Во мрачной тьме

- В чем же? Повторяю, они высадились на пустышке. Только испорченный груз и генокрады. Это… - Герман вдруг осекся, пораженный жуткой догадкой.

- Ага, тоже сообразил! – азартно воскликнул Тор. – Я вот два дня ломал голову, что же тут не так, а все оказалось на поверхности. Представь ситуацию: тау высаживаются на скитальце, но нас поблизости не оказывается, а Владислав продолжает мариноваться в варпе. Что бы тогда произошло?

Герман молча переваривал информацию, но общую картину уже составил. Если бы патриарх не пал жертвой стихий варпа, то сопротивление тау оказалось бы сметено куда быстрее. И, следуя своему инстинкту, генокрады не убили бы последних выживших, а внедрили в их генетический код свою заразу. А если бы «Таласа Прайм» не обрушила мощь своих орудий на их корабль, зараженные тау вернулись на борт, а затем и на родные миры… порождая отвратительных гибридов. Гибридов, которые множатся со страшной скоростью, и в какой-то момент поднимают восстание, погружающее в кровавый хаос целый мир.

- Да он просто ебаный псих… - прошептал дознаватель.

- Еще какой, - ухмыльнулся Тор. – И, клянусь троном, я заставлю его поплатиться за безумие.

- Если подумать… разве его действия, кем бы он ни был, не играли на руку Империуму? Нейтрализовать одну ксеноугрозу с помощью другой – это ли не истинное мастерство?

- Я бы согласился с тобой… если бы речь не шла о Великом Пожирателе. Я скорее предпочту пожать лапу орку, чем пытаться использовать тиранидов, а ты знаешь, как я ненавижу орков.

- Почему, сэр?

- Потому что перед тем как задействовать какое-либо оружие, ты должен сначала ответить себе на вопрос: «А как я потом это выключу?», - неожиданно стальным голосом ответил инквизитор, после чего обратился уже ко всей своей свите. – И так, на этом все. Я позволил каждому из вас услышать этот разговор, чтобы вы сделали для себя выводы и понимали, с чем нам предстоит столкнуться. Сейчас все свободны, мы войдем в Имматериум примерно через шесть часов.

Покинув личную каюту Тора, Герман окинул взглядом остальных. С точки зрения его наставника, реальную ценность имел только он – не просто аколит, но дознаватель, кандидат на получение инсигнии. Но для него самого эти люди были командой, плечом к плечу с которыми он сталкивался с бесчисленными ужасами, таящимися во мраке космоса. Он был их негласным командиром, первым среди равных. В большинстве из них Герман был уверен, как в себе самом. Но не во всех.

- Вертер, какой вывод ты сделал из услышанного?

Глаз Железки не было видно за визором прицельной системы, а нижнюю часть лица закрывала маска, являющаяся частью его образа по легенде. Герман лишь ощущал нестабильное мерцание души, сомнения.

- Вывод? – переспросил Вертер. – Вывод такой, что скоро придется стрелять в людей, которые твердо верят в свою правоту. Право, худшие противники на свете.

«Плохой вывод, - подумал Герман. – Потому что слишком правильный».

ПРИМЕЧАНИЕ:

(1) – весьма крупная киса с густым мехом, обладающая способностями психического симбионта. Любимый питомец большинства эльдар и обеспеченных людей-псайкеров.

Глава 9

- Ненавижу. Сраный. Варп, - прохрипел Вертер.

Развить эту глубокую мысль он не успел, потому что новый приступ рвоты заставил его согнуться над дырой гальюна. Прошло восемь часов с того момента, как фрегат «Таласа Прайм» вошел в Имматериум. И все было вполне терпимо, пока на борту не погас свет, и не объявили отбой.

Ночное время Вертер ненавидел с момента своего вступления в инквизиторский отряд. В тесной, около шести квадратных метров, каюте не на что было отвлечься, и в голову снова начинали лезть самые поганые мысли. О доме, который навсегда утрачен, о людях, которые четыреста веков как мертвы. О том, с чем еще предстоит столкнуться в будущем. Кошмары Галактики, которыми его пытался стращать Джей, Вертера не пугали – на то они и кошмары, чтобы быть чужеродным, абсолютным злом, с которым можно и должно бороться. Нет, дьявол крылся в малоприметных деталях.

