Под рукой я сжимала сумочку, в которой лежали удостоверение личности и банковские карты, а также телефон и зарядное устройство. У меня не было одежды, кроме свадебного платья, в которое я была одета.
Да пошло оно все к чертям, так ведь?
Я не могла здесь больше оставаться ‒ мне нужно было уехать.
Я смотрела в окно на то, как самолет вырулил на взлетную полосу и взмыл ввысь.
Что если..?
Я выпрямилась.
Еще один самолет показался вдали, огни были включены, пропеллеры вертелись, и он ждал своей очереди на взлетной полосе. Я его даже толком и не видела, а видела только то, что он представлял для меня, ‒ свободу, новое начало. Увидела, как пропеллеры на обоих крыльях вертелись, огни на хвостовой части мигали, а пилот начал выруливать с линии ожидания малой авиации на взлетную полосу.
Я повернулась к Роландо и Майклсону:
‒ Я улетаю.
Оба нахмурились:
‒ Ты... что?
Схватив сумку со спинки стула, я перекинула ее через плечо.
‒ Я больше не могу здесь находиться. Мне нужно уехать.
‒ И куда ты направляешься? ‒ Майклсон, который казался чуть более легкой версией Жирного ублюдка из «Остина Пауэрса», встал и поковылял за мной. ‒ Ты не можешь вот так просто уехать, Дрю. А как же твой отец?
Я вытащила из сумочки телефон и помахала им перед ним.
‒ Я позвоню ему, как только доберусь до пункта назначения. Я уезжаю не навсегда, просто... я не могу больше здесь находиться.
Я толкнула дверь и побежала на трехдюймовых каблуках по парковке, которое было ничем иным, как аэродромом с постовой марки: ни охраны, ни ограждения ‒ никто не останавливал меня, когда я драпанула по траве к взлетной полосе.
Роландо был у меня на хвосте.
‒ Ты пьяна, Дрю. Нельзя сейчас принимать решение, не в таком состоянии.
‒ Так нужно. Это сумасшествие, но именно это мне следует сделать. И я это сделаю сейчас. Скажите папе, что я его люблю и позвоню, как только смогу, хорошо?
Я сняла туфли, зажала их в руке побежала по полю к взлетной полосе. Теперь самолет выстроился в начале полосы, пропеллеры уже вертелись с максимальной скоростью. У меня не было сил, но каким-то чудом я оставалась на ногах, пока не добежала до взлетной полосы, подняла руки вверх и начала махать ими, чтобы самолет остановился.
Пилот открыл свою дверцу, а пропеллер замедлили свой ход.
‒ Что случилось, леди? Нельзя вот так выскакивать перед самолетом. Хотите, чтобы вас убило?
Я взобралась сбоку, открыла дверцу и села на место помощника пилота.
‒ Я лечу с вами! ‒ крикнула я.
Он уставился на меня.
‒ Черта с два!
Я открыла кошелек и вытащила всю имеющуюся наличку ‒ чуть больше тысячи долларов, которые я планировала потратить во время медового месяца на Гавайях.
‒ Вот, ‒ сказала я, протягивая ему деньги. ‒ Тысяча двести долларов, чтобы вы закрыли рот и взяли меня с собой туда, куда направляетесь.
‒ Я везу груз в...
‒ Мне плевать, даже знать этого не хочу! ‒ ответила я, перебив его на полуслове. ‒ Меня это не волнует. Главное чтобы это было подальше отсюда.
Он долго и пристально смотрел на меня, затем взял наличку, спрятал ее в нагрудный карман рубашки на пуговицах и с короткими рукавами; мне показалось, что я услышала, как он промямлил себе под нос что-то наподобие «Аляска, тогда мы летим к тебе», но не была в этом уверена, поскольку последние несколько шотов вдруг дали о себе знать: у меня закружилась голова и начала накатывать тошнота.
Когда я, наконец-то, подавила приступ тошноты, то повернулась к пилоту. Теперь мы уже были в воздухе и постепенно набирали высоту, пролетая сквозь дождевые облака в воздушную высь.
‒ Вы сказали «Аляска»? ‒ Мне пришлось кричать, поскольку в кабине было очень громко, что я даже не слышала саму себя.
Он вручил мне наушники с микрофоном, и когда я их надела, он взглянул на меня:
‒ Мне казалось, ты заявила, что не хочешь знать, куда я направляюсь.
‒ Вы вроде бы сказали «Аляска».
Он кивнул.
‒ Кетчикан, Аляска, дорогуша.
Я побледнела.
‒ Я думала... я думала о чем-то более похожем на... Портленд или Сан-Франциско.
‒ Нет, мы направляемся на Аляску, ‒ усмехнулся он. ‒ Ну, ты. Как только приземлимся, я разгружаю, потом вновь загружаю рыбу и отправляюсь на периферию. В Сиэтл я точно не вернусь.
У меня опять закружилась голова, я склонилась и опустила ее между колен.
‒ Аляска? Господи.
Он настороженно смотрел на меня.
‒ Тебя тошнит? Если да, то под твоим сиденьем есть специальные мешки.
Я схватила такой мешочек, но вместо того, чтобы опорожнить желудок, использовала, чтобы дышать.
‒ Аляска, ‒ опять повторила я, будто от этого она станет более реальной.
‒ Кетчикан, если точнее. Прекрасное место, много круизных кораблей заходит в него. Там красиво. Временами бывает немного прохладно, но красиво.
Меня накрыла еще одна волна тошноты.
‒ Не будет ли чрезвычайно грубо с моей стороны попросить вас заткнуться?
Он лишь хмыкнул.
‒ Меня устраивает.
Так он и сделал: заткнулся и начал возиться с кнопками, выключателями и измерительными датчиками, регулируя их.
Аляска?
Во что, к чертям, я вляпалась?
ГЛАВА 2
Себастиан
Где эти чертовы круизные лайнеры, когда они так нужны?
Я протер барную стойку в сорок седьмой раз за последний час, вглядываясь в бар, который был мертв, как кладбище и город призраков вместе взятые, без малейших признаков жизни. Не было ни единой проклятой души в семь вечера в субботу. Должен же был быть хоть кто-то, кто хотел бы чертову выпивку. Но нет, ни одного вонючего клиента с тех пор как мы открылись в четыре. Обычно бар ходил ходуном или, по крайней мере, тут была приличная толпа, даже вечером в будни и в грозу. Сейчас я винил дождь, но обычно даже он не останавливал людей от желания пропустить один стаканчик или шесть. Черт, большую часть времени в дождь этот бар становился живее, а не умирал.
Стоило бы закрыться. Какой бы это принесло вред? Все равно никого не будет.
Но я не мог этого сделать. «Бэддз Бар энд Грилл» и без того боролся за свое существование, поэтому, если у меня и была хоть какая-то надежда оставить отцовский бар на плаву, я не мог себе позволить закрыться раньше. Отец может и умер ‒ уже три месяца как он в могиле ‒ но я не мог допустить, чтобы и его бар отправился туда же. Я из кожи вон лез, однако одного меня было недостаточно, чтобы управлять целым баром. Я видел, что бизнес просел просто из-за того, что я один не мог справляться со всеми заказами, поэтому люди шли в другие места.
Я вырос в этом чертовом баре. Я учился ходить, лавируя между столиками три и четыре. Поцеловал первую девушку в аллее позади бара, переспал с ней же в кладовке на чердаке. Впервые подрался прямо тут, на парковке.
Я не мог позволить этому месту закрыться. Как-нибудь бы справился. Держал бы бар на плаву, даже если бы он перестал быть таким популярным местом, как был когда-то. Может, мне надо было, стиснув зубы, нанять кого-то себе в помощь. Я ненавидел эту идею: за все время, что я себя помнил, мы никогда не нанимали кого-либо не из семьи. И мне претила мысль нарушить эту традицию.
Я надеялся, что после смерти отца на меня свалится какая-то неожиданная удача. Ну, знаете, наследство или что-то в этом роде. Я полагал, что отец хорошо управлялся все эти годы, что у него были сбережения. А вот и нет. Не знаю, как он умудрился ничего не накопить: он практически жил в этом баре и очень редко его покидал. Когда я и мои братья были моложе, мы все жили в квартире над баром. Мама готовила еду, отец подавал напитки.