Например в том, из чего делались рационы, которыми питалась и инквизиторская свита, и вся остальная команда. На военном корабле, понятное дело, с деликатесами была напряженка, и Вертер был морально готов к унылому однообразному меню, к сублимированным продуктам и консервам многолетней выдержки. Однако мог ли он предположить, что придется есть батончики из "трупной муки"? Остальные члены отряда, похоже, по таким пустякам не терзались, и даже принялись удивленно спрашивать, чего это он так позеленел, всего лишь услышав состав своего обеда. К счастью, из-за небольшого процента живой плоти, обычной пищи Вертеру требовалось немного, и свое внимание за трапезой он посвящал только протеино-аминокислотной пасте. Ее происхождение тоже оставляло желать лучшего но, по крайней мере, она подвергалась достаточно глубокой обработке, чтобы насыщать и при этом иметь вполне терпимый вкус.

А еще был воздух, отличный по составу от привычного. Он годился для дыхания, но организм четко давал понять, что этот вариант азотно-кислородной смеси ему не нравится. Были запахи, трудноуловимые, но нервирующие своей непривычностью. Были приступы клаустрофобии от узких коридоров и крохотной каюты, отступавшие, впрочем, при тренировках в гимназиуме. Бледный свет ламп имел непривычный спектр и утомлял глаза, из-за чего Вертер все реже снимал свой визор. Странный акцент всех, с кем он общался, резал уши.

«Кажется… все».

Он подошел к устройству, заменяющему кран и раковину. Под тоненькой струйкой воды смочил ладони, освежил лицо и прополоскал рот. Протер рукавом мутное металлическое зеркало и посмотрел в глаза отражению.

- Теперь здесь твой дом, - прошептал он одними губами. – Вот эта мерзкая дыра. Ничего лучше просто нет. И тебя прежнего тоже нет.

Знакомый себе Владислав Вертер, этнический русский с гражданством Великой Польши, родившийся в Варшаве, в 2172-м году григорианского календаря, перестал существовать. Вместо него, на страницах расписанной дерганным почерком Германа Ларико легенды, родился кто-то незнакомый, с тем же именем и лицом – но совсем, совсем другой.

Владислав Вертер был уроженцем человеческого мира, находящегося слишком далеко от света психического маяка Астрономикона, по этой причине до сих пор не попавшего под власть Империума. Этот мир за десятки тысяч лет прошел через многочисленные подъемы и падения, утратив почти все из древних технологий, но развив собственные – не впечатляющие в сравнении с тем, что имелось в пангалактическом государстве людей, но достаточные, чтобы создавать аугментические тела и делать робкие шаги в космос. Именно эти попытки привлекли внимание ксенорасы эльдар, которые за одну ночь чудовищной резни истребили или увели в рабство все население мира, а саму планету аннигилировали каким-то жутким оружием. Именно из плена Владислава Вертера, единственного выжившего, и освободил Акин Тор. За это он, следуя кодексу чести своей, пусть и погибшей, планеты, поклялся инквизитору в вечной верности и дал обет посвятить всю свою жизнь истреблению ксеносов. Еще Владислав Вертер изначально не знал по культ Бога-Императора и Имперское Кредо, но потом обо всем узнал, и с готовностью принял новую веру, в которой проявлял пыл истинного неофита, и делая ошибки, типичные для неофита. Чего нельзя было сказать о культе Механикус, ведь сама идея поклонения машинам вызвала у него недоумение.

Надо было отдать Герману должное, он ухитрился выстроить достаточно комфортные условия легенды, подстроиться под которые оказалось весьма легко. Неофит в вере? Элементарно. Текст Имперского Кредо Вертер выучил назубок за долгие часы в архивариуме, все требуемые молитвы тоже запомнил в первую же неделю.

«Кстати про молитвы… если с литаниями оружие стреляет лучше, может и от тошноты поможет? Как там ее…».

Он сложил на груди руки в знак аквилы, и неуверенно начал